Марина Дяченко - Театр и фантастика (сборник)
– Привет, – сказал в темноте Дрозд, и этой реплики не было в пьесе. – Опять вырубили.
– Ничего страшного, – сказал Тимур. – Зажжем свечи.
* * *– У меня озвучку переназначили на вечер, с пяти и до одиннадцати, – сказал Дрозд. – Каждый день, до восемнадцатого включительно… Что будем делать, Тима?
– Ты же понимаешь, – устало сказал Тимур. – Это сделано специально, чтобы сорвать нам репетиции.
Дрозд почесал мочку уха:
– То есть вопрос стоит таким образом: мне бросать работу?
– Как ты думаешь: Кон примет этот спектакль? – спросил Тимур, глядя Дрозду в глаза.
Он был двухметрового роста, Дрозд. Тимур смотрел на него снизу вверх:
– Как ты думаешь, если бы нас не боялись… если бы у нас не было шансов – хоть кто-нибудь почесался бы, чтобы нам помешать?
– Да, Тима, – сказал после паузы Дрозд. – Я понял… Если мне не дадут отпуск на эти две недели – придется увольняться.
– Это твое решение, – сказал Тимур глухо. – Но мне кажется, что ты прав.
* * *«Комедия характеров» в дегтяревской постановке была единственным спектаклем Кона, которого Тимур до сих пор не видел. Это был самый «свежий» спектакль, последняя премьера; в ночную очередь под стены Кона он отправился без содрогания, даже с некоторым удовольствием: Тимур любил эти ночевки, даже зимой, даже в дождь; ночь перед кассой была преддверием радости, началом спектакля, красивым ритуалом, требующим от истого театрала выдержки и смирения.
Сидя на складном стульчике у костра из деревянных ящиков, слушая треп нескольких «чистых» театралов и нескольких театралов-спекулянтов – а эти-то были завсегдатаями ночных очередей под Коном – Тимур снова и снова прогонял перед глазами свой спектакль, мысленно делал замечания актерам и прогонял снова, пока его не толкнули локтем в бок, довольно невежливо:
– Тимка, а ты что здесь делаешь?
Тимур поднял глаза. У костра обнаружился его однокурсник Илюха в камуфляжной куртке и ватных штанах – с оглядкой на холодную ночь.
– За билетами сижу, – сказал Тимур.
Илюха присвистнул:
– Что, за билетами на собственного бати спектакль?
– Это какого бати? – подозрительно спросил ближайший справа театрал-спекулянт. – Дегтярева? Он же Тимьяновой сын, Греты!
– Одно другому не мешает, – хохотнул Илюха.
– Заткнись, – сказал Тимур.
– Ну, прости, – Илюха тут же пошел на попятный. – Прости, если чего не так… Просто странно мне…
– Какой ты странный неухоженный мальчик, – задумчиво сказал театрал-спекулянт. – Имея таких родителей…
Тимур промолчал.
* * *– Категорически запрещается использовать на сцене открытый огонь! Категорически, Тимьянов! Я предупреждала!
– Но ведь света не было, – повторил Тимур, стараясь, чтобы голос звучал доброжелательно. – Мы оплачиваем эту сцену – и хотели бы, чтобы условия…
– Кто позволил вам занимать помещение до часу ночи? У нас уже был подобный разговор, помните, Тимьянов?
На столе перед администраторшей лежала огромная коробка конфет. Но женщина не смотрела на коробку – она смотрела Тимуру в глаза; раздражение ее не было наигранным. Она действительно очень злилась.
После бессонной ночи оставаться невозмутимым было стократ труднее, чем обычно. Тимуру хотелось стукнуть по столу кулаком – так, чтобы проклятая коробка конфет подскочила. Ему хотелось высказать в лицо этой женщине все, что он думает по поводу ее клуба, и руководства этим клубом, и облаченных властью тетушек, обожающих запреты; потом, возможно, будет стыдно, мучительно стыдно, и, что самое главное, спектакль перед самой премьерой окажется на улице…
– Я обещаю, что огня больше не будет, – сказал Тимур кротко. – Я обещаю, что мы будем освобождать сцену не позже двадцати трех ноль-ноль… Я очень прошу вас отпереть подсобку и вернуть нам наши вещи.
И он вытащил из нагрудного кармана и положил поверх коробки свой последний козырь – два билета на Кон. На «Комедию характеров», на сегодня; два билета, пропахшие дымом ночного костра, оплаченные бодрствованием в очереди – и остатками сбережений. (Второй билет он собирался продать перед началом спектакля по «вечерним ценам» – и таким образом хоть как-то залатать дыру в бюджете; призраком явилась – и ушла – мысль пригласить Ирку. Нет, не нужно…)
Он смотрел, как меняется выражение лица администраторши. Как она разглядывает билеты – сперва брезгливо, потом недоуменно, потом с интересом. И как, наконец, решается взять их в руки.
Билеты на Кон – ослепительно-белые, без виньеток и лишних надписей, только дата, ряд и место. И в уголке надпись от руки: «Кон ждет вас».
– Мда, – сказала администраторша задумчиво.
Билеты были в партер. Спекулятивная их стоимость равнялась двум администраторшиным зарплатам. Неудивительно, с такой-то родней, неприязненно подумала администраторша; вслух ничего не сказала, но прочитать эту мысль на желтом нахмуренном лбу не сумел бы только слепой.
– Ладно, Тимьянов, – сказала женщина, выдержав для приличия паузу. – Вот вам ключи от подсобки. Если еще раз увижу на сцене огонь или, упаси Господи, кто-то закурит… Ноги вашей не будет в этом помещении. Так и знайте.
* * *После обеда пошел дождь; Тимур упаковал коробку с фонограммой в полиэтиленовый пакет, листы с партитурой с толстую пластиковую папку, надвинул капюшон на самые брови и пошел к Кону.
Перед служебным ходом никого не было, но Тимур не обольщался. За этой дверью наверняка наблюдают, и все, кому надо, уже через полчаса узнают, что «упрямый мальчишка приперся к Кону со своими шмотками»…
В прихожей Тимур постоял, давая глазам привыкнуть к полумраку, позволяя дождевой воде сбежать с плаща и ботинок и собраться в небольшую лужу на каменном полу. Привыкая к пристальному взгляду. Принуждая себя расслабиться – и не бояться.
– Добрый день. Я принес фонограмму и все, что надо.
Тишина. Легкий сквознячок, подталкивающий к лестнице.
Негнущимися от холода пальцами Тимур расстегнул плащ. Повесил на ближайшую вешалку; взглянул на себя в зеркало, но увидел только темный силуэт с объемистым пакетом под мышкой.
Тщательно вытер ноги о ворсистую тряпку под лестницей. Замешкался, прежде чем ступить на первую ступеньку; тонкий скрип раздался где-то наверху – будто ветер качнул неплотно закрытую дверь.
Повинуясь зову, Тимур двинулся вверх. На втором этаже остановился – в прошлый раз его поманили светом налево, но теперь в темном коридоре не видно было ни искорки. Вместо этого едва слышный скрип раздался сверху; Тимур поднялся на третий этаж и снова остановился в нерешительности. Чужой взгляд пощипывал кожу – казалось, лица и волос то и дело касаются бесплотные крылья. Ощущение не было приятным, Тимур с трудом сдерживался, чтобы не почесаться.
