Анна Чарова - Волчонок на псарне (СИ)
Ненадолго я остановилась, наблюдая, как мужчина трудился над женщиной, стоящей на четвереньках.
Нет, это не для меня. Я буду воином, и никто не станет тыкать мне между ног этой красной палкой. Фу! Надо больше упражняться с мастером Тайге, чтоб никто не победил меня. Гадость то какая! Там же дырочка — малюсенькая, а они суют туда… Это. Больно ведь! Поэтому женщины и кричат. Но почему они позволяют? Почему Тайлин позволила? Могла ведь и Молчуна победить!
— Гадостно-то как, — пожаловалась я, когда мы уже ушли, глядя на далекое пламя костров, вдыхая аромат варящегося мяса.
Глаза у Мыша были будто туманом подернуты, и пот катился. Я толкнула его кулаком в живот.
— Ты чего?
Он вздрогнул, потупился.
— Не знаю. Щекотно там… Ну, там, — он показал на своего змея.
— Тьфу ты! — я зашагала в лес. — И ты туда же!
— Оно само, — пожаловался Мыш, догнал меня, я остановилась и сказала:
— Давай поклянемся, что мы никогда не будем делать этого. Ну, того, что они.
— Клянусь, — не раздумывая, ответил Мыш.
— И я клянусь.
Стало спокойней. Хоть Мыш меня понимает!
— Огневки — это плохо, — бормотал Мыш. — Они ж нечисть, как ацхары. Наверное, они с ними дружат. Говорят, что они могут сжечь шатер…
— Не обижай их, и ничего они не сожгут.
Мыш плохо видел в темноте, постоянно спотыкался, громко топал. Так он не только огневок распугает, но и всех жуков, и жаб. Но если ему не показать огневок, никто не поверит, что они есть! Мыш запыхтел сильнее, и мне стало казаться, что он боится леса. Даже смелые воины опасаются ночного леса. Интересно, почему? Он добрый, если с ним дружить, с ним и договориться можно. Хотелось рассказать про это Мышу, но я держала язык за зубами. Если он проболтается, взрослые подумают, что я ведьма, и могут убить, чтоб беду не накликала.
Несправедливо ведь, мужчина может быть шаманом, а женщине нельзя. Почему? Жаль, что я не могу стать мальчиком. Или могу, если найду сильного колдуна и попрошу меня изменить? Надо будет попробовать. Тогда шаман научит меня колдовству и Изначальному языку, который уже никто не помнит. Но говорят, изначальное слово творит чудеса.
Мы отошли так далеко от стойбища, что даже барабаны стихли. По старым листьям съехали с глинистого пригорка на заболоченную поляну, где мертвый дуб растопырил покрученные руки-ветки, как старое чудовище.
Шлепая босыми ногами по воде, мы добрались до замшелой кочки, забрались на нее.
— Они возле дуба были, — прошелестела я. — Луна прям над ним была. Надо ждать.
Мыш охнул и вздохнул. Зря я Мыша притащила, он сильно громкий. Огневки его увидят и не покажутся. Придется лес просить, чтоб позволил Мышу посмотреть. А что если не разрешит?
— Сиди тихо, не двигайся и не бойся, — шепнула я, подула на ладони и положила их на мох, закрыла глаза и попыталась почувствовать лес. Сначала было пусто и холодно, квакала лягушка, ухала ночная птица, в листьях на пригорке шуршала мышь. Потом что-то в голове щелкнуло, и все стихло. Нет, ночные звуки стали как будто внутри меня. Не открывая глаз, я видела, как машет ветвями огромная ель, как ветер перебирает листья осины и гнет молодой камыш. Мыш тоже был частью леса, значит, ему — можно.
Мой дубовый друг не понимал, что я делаю, да я и сама не понимала, только сейчас задумалась. Колдую? Старая Фло рассказывала, что когда колдуют, получаются чудеса. А это разве чудо? Меня просто любит лес. Или у меня такое странное колдовство? Я не могу превратить Прыща в жабу, но могу ли заставить жабу на него напасть? Или собаку?
Мыш тихонько ахнул, и я перестала думать, посмотрела на поляну другими глазами: над деревьями восходила луна, серебрила лужицы болот, где вспыхивали и гасли гнилушки.
— Пойдем отсюда, — пролепетал Мыш. — Демоны танцуют! Что если упыри полезут?
Минуту назад я была уверена, что с нами ничего плохого не случится — лес не позволит, но теперь страх Мыша передался так отчетливо, что затряслись поджилки, но я стиснула зубы, нащупала ладонь друга.
— Не бойся. Стыдно бояться, мы уже большие. Или ты — трус?
— Нет! — Мыш вперился в мертвый дуб, охваченный серебристым сиянием луны.
Его корни вылезали из земли, словно он хотел вытащить их и переползти в другое место, а черное дупло там, где ствол делился на три толстые ветки, напоминало глаз.
— Ждем, — скомандовала я и замерла. — Не двигаемся.
Мыш тоже замер. Откуда-то я знала, что двигаться нельзя — огневки испугаются. Ночь выдалась прохладная, сырая, и вскоре зубы начали выбивать дробь, руки окоченели. Рядом трясся от холода Мыш. То ли падала роса, то ли оседал туман, и его волосы покрылись водяной пылью, наша одежда стала влажной.
Вжавшись в землю, мы сидели долго, так долго, что ногу свела судорога, я закусила губу, но не шелохнулась. Зато Мыш заворочался и шепнул:
— Не могу больше. Ты уверена, что они…
— Тссс! Да.
— Но откуда…
— Молчи! Ой… смотри…
Или мне чудится, что из дупла льется золотистое сияние? Нет, не чудится. Холодея, я перевела взгляд на Мыша, округлившего глаза и разинувшего рот. Поздно отступать, надо досмотреть до конца.
Сияние все усиливалось, словно в дупле разгорался костер. Сердце в груди заходилось, воздух стал горячим и плотным. И вот появились тонкие, как нарисованные, светящиеся ручки, ухватившиеся за край дупла. Показалась каплевидная голова с огромными черными глазами, узкие плечики, и вот огневка, сидит, свесив ножки-палочки. Миг — и она парит, а вокруг нее то ли облако светляков, то ли крылья.
И почему от создания с кошку размером хочется бежать сломя голову?
Мыш не двигался и не дышал. Он врос в кочку и обливался потом, что-то беззвучно шептал — наверное, призывал на помощь Изгнанного Заступника, но я-то знаю, что он если и помогает, то только сильным. Слабаки и лодыри ему неинтересны.
Когда сзади подул ветер — холодный такой, осенний — мы с Мышем повернули головы и остолбенели: над нами висела еще одна огневка, смотрела внимательно глазами-углями. Теперь мне стало видно, что облако за ее спиной — крылья, а не светляки.
Сначала захотелось улыбнуться и помахать рукой, но потом почему-то начало чудиться, что огневка желает нам не добра. И правда ведь, кто сказал, что она — дитя леса? Вон как она таращится, и крылья трепещут…
Пока я разглядывала волшебное создание, боясь шевельнуться, Мыш вскочил и заорал хрипло и отчаянно:
— А-а-а-а-а-а!
Огневка шарахнулась в одну сторону, Мыш — в другую. Не разбирая дороги, он понесся по заболоченной поляне в чащу, куда даже я пока еще не ходила.
Глава 2. Дарий. Хозяйка янтаря
