Елена Павлова - Золотой Лис
— Выпейте это, райя, выпейте! — уговаривала Рола. Лиса рыдала ей в колени и, похоже, ничего не слышала. Рола примеривалась и так и сяк — ничего не выходило. Мужичонка вдруг подскочил, ухватил Лису за плечи, чтобы приподнять… Лису подбросило от этого прикосновения, выгнуло назад, рот открылся в немом крике, она задохнулась, правая рука бессознательно метнулась к левому плечу, захватила мизинец чужой руки, повела на излом — но не успела. Рола воспользовалась моментом: вылила Лисе в открытый рот всё, что было в кружке. Лиса непроизвольно сглотнула, вытаращила глаза, схватилась за горло и некоторое время судорожно хватала ртом воздух. Рола подозрительно посмотрела на неё… потом понюхала кружку…
— Идиот! — заорала она и треснула кружкой мужичонку по голове. Тот ойкнул, выпустил плечи Лисы и проворно отскочил. — Дубина стоеросовая! Я тебе что сказала принести-то? — и она треснула его кружкой по коленке.
— Ай! — заорал он, скача на одной ноге. — Что ж вы дерётесь?
— Я тебе сказала воды райе принести-то! А не коньяка столетнего! Урод убогий! Пьяница! — другой коленке тоже досталось.
Лиса изумлённо смотрела на развоевавшуюся Ролу и вдруг начала хохотать, откинувшись на перила — так же неудержимо, как до этого плакала.
— Рола! Рола! — еле выговорила она сквозь смех. — Пожалей райна Горта, он как лучше хотел!
— Знаю я, чего он хотел-то! Выпить он нашармачка хотел-то! — говорила Рола, деловито охотясь с кружкой за пальцами райна Горта, торчащими из сандалий. Райн ойкал и подскакивал, спасая конечности: чтобы удрать, нужно было открыть дверь у себя за спиной, а времени на это Рола не давала. — Там, поди, все кувшины-то пустые уж, пока мы с вами здесь сидим-то!
— Райна не жалко — кружку пожалей! — ещё сильней закатилась Лиса. — Треснет ведь!
Рола остановила карающую длань на замахе, задумалась, потом озабоченно принялась разглядывать ценное имущество со всех сторон на предмет полученных повреждений. Райн Горт воспользовался передышкой в экзекуции, приоткрыл дверь у себя за спиной, юркнул в корчму и загудел через щёлку обиженно:
— Вот вы злая какая женщина, райя Рола! Кружку вам жалко, а живого человека не жалко! Разве ж можно так! И деньги мы, между прочим, очень даже на стойку положили! Как же можно райю Мелиссу обворовывать? Она к нам завсегда с понятием — мы ж не звери дикие, чтобы своим людям пакостить!
— Кружка-то — она денег стоит, — наставительно сказала Рола. — А ты-то ничего не стоишь. Потому как не человек ты и не зверь, а пьяница! — райн обиженно засопел и закрыл дверь. Рола удовлетворилась осмотром орудия производства синяков, поставила кружку на ступеньку и испытующе уставилась на Лису. Та уже почти успокоилась, вытирая передником лицо и периодически хихикая. — Вы плакать-то больше не будете? Нельзя ж так плакать-то, райя! И я-то напугалась, как вы плакали, а уж девочки-то расстроились бы!
— Не буду я плакать, Рола, — вздохнула Лиса. — Просто неожиданно очень — вот нервы и не выдержали. Я же их восемь лет назад похоронила, Рола, — она трубно высморкалась в передник. — Ну вот, теперь ещё и пьяная буду, — пожаловалась она переднику. — Я такая дура, Рола! Я же всего один запрос послала — и всё! — развела она руками. — А он чуть не умер, представляешь? Вот тот, который последний, с головой…
— О-о! А от чего же? — подалась Рола вперёд.
— От любви! — сокрушенно покивала Лиса. Её развозило на глазах — зрелище уникальное.
— Ох, райя, как же это? — хлюпнула носом Рола, всей душой сочувствуя такой силе чувств незнакомого райна.
