Неожиданное приобретение Виттории Флорабелио (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна
Виттория радостно расписалась… и только тогда осознала, куда влипла по собственной дурости.
– Я… я забыла прочитать условия, – хрипло выдохнула она.
Белый свернул договор в трубочку и демонстративно сунул во внутренний карман пиджака.
– Совершенно верно, счастье моё, – подтвердил с улыбкой и потрепал Витторию по макушке, как котёнка. – Почитаешь ещё, всему своё время. А сейчас… что подписано пером, то не вымарать и колдовством. Поэтому поднимайся в мой кабинет: там тебя ждёт остывающий кофе и первое задание.
– Но…
– Никаких «но»! – Кончику носа достался чувствительный щелчок. – Дело срочное, подробности договора и потом обсудить можно. Или ты желаешь поспорить со мной, о диковинка?
Зашевелившиеся лисьи хвосты намекали, какой ответ – единственно верный.
– Конечно, нет! Как вы могли подумать!
Чешуйчатая тварь за дверью совершенно отчётливо посмотрела на совершенно растерянную Витторию и ободряюще подмигнула.
По лестнице Белый поднимался занятно: то деловито вышагивал, как высокопоставленный управленец, только на часы не поглядывал для полноты образа, то вдруг забывал, что он человек – и тогда одним длинным невесомым прыжком преодолевал по шесть ступенек сразу. Но в какой-то момент стало ясно, что делает он это не специально, а действительно не может держать себя в руках.
«Белый что… волнуется?» – появилась обескураживающая мысль.
Отпихнуть её в сторону никак не получалось. И теперь Виттория не могла не задуматься о том, что агентство, похоже, действительно находится в отчаянном положении: история с книгой «Багряных сказаний» вовсе не такая уж проходная и забавная, какой её пытаются представить, а предыдущая «коллега» сбежала вовсе не потому, что не сошлась характерами с элегантным, но невыносимым шефом.
– Слишком много думаешь, – ласково заметил Белый, не оборачиваясь, и взлетел на самый верх лестницы. – Ах, что за жестокие времена, когда юные прелестницы вынуждены заниматься анализом ситуации в сжатые сроки, вместо того чтобы порхать, подобно беспечным бабочкам…
– И чья тут вина, по-вашему? – не сдержала возмущения Виттория и опасливо умолкла.
Но санкций не последовало: вольнодумство шеф явно одобрял.
В кабинете он сразу же сдвинул наполовину опустевшие стаканчики к краю и расстелил по столу карту города, а сверху плюхнул папку с фотографиями и пачкой разнокалиберных бумажек.
– Вот. На данный момент это всё, что известно о появлении в Сити и перемещении «Багряных сказаний». Примерно двадцать один день назад в складском районе обнаружили тело мужчины. В весьма-а-а любопытном состоянии, – протянул Белый и очень нехорошо улыбнулся. – Здесь есть фотографии с места убийства. Если любопытство терзает тебя, о дева, а тошнота – нет, то можешь взглянуть, – любезно разрешил он и отложил часть фотографий. – Впрочем, я тебя не неволю. Мне же эти фотографии напомнили о давних, давних временах смуты, когда среди крови и пепла затерялись следы одного моего друга.
В монологе возникла многозначительная пауза. Виттория осторожно дотронулась до красного кружка, которым обведён был район складов, поболтала ногами… Не помогло: Белый по-прежнему молчал, то ли выжидая, то ли размышляя о своём, о чудовищном. И она рефлекторно потянулась к фотографиям, только для того чтоб занять себя чем-то.
…на впечатлительность она не жаловалась никогда, но сейчас к горлу всё равно подкатило.
В просторной светлой комнате, заставленной картонными коробками, лежал труп мужчины. Точнее, части трупа: корпус был разрублен на четыре части двумя ударами крест-накрест; кровь вытекла и запеклась, ошмётки форменного зелёного комбинезона почернели и прилипли к телу. Руки обуглились до локтей – тонкие, хрупкие, как веточки, кости, казалось, вот-вот рассыплются. Глазницы тоже выгорели вглубь, почти до середины черепа, притом брови остались нетронутыми.
Но самым жутким было то, что труп улыбался – так, словно перед смертью парню явилось нечто прекрасное.
Фотограф не поскупился не детали – родинка у рта, оплавившийся браслет от часов вокруг почти истлевшего запястья, хирургически ровные края рассечённой плоти, огрубевшая от крови ткань…
Виттория сглотнула и отвернулась. Сердце колотилось в висках.
