Элеонора Мандалян - Принцесса тьмы
Подвал ответил недобрым молчанием. Всем стало как-то неуютно и каждому захотелось домой - в свою тихую, защищенную квартиру.
- Что за ерунда... - пробормотал режиссер, отступая назад, к толпящейся в смятении труппе.
Обыскивать обширные, многоярусные подвалы, заставленные нужными и ненужными приспособлениями, было делом гиблым и небезопасным. Особенно если верить Марье Семеновне, что в театр проникла целая банда злоумышленников. И, чтобы как-то скрыть малодушие, не признаться в нем ни себе, ни тем более собственной труппе, режиссер подозвал администратора:
- Вы позвонили в милицию, голубчик?
- Разумеется. С минуты на минуту прибудут.
- Вот они пусть и разбираются. Тут нужны квалифицированные специалисты, а не такие как мы дилетанты. Мы им можем только улики затоптать.
Его замечание сразу всех устроило, тем более что собственного режиссера положено слушаться. И незадачливые следопыты, тревожно озираясь по сторонам, поспешили убраться восвояси.
Отступая последним, Степа снял с гвоздя всеми забытую улику и, повертев ее в руках, сунул себе в карман.
- Эй, парень! - окликнул его осветитель. - Ты-то, надеюсь, никуда не спешишь?
- Не-а. А что?
- Да скинуться бы надо на пузырь. В таком деле, брат, сам понимаешь, без поллитра не разобраться.
- Уволь, Трофимыч. Я пасс.- Степа виновато опустил лохматую голову.
- Увиливаешь, - обидился Трофимыч. - Компанию портишь. Начальству перечишь.
- Мне бабки на другое нужны.
- Это на что же? Уж не жениться ли собрался? А может за кордон драпануть?
- Лосины задумал купить. Лайковые, - нехотя признался Степа.
- Балда! Да тебе на них ни в жисть не скопить. Не по себе дерево рубишь.
- Ну это мы еще поглядим. - Глаза Степана полыхнули зеленым пламенем и затаились, как в пещере, в тени длинных ресниц.
Засунув руки в карманы потрепанных джинс, он, не прощаясь, направился к выходу. Пальцы правой руки погрузились в мягкое тепло шерстяного лоскутка.
“Небось таких никчемных, как я или Трофимыч, не украдут, - подумалось Степану. - Никому и в голову не придет сказать: Лучший осветитель Москвы и Московской области. Такое всей своей жизнью заслужить нужно. Да и то не у всякого и получится.
ГЛАВА 5
Светлана отказывалась принять случившееся. Возможно ли? Два человека, с которыми она еще днем болтала и шутила, вдруг ни с того, ни с сего оказываются холодными, бездыханными трупами! И один из этих двух - ее родной, любимый дядя... Нет, она не плакала. Ее глаза были сухи и горячи. Горячи от жжения. Распахнув ресницы, она лишь изумленно смотрела на отца. Или сквозь него. И это немое оцепенение пугало Вадима больше, чем если бы она кричала и плакала навзрыд. Он искал и не находил нужных слов, чтобы утешить ее. Не находил, в первую очередь, потому, что острое предчувствие, возникнув внезапно, не покидало его: Вот оно, началось!
И все же именно ему надлежало взять себя в руки. Ноша, которую он добровольно взвалил на свои плечи, исключала малейшее проявление слабости с его стороны. Календарные странички осыпались с быстротой и неотвратимостью осенней листвы, ни на минуту не позволяя забыть, что колесо истории катит их к краю пропасти. Каждую ночь в своих навязчивых кошмарах он созерцал дно этой пропасти.
Чтобы не оставлять Светлану одну, Вадим старался почаще брать ее с собой. Дочь не могла понять, куда и зачем отец так настойчиво ходит, чего добивается. Сопровождать его было еще большей пыткой, чем оставаться одной дома. На улице она то и дело оглядывалась, нервничала. Ей постоянно мерещилось, что за нею следят, что и она должна умереть так же внезапно и необъяснимо, как это случилось с Андреем и Стасом.
- Да успокойся ты, Светик-Светлячок! - тщетно увещевал Вадим. - Выкинь глупости из головы. При чем же тут ты?
- Не знаю, папа. Но мне страшно. Я спиной чувствую на себе чей-то пристальный, враждебный взгляд. У меня от него мурашки бегают.
- Ну тогда тебе, наверное, лучше несколько дней побыть дома. А я постараюсь не задерживаться.
- Ой, нет! Дома еще хуже! - запротестовала Светлана. Но, видя как помрачнело лицо отца, поспешила смириться: - Не обращай на меня внимания, папка, занимайся своими делами. Мне действительно лучше побыть дома... Но ты ведь не долго, правда?
Оставшись одна, Светлана бесцельно слонялась по комнатам и не могла заставить себя хоть чем-нибудь заняться. Чем больше думала она о двух смертях, тем очевиднее становилась для нее их некая таинственная связь с произошедшим в тоннеле. Они увидели кого-то, кого видеть им не полагалось. Но ведь и она была там! Она первая увидела это! А значит... Неприятная дрожь прошла по телу - озноб, возникший в костях. Такого противного, леденящего тело и душу, холода она еще никогда не испытывала.
Светлане безумно хотелось поделиться случившимся с отцом, но нарушить обещание, данное Андрею, особенно теперь, когда его уже нет в живых, она не могла. Ее захлопнули как шкатулку. Заперли на ключ снаружи, а ключ унесли в другой мир. В шкатулке нет окон. В ней душно, тревожно и одиноко.
А что если для конспирации изменить внешность? - возникла малодушная мысль. Светлана подошла к зеркалу, пытаясь взглянуть на себя как бы со стороны. Темно золотистые крупные локоны лежали на, совсем еще по-детски, хрупких плечах. Мальчишеская фигура, будто и не ей пошел шестнадцатый год. Зрачки такие огромные, что сливаются с темно-синей радужкой в один бездонный колодец. Пухлый рот приоткрыт буквой “О”, и даже нос почему-то кажется вопросительным знаком. Лицо бескровное. Не лицо, а черно-белая гравюра под названием “Страх”.
- Ну на кого ты похожа? - разозлилась на свое отражение Света. И, подхватив первую попавшуюся книгу, поспешила вон из квартиры.
Она спустилась во двор. Было около семи часов вечера, но солнце и не собиралось покидать небосвод. На детской площадке еще играли дети. Поодаль, на лавочке судачили старушки. Где-то под крышей громко и настойчимо ворковал голубь. Развалясь на боку, жмурилась на солнце тигроподобная рыжая кошка. Толстый веснушчатый парень выгуливал такого же толстого пятнистого боксера. Завидев их, кошка с шипением вскочила и в мгновение ока взлетела на ствол липы. Кругом были люди - обычная, каждодневная, будничная жизнь. Никто из окружающих, преимущественно детей и старушек, не мог вызвать у Светланы подозрений. Под нежными касаниями ветерка листва над головой что-то тихонько нашептывала, успокаивая, баюкая.
Светлана сидела на скамейке с нераскрытой книгой на коленях, бездумно глядя в выгоревшее на солнце летнее небо, изливавшее на нее целебный покой.
“До чего ж хорошо жить на свете! Просто быть и все, - невольно подумалось ей. - Просто видеть Солнце, засыпать и просыпаться вместе с ним. Улыбаться, когда небо сияет и хмуриться если хмурится оно. Вслушиваться в говор листвы, журчанье ручья, голоса людей. Сколько удивительного, волнующего во всей этой кажущейся обыденности.”