— Он эльф, Рола. А Птичка — его Избранница. Он думал, что она погибла — и погас. И чуть не умер! А всё из-за меня!
— Да как такое быть-то может, райя! Птичка-то девочка же совсем же! Они ж вместе с Зинкой с моей школу-то кончали!
— Ох, Рола! Ты посмотри на неё повнимательней! Зина твоя на две головы за восемь лет выросла, а моя? Окрепла — да, но не выросла ведь! Она тоже эльф, Рола. Ей сто с лишним лет, Рола. Она память потеряла, и дочь она мне по Утверждению, а не по крови! Они любили друг друга… — Лиса закусила губу, сказала лицом "Вот". У Ролы лицо было на букву "О" — круглые глаза и круглый рот.
— А она-то? Она-то помнит его, райя?
— Да в том-то и дело, что нет, — вздохнула Лиса.
— О-ой, райя! Что ж теперь будет-то? А если она теперь… и не полюбит его? Тогда-то это тогда, а теперь-то это теперь!
— Вот и я про это думаю, — опять вздохнула Лиса. — Да ладно, там видно будет. Вот придут через три дня — и увидим. Беги домой, Рола, поздно уже. Смотри, муж приревнует!
— А вы плакать-то не будете больше? — нахмурилась Рола. Лиса убедительно замотала головой, выпятив губы трубочкой. — Ну, ладно тогда, — улыбнулась Рола. — Доброй ночи, райя! — она подхватила сумку, поднялась, шагнула с крыльца… Кружка, забытая на ступеньке, описала красивую дугу в воздухе и с весёлым звоном разбилась вдребезги о камни мостовой. Лиса захохотала, как ненормальная. Рола растерянно переводила взгляд с Лисы на осколки и обратно, потом тоже прыснула, прикрываясь рукой, и побежала через улицу к своему дому.
Лиса проржалась, посмотрела на изгвазданный передник, сказала "Тьфу!", содрала его, скомкала вместе с перчатками и косынкой и ушла в корчму. Улица опустела, только и остались летнему вечеру разбитая кружка у крыльца да следы Зверей в пыли на обочине.
— Райнэ! Кому налить? Чего налить? Сколько налить? — Лиса небрежно шваркнула грязный кутуль в угол. Райнэ смущённо переглядывались и мялись. За восемь лет райю Мелиссу никто и никогда не видел пьяной, и, кроме того — без платка! Даже спорили меж собой — какого цвета у неё могут быть волосы. А вот на тебе — можно продолжать спорить дальше: полголовы белые, полголовы рыжие. И какие настоящие? Да и потрясений за вечер хватило — Рука, Звери. Нет, ходили, конечно слухи — вдова, мол, бойца, мол. Но одно дело слухи, а своими глазами убедиться, что райя Мелисса с бойцами Руки накоротке — это ж совсем другое дело!
— Мы, райя Мелисса, наверно пойдём уже…
— Да? — удивилась Лиса. — Н-ну… как хотите, конечно… Просто стараниями райна Горта я теперь пьяная, а с учётом воскрешения покойников — ещё и добрая! Я их… хи-хи… восемь лет! Восемь лет по ним ревела! Как ду-ура! А они… — потрясла она ладонью. — Живы они, представляете? Вот живы, бл-лин, вот так вот! — она от души саданула кулаком по спинке стула, ойкнула, затрясла рукой. — Так что угощаю! Халява! Но-о, конечно, не хотите — не надо! — райнэ переглянулись. К райе Мелиссе все они относились очень хорошо: у неё в корчме не разбавляли напитки и не обсчитывали, даже если клиент был пьян в лоск. Как она ревела на крыльце, все слышали, и не настолько они были пьяны, чтобы не чувствовать в её бесшабашности глубоко загнанную, но не прошедшую до конца истерику. Райн староста, женатик с солидным стажем, всегда считал, что нехорошо оставлять женщину одну в таком состоянии, и руководствовался именно этими соображениями, когда сказал:
