Наталия Ипатова - Сказки зимнего перекрестка
3. НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!
Возбуждение, пронизывавшее каждый нерв, и утренний мороз, заявивший о себе, стоило подняться бледному сентябрьскому солнышку, не позволили Агнес отсыпаться долго. Она открыла глаза, села, представила, как выглядит вся сцена с точки зрения норм нравственности и общественного мнения, и тишком отползла в сторонку, не поднимаясь на ноги, и без того исколотые жесткой бурой травой.
Она все еще нуждалась в его помощи. Сейчас, когда немедленная гибель ей не грозила, вновь напомнили о себе иные потребности. Например, в куске мыла и ломте хлеба. Желудок прямо-таки сводило от голода. Кожу стянула застывшая корка грязи. Когда Агнес, морщась, таки приняла более или менее вертикальное положение и сделала пару шагов, чтобы оглядеться и поискать воду, годную для мытья, ее нижняя юбка загромыхала как жестяная. Может, от этого звука, а может — почувствовав на себе пристальный взгляд, ее спаситель открыл глаза. Несколько секунд он еще лежал неподвижно, виском на камне, глядя остановившимися глазами не то вдаль, сквозь Агнес, не то внутрь себя, будто какие-то бесформенные, но значительные тени колыхались перед его взором, и Агнес заблудилась и затерялась меж ними. Потом он встряхнул головой, оперся ладонями о землю и с усилием сел. Ей показалось, будто он сейчас спросит, кто она такая, откуда взялась и что здесь делает. Однако услышала совсем другое.
— Вы, наверное, голодны? — спросил он с ноткой, какую она смогла расценить лишь как застенчивость. — И хотите умыться?
— Второе больше, чем первое, — смущенно улыбнулась она. — Но это, наверное, пока невозможно?
Он осмотрелся с некоторой растерянностью, будто был не совсем уверен в окружающем их ландшафте и в том, что в ближайшие пять минут тот останется неизменным.
— Вон там, — он махнул рукой, указывая направление, — есть ложбинка. Дно ее заросло кустами, и там всегда есть сколько-то дождевой воды. Она, конечно, холодная, а у меня нет даже котелка, чтобы ее согреть…
Он криво улыбнулся на ее недоверчивый взгляд.
— Вы не должны бояться меня, мадемуазель. Я подожду здесь и ничем не оскорблю вас.
Что ж. Уговаривать ее не пришлось. Агнес спустилась в ложбинку, затянутую пеленой жмущегося к земле тумана, и торопливо вымылась, поминутно озираясь и постанывая от студености воды. Сказать, что она стала чистой, было бы слишком много, но она сделала все, на что у нее хватило духу, и даже выполоскала нижнюю юбку, впервые в жизни исполнясь искреннего сочувствия к прачкам, коим приходилось заботиться о кондиционности ее белья круглый год по всякой погоде.
По крайней мере из зарослей на просвистываемую игривым ветерком пустошь выбралась розовая девушка, а не покрытое ржаво-бурой болотной тиной страшилище, отдаленно напоминающее не в меру раздавшегося швопса. И хотя никуда не делись прочие мелкие неприятности вроде острого чувства голода, колючей сухой травы, мокрой юбки, липнущей к горящим от ледяной воды ногам, она вновь чувствовала себя человеком. Там, под этой засохшей, едва ли не гремевшей броней грязи, задыхалось ее достоинство.
Возвратившись к своему спасителю, она обнаружила его сидящим на земле, уткнувши подбородок в острые колени, по-детски обвитые длинными руками. Худые плечи торчали как-то жалобно, и он посмотрел на нее снизу вверх со странным измученным и отчаявшимся выражением, как будто, смертельно устав, в снежном поле замерзал в одиночку. Умирающим в страшных муках он не выглядел, однако что-то в его взгляде и позе показалось ей очень болезненным, и мягкосердечная Агнес не смогла не откликнуться на эту безмолвную мольбу о помощи, как сам он не мог не побежать на вопль тонущей лошади.
— Я — дочь герцога д’Орбуа, — сказала она, опускаясь рядом наземь и укутывая ступни юбкой. — Поверьте, благодарность моего отца не ограничится словами.
Она осеклась, почувствовав, что до герцога д’Орбуа сейчас — как до луны.
— Ах, — прошептал ее рыцарь, столь могущественный и безупречный в час беды, — какая разница, какого герцога вы дочь? Никто не должен тонуть в болоте. У меня есть с собой немного хлеба. Не побрезгуете?
— Нет, — сказала Агнес, — но… Ведь это — все, чем сами вы должны были поужинать?
— Мне не привыкать. Пожалуйста, ешьте. Не будете возражать, если я ненадолго покину вас? Видите ли, мне тоже хотелось бы принять человеческий облик.
Агнес энергично кивнула и впилась крепкими зубами в черствую горбушку. Теперь, когда по какой-то неведомой причине спутник ее так безнадежно пал духом, в самой ней вскипала здоровая бодрость. Сейчас, когда он вернется, она попросит его отвести ее в ближайшую деревню, а там уж общинные старосты позаботятся доставить ее в отцовский замок с комфортом. За нею станет лишь проследить, чтобы благодарность герцога попала по адресу. В качестве доказательства того, что пережитые ею ночные опасности были вовсе не шуточными, Агнес увязала в платочек дохлого швопса, которого во время мытья обнаружила мертвой хваткой вцепившимся в краешек юбки. Помимо очевидных прочих достоинств, тварь эта годилась на то, чтобы до икоты запугать сестер. Впредь неповадно будет бросать ее одну в дремучем лесу.
Горбушка оказалась невелика, Агнес уверенно расправлялась с нею, то и дело смахивая с лица падающие пряди и от нечего делать озираясь вокруг.
То есть туда, откуда они пришли, в сторону клубящегося вдоль кромки болот дремучего леса она и смотреть не могла. Слишком уж не по себе становилось от тех воспоминаний. Скрестив под собою ноги и таким образом согревая их, Агнес смотрела вперед, вправо и влево, на серо-коричневую пустошь, поросшую по-осеннему окрашенным вереском, на паутинку каменистых тропинок, на скальные выступы тут и там, на курчавые спины овец, бродивших неподалеку, словно недоумевающие, позабытые ветром облака. Впечатление было такое, будто она водрузилась на самую высокую точку местности, равнина от нее только понижалась, так далеко и четко было видно вокруг. А что не видно, то терялось в дымке утреннего тумана. Земля казалась выпуклой, как верхушка хлеба, и сидя на горбушке мира, Агнес решила, что мир предстал перед нею похожим на небогатую, опрятно одетую женщину. И во всяком случае, она была уверена, что все теперь кончится хорошо.
Хлеба в самый раз хватило на то недолгое время, пока ее оборванный рыцарь отмывал болотную грязь.
— Наверное, — сказал он, тихонько подходя сзади, — нам стоит как можно скорее отправиться в деревню. Я опасаюсь, что вы можете простудиться.
Она кивнула, обернулась и застыла на месте с рукой, протянутой, чтобы принять помощь, и едва ли не с разинутым ртом, что было вовсе не деликатно.
