Танит Ли - Повелитель гроз. Анакир. Белая змея
В рядах местных произошло какое-то одновременное шевеление. Строй внезапно рассыпался, зеебы развернулись и поскакали прочь, снова подняв тучу пыли, прикрывшую их отступление.
Капитан вполголоса выругался.
Орн взглянул на Амнора.
— Очень умно, Советник, очень.
И Амнор позволил себе миг ребячества, ответив на его невысказанную насмешку:
— Определенно слишком умно для вас, лорд принц.
Соблюдая непреложные правила этикета, в Зарар послали гонца. Поэтому Орн скрежетал зубами, когда они проехали под белыми Драконьими вратами и вступили в город, погруженный в глубокую поэтическую скорбь.
Ну, развели нытье, думал он, проезжая мимо женщин, оплакивающих Редона, чью особу они, скорее всего, уже благополучно забыли.
Их хозяин в Зараре, король Тханн Рашек, которого в определенных кругах звали Тханном Лисом, выслал процессию бальзамировщиков умастить и запеленать тело Редона. Многочисленные королевы Рашека, женщины из Зарависса, Кармисса и Корла, и полчища его дочерей носили темно-лиловый траур, а барды распевали баллады о выдуманных подвигах — полномасштабной войны, в которой лорд мог бы снискать или купить себе славу героя, не было со времен самого Рарнаммона. Этот балаган вызывал у Орна неукротимую ярость. Он с ожесточенной поспешностью принялся собирать вместе разобщенные группировки из окружения Редона. За четыре дня его уже начало тошнить от этой помпы, драматизма и нескончаемых бледных лиц, постоянно готовых разразиться театральными рыданиями и поминальными песнями.
Он стремительно повел свой отряд прочь из Зарависса, прикрываясь мертвецом, и покинул ее хрустальные города, окутанные дымками жертвенных курений.
Они вступили на узкую землю Оммоса, везя свой печальный груз в закрытых позолоченных заравийских дрогах. Ашне’е, которую в Зараре держали в экзотическом заточении, точно дикого, но забавного зверька, — вне всякого сомнения, подглядывая за ней в щелочки в занавесях — теперь жила в серой комнате, где не было ни единого окна, являясь мишенью для плевков жителей низеньких лачуг, жмущихся с обеих сторон к дорогам. В сумерках в белокаменной крепости у моря ее смотритель собственноручно убил новорожденное дитя, произведенное на свет всего за несколько часов до их прибытия одной из его тусклоглазых жен. Он сделал это в знак своей скорби, объяснил он им, но все же то была девочка, а не мальчик, поэтому, в особенности для оммосца, потеря была не слишком велика.
Вскоре после этого до Орна донеслись вопли ее матери, воющей где-то в темноте, и по какой-то необъяснимой причине его мысли перескочили на королеву Редона.
Вал-Мала, дорфарианская принцесса из захудалого дома в Куме, возвысилась до положения Великой вдовы Корамвиса благодаря своей красоте и слабости Редона.
Теперь она будет ненавидеть эту девчонку с Равнин.
Орн позволил себе хмурую улыбку при мысли о тех мучениях, которые придумает для нее Вал-Мала. В определенных кварталах имя Вал-Малы уже стало олицетворением жестокости, Ни одной из женщин, осмелившихся перейти ей дорогу в ранние дни ее возвышения, теперь не было видно при дворе. Он вспомнил ее любимого зверька — белого калинкса, дикого кота неимоверной злобности с кисточками на ушах — который более или менее свободно бродил по ее покоям и для всего Корамвиса был символом ее чарующей и изобретательной злобы. Воистину, когда они возвратятся, за Вал-Малой будет небезынтересно понаблюдать.
А вдруг эта шлюха с Равнин действительно понесла? Вдруг внебрачная страсть правителя Виса получит публичное доказательство? Орн со злорадством, которое было не вполне праздным, задумался, станут ли объятия лорда Советника достаточным утешением для королевы.
2
Дорфар, земля драконов, Дорфар, голова дракона, горы — его зубчатый гребень, озеро Иброн — его белый глаз, Корамвис — его мыслящая жемчужина в центре, его сердце-мозг.
Город лежит в предгорьях скал, точно гигантская девственно-белая птица на гнезде из огня. Старый город, надвое разделенный рекой, уходит своими корнями в самые дальние закоулки прошлого; как и Драконьи врата в Зарависсе, он отчасти является воспоминанием, физическим местом, обремененным грузом легенд, древним пепелищем, куда с небес сошли боги Гроз, скрытые в утробах бледных драконов.
В полдень, в первый застианский месяц над его сторожевыми башнями поднялись клубы жирного черного дыма, знака смерти, и Корамвис открыл ворота навстречу своему мертвому королю.
Покои Вал-Малы наполнял тусклый и дымный от многочисленных курильниц свет. Треща, мерцали огоньки свечей, ее фрейлины были одеты во все черное. По щекам девушки, проводившей их внутрь, струились нарисованные серебряные слезы.
Вал-Мала заставила их довольно долго прождать ее — Верховного Советника и Орна, принца Элисаара. Когда Орн начал проявлять признаки нетерпения, девушка бросила на него укоризненный взгляд и прошептала:
— Королева скорбит.
Орн насмешливо фыркнул, но в этот миг появилась сама скорбящая, и он проглотил насмешливые слова, вертевшиеся у него на языке.
Вал-Мала. Ее по-висски темная кожа была тщательно набелена, дорфарианскую смоль волос скрывал парик из гиацинтово-синего шелка. На ней было траурное платье, но его скорбный дух никак не отражался ни на ее лице, ни в калинксовых глазах, хотя они были черны, словно озера в безлунную ночь. Она была много младше своего почившего супруга и никогда его не любила. Даже ее беременность все еще была незаметна. Казалось, она искоренила все следы Редона, и ритуальная фраза «королева скорбит» прозвучала как-то непристойно, точно площадное ругательство, нацарапанное на заборе. И все же ее красота ни на йоту не утратила своей знаменитой пронзительности, своего ошеломляющего очарования, несмотря даже на то, что было в ней что-то неуловимое, выдававшее в ней высококлассную шлюху, какой-то легчайший налет вульгарности и порока.
Она взглянула на Орна, потом отвела глаза.
— Где мой повелитель Редон?
— Едет безо всякого присмотра по закоулкам дворца, поскольку вы, мадам, приказали нам явиться к вам, — прорычал Орн.
— Лучше бы, принц Орн, вы более усердно присматривали за ним, пока он был жив. Возможно, тогда сейчас он был бы среди нас.
— Сразу видно, мадам, как сильно вас потрясла эта утрата.
Его насмешка заставила ее вздрогнуть, точно от удара хлыста, и в ярости сжать унизанные кольцами тонкие пальцы.
— О, я действительно потрясена. Потрясена вашей злобой и бестактностью. Я слышала, вы привезли мне подарок.
