Сергей Фомичев - Конвой
Поймав на себе скептические взгляды, орк пояснил:
— Никаких суеверий. Все цацки рабочие.
Повозки поставили друг за другом, привязав каждую лошадь к предыдущей телеге так, что можно было править лишь головной. По городским улицам наёмникам предстояло идти пешком.
Глава третья
НАЁМНИКИ
Пока они слушали Турга и грузились, Крещатик ожил. Мостовую заполнили экипажи и подводы. Тротуары, несмотря на мерзкую погоду, превратились в бесконечный придорожный базар. Торговцы повылазили изо всех щелей, подтянулись из предместий крестьяне; почти сразу же появились хозяйки и слуги. Поднялся великий гвалт, запахло пирожками, калёными орешками, сладостями и, к особому огорчению Волошека, жареными колбасками. Брюхо вновь напомнило об упущенных возможностях. Его ворчание походило на последнее предупреждение.
Чтобы отвлечься от манящих запахов, друзья принялись разглядывать вывески. Насчёт одной даже повеселились. «Мука всех сортов» — прочитали они над дубовой дверью. Поскольку ударения на вывеске проставлено не было, Рыжий тут же предположил, что это мазохистский притон, и принялся выдумывать, какие такие услуги предоставляют в скромном заведении клиентам.
К веселью присоединился высокий наёмник по имени Хельмут. Угостив друзей орешками из кулька, он добавил пару шуток по теме. От наёмника пахнуло давно немытым телом, а его лохмотьями побрезговал бы и нищий. Лишь изящная перевязь с мечом отличала Хельмута от бродяги.
Подвернулся удобный случай порасспросить о таинственном Альмагарде. Вопрос уже срывался с языка, но тут ветерок стих, запах сгустился, и, опасаясь за сохранность обоняния, Волошек вовремя отыграл назад.
Брезгливость взяла верх над любопытством.
* * *
Таких поездов на выезде из Киева скопилась прорва. Везли товары из города и продукты в город, везли вино в Киев и пиво из Киева. Везли клетки с голубями для экспресс-почты, везли сено, дерево, строительный камень… Гномы везли уголь и нефть, орки — баранину и конину, эльфы… Эльфы телегами свой товар не возили — камешки, золото, деньги вполне помещались в седельных сумках. Попадались и хоблинские закупщики. Сами хоблины в людские города не совались, слишком свежа ещё была память о страшной войне. Чернокожие их приказчики везли табак, кукурузу, томаты, картофель…
На воротах груз проходил строгий досмотр. Городская стража и мытники не справлялись с наплывом даже с помощью пресловутых демонов. По обе стороны от ворот растянулись огромные очереди.
Купцы и экспедиторы стаями гонялись за чиновниками, потрясая сопроводительными бумагами и убеждая в насущной необходимости срочной доставки товара. Чиновники зло огрызались. Злились они не столько на осаждающих и досаждающих просителей, сколько на тысяцкого, который с недавних пор загорелся борьбой с коррупцией. Не иначе со скуки.
Серьёзность его намерений подтверждала плаха с огромным блестящим топором, поставленная рядом с воротами. Палач лениво прохаживался под помостом, зыркая в сторону таможенной будки. Чиновники нервничали и пропускали грузы в час по чайной ложке.
Волошек приготовился было ждать до вечера, однако Дастин сунул стражникам особую подорожную, и конвой пропустили без досмотра в обход очереди, словно пассажирский дилижанс или курьерскую почту.
— А Тург не даром ест хлеб, — уважительно буркнул тот самый заросший наёмник по имени Андал, что спрашивал про врагов.
За воротами повозки расцепили. Дастин попарно распределил по ним наёмников. Друзьям выпала последняя, та, что с припасами. Весьма кстати из оных раздали по куску холодного мяса — перехватить до ближайшего привала.
— Пока пойдём по тракту, опасности особой нет, — объявил орк. — Можете хоть спать, меняя друг друга. Потом будет не до отдыха. Всё, тронулись!
* * *
Лето чудило, капризничало, впадало в истерику. Тучи налетели полчищем Чингисхана. С ожесточением сабельной рубки мельтешили повсюду молнии. Гроза продолжалась недолго. Избив градом путников, тучи умчались в набег на соседние земли, оставив над дорогой грязное небо.
Поначалу тракт представлял собой непрерывный поток телег, карет, самоходов и дилижансов. Всё это ползло крайне медленно, равняясь на скорость тощих крестьянских лошадок. Иногда движение и вовсе замирало. Над дорогой поднимался гвалт, ругань — тем более бесполезные, что причина затора терялась в бесконечной перспективе тракта.
Наконец-то утолив голод, Волошек теперь откровенно скучал, наблюдая за болтающимися хвостами двух тяжеловозов и монотонно-грязной мостовой под ними. Однообразную дорогу украшали расплющенные серые блинчики — то ёжики выбрали неудачное время перебираться в соседний лес.
Перед нижегородцами, в паре с Хельмутом, ехала молодая девица. Что там между напарниками произошло, Волошек за бочкой не разглядел, но только девушка вдруг соскочила и пошла подле повозки.
На лошадиные хвосты и раздавленных ёжиков он больше не смотрел.
— Что, хороша? — подмигнул Жирмята. Волошек отвёл взгляд.
— Чего ты? — пихнул тот локтем. — Пойди, познакомься.
Ответа не последовало.
— Ну, тогда я сам сбегаю.
Бросив вожжи товарищу, Рыжий догнал девушку и пошёл рядом. Они прошагали вместе всего ничего, перебросились, может быть, парой слов, не больше. Жирмята вернулся.
— Не в настроении, — сообщил он, забирая вожжи обратно. — Да, а зовут её Ксюша.
И часа не проехали, как у друзей появился первый клиент. Монах, которого Дастин оставил при себе в головной повозке, дожидался хвоста на обочине. Смущаясь и ссылаясь на мятежное брюхо, монах попросил добавки.
— Начальник не возражает, — добавил он на всякий случай.
Волошек отрезал полоску мяса, разломил лепёшку и уступил гостю место. Вовсе не из вежливости уступил. Используя случай, он решил расспросить монаха об Альмагарде.
— Вы нездешние? — догадался Роман. — Тогда понятно. Город действительно непростой.
Тщательно пережёвывая пищу, он короткими фразами выложил то, что знал:
— Место это особое. Можно сказать, дыра в мироздании. Причём дыра рукотворная, если только уместно говорить о руках, имея в виду исчадий ада. Имя той дыре — Донровское ущелье. Альмагард — крепость, что запирает его. Долгие годы идёт там сражение с чернильниками. И, по некоторым пророчествам, продолжаться оно будет до скончания века. До самого Судного дня.
— Что за чернильники? — спросил Волошек. — Странное какое прозвище.
— Не знаю. Может быть потому, что любят они свои подвиги в хрониках расписывать. Впрочем, хроник тех никто и не видел, так что всё это не больше чем слухи.