– Это… ваш друг сделал? – тихо спросила она.
И загадала про себя: если шеф скажет «да», то она развернётся и уйдёт отсюда, несмотря на договор, симпатию к Летиции и страх перед лисьими хвостами. Флорабелио всегда были разгильдяями, авантюристами и в целом сомнительно законопослушными гражданами, но на стороне зла они не выступали никогда.
Белый откинулся в кресле и внимательно посмотрел на неё, так, словно увидел нечто совершенно неожиданное и довольно любопытное. По спине побежали мурашки, как будто за шиворот брызнули холодной воды.
– Глаза и руки – последствия того, что «Багряных сказаний» коснулся неподготовленный человек, не колдун, – ответил он наконец. – Прискорбно, однако ничего удивительно: дилетанты часто расплачиваются жизнью за приобщение к запретной тайне, о благородная. Что же до остального… О, след от удара этого клинка, эту манеру дарить смерть я узнаю даже спустя тысячу лет. Однако кое-что смущает мой разум: тот друг, о котором я говорил, никогда не обращал свой клинок против смертных.
Виттория рефлекторно опустила голову, занавешивая лицо волосами.
– Но сейчас обратил почему-то.
Белый качнул головой, словно отмахиваясь от упрёка.
– Я потерял его следы в тот момент, когда он отправился к жестокому тирану Востока, тогда владевшему «Багряными сказаниями». Тогда я был… не свободен в своих решениях, и не мог ни удержать своего друга, ни помочь ему. – На его лицо словно набежала тень. – И долго считал его погибшим с честью. И вдруг появляется книга, которая должна была затеряться в веках, а с нею и забытый клинок, и направляет его рука, которую не узнать нельзя. Боюсь, что мой друг сейчас столь же несвободен, как и я был когда-то. И что ты прикажешь мне делать, о великомудрая дева? Только ответь честно.
– Найти его, а там смотреть по обстоятельствам? – рискнула предположить она.
– И мы ищем «Сказания», – кивнул Белый, сплетая пальцы в замок. – Беда в том, времени у нас мало. Открыть эту книгу можно лишь тринадцать раз в году, в неомению – в сумерках, когда впервые после новолуния узкий серебряный серп луны появляется в лучах закатного солнца. Может, парой дней раньше или позже книга тоже откликнется, если колдун силён… А неомения уже послезавтра. Если нынешний владелец книги сумеет справиться с нею, то в Сити появится человек, обладающий оружием, которому нет равных по силе. Даже мне будет почти невозможно справиться с ним. Если же нет… Мой друг вырвется на свободу. И я боюсь, что разум его будет не совсем ясным.
Виттория крепко задумалась.
Во-первых, Белый хоть и не лгал, но явно что-то утаивал. Возможно, нечто весьма существенное. Во-вторых, перспективы в целом вырисовывались неутешительные: даже если бы самого худшего не произошло, и чокнутый древний монстр не вырвался бы из заточения, огромная сила бы оказалась сосредоточена в руках не самого порядочного человека. Ведь разве стал бы порядочный натравливать вооружённое чудовище на уже порядком искалеченного простого смертного?
Виттории стало неуютно. Как-никак, она чувствовала некоторую ответственность перед именитым предком за судьбу города.
– Ладно… И как же нам найти этого потенциального владельца?
Белый и Летиция обменялись выразительными взглядами: «А я же говорила!» – «Ты никогда не ошибаешься в людях, о прекрасная».
Ну, или что-то в том же роде.
– Каждый будет искать в меру своих возможностей, – ответил великолепный шеф. – Колдовские умения передаются в роду от старших к младшим, реже – от мастера к ученику, не связанному с ним по крови. Мои методы хороши, но здесь они не подходят: «Сказания» ведь родом с востока. Там моё колдовство было известно многим – значит, были и способы спрятаться от него. Рано или поздно я доберусь до книги, разумеется, но время, о, скупое время… Словом, чем больше глаз ищет «Сказания», тем лучше. К уже озвученному я могу добавить немного. Погибший работал на складе, как поговаривают, частенько подворовывал, вскрывая коробки. В то помещение, где он встретил смерть, свезли в том числе вещи из одной антикварной лавки, чей владелец умер, а неразумные наследники посчитали помещение в центре Сити более ценным приобретением, нежели всякий старый хлам.
