ПВТ. Лут (СИ) - Ульяничева Евгения
***
Отчего было не попробовать?
Медяна, привычно шипя, что «отец убьет-закопает», шла на риск вместе с ним. Вошло в привычку, в отличку, парню этому она доверяла.
Морока сняли с лежака глухой ночью, в самую прекрасную для приключений пору.
— Я возьму Метелицу.
— Ага. Только иди как можно дальше. Он не должен отвлекаться.
— Не учи ученую, — фыркнула девушка, тишком седлая молочную, с гадким норовом и гладкой шкурой, молоденькую оларшу, — увидимся у Трех Сестриц. Привет!
Выпь вскинул ладонь, прощаясь. Морок вертелся на привязи, нервно плескал крыльями, скалил отменные лунные зубы. У пастуха предвкушающе-приятно ныло в груди. Диких он любил. Не власть, не силу свою над ними выказывать, нет. Любил работать вместе, чувствовать, как рождается между ними то самое чувство уважения, взаимной симпатии, что отлично срабатывало всадника и летуна.
Без страха приблизился, счастливо избег удара колохвостом и прыжком оказался на спине. Взмахом ножа обрезал повод, шепнул замершему в недоумении зверю:
— Покатаемся?
И — вцепился, когда олар могучим рывком нырнул в небо.
Каждый раз, обкатывая нового непокорного, он вспоминал белую дорогу Плата и их дикую скачку. Морок был не глупым, однако его молодость и сила, жадность к свободе, делали его крайне тугим для общения с людьми. И взяли его грубо, на крючья, выдернув из свободного плавания в тесный мирок под зонтегом.
Кому такое понравилось бы?
Выпь предстояло показать — доказать! — зверю, что не все так плохо.
Чувство тяжести на спине сводило олара с ума. От всадников он избавлялся, как от налипших паразитов — крутился, закидывался в петли, протискивался между деревьями, нырял в водоемы. Срабатывало всегда, люди, даже терзающие его шкуру колючими приспособами, отваливались, и ненадолго он был совершенно счастлив и счастливо свободен.
Этот был другим и даже пах иначе.
Но, главное, по-другому звучал.
Не орал толсто, не пищал тонко, а будто бы пел так, словно они родились в одном месте и плавали в одной стае. Морок поневоле вслушивался, разрываясь от чувства противоречия — двуногий оларом быть не мог, но двуногий не мог разговаривать, как олар.
В конце концов, воздушный змей позволил — любопытства ради — вести себя странному человеку. Тот не подвел и ни разу не обидел грубым словом или болезненным жестом. Провел над гладкой водой, позволил брюхом вверх почесаться о звезды, даже не испугался, когда Морок нырнул в черную чащу, лишь вжался плотнее, распластываясь на спине. Олар, непонятно с чего возгордившийся, пронес его бережно, словно беспомощного детеныша.
И, уже когда шли низко, вполне в согласии друг с другом, не удержался и сшалил — коротко встряхнулся, собирая складками шкуру и скидывая человека вниз, на мохнатую крышу дома.
Всадник послушно сверзился, да так удачно, что скрылся в облаке древесной пыли и листьев внутри жилища. Не ожидавший такого успеха олар виновато стегнул хвостом.
***
Выпь поднялся на ноги, еще изрядно ошеломленный падением. Благо, лететь было невысоко, а приземляться особо не больно, но вот дыру в крыше он кому-то обеспечил.
Держась за голову, настороженно огляделся. Запах вокруг стоял нежилой. Тесный, мертвый, без вкрапления нот живого огня или пищи. Выпь механически ощупался на предмет целостности и замер, похолодев, не обнаружив на привычном месте браслета, сочиненного из ярких зеленых бус.
Даже торчащая из руки кость напугала бы его не так сильно.
Выругался — что редко себе позволял. Опустился на четвереньки, торопливо зашарил в холодном соре на земляном полу. Сколько он ходил-бродил, а браслет всегда с ним был. Оставалось надеяться, что сронил он его где-то здесь, а не посеял, когда летали...
Иначе Юга его убьет, совсем убьет.
Застонал от досады, не отыскав бус.
Периферию зрения царапнул ноготок света.
— Кто здесь?
Выпь торопливо выпрямился, отступил, головой задел низкую, от стропил тянущуюся связку, медно брякнувшую на весь дом.
— Я слышу тебя! Слышу, как бьется твое глупое сердце...
Из пустой тьмы выткалась старуха, сжимающая в кулаке стебель огнеца. От него-то и шел дрожащий, неверный свет.
Сама простоволосая обитательница куталась в линялый плат.
— Прошу простить за вторжение. — Прохрипел Выпь. — Моя ошибка.
Старуха замерла, вздернув острый подбородок. Потянула дрожащую руку, жадно растопырила зрячие, с шишками суставов, пальцы:
— Этот голос я узнала бы из тысячи, Манучер. Кто запер его в железных обручах? Кто заковал в тиски? Дай мне услышать тебя, дай взглянуть...
Выпь попятился, едва не кувыркнулся через спину, когда под колени раскормленным железным псом ткнулся рундук.
— Вы путаете меня с кем-то, я вовсе не...
Пронзительно заскрипела дверь, на пороге встала взъерошенная дочь фермера. За спиной девушки тянули любопытные рыльца Морок и Метелица.
— Выпь! — испуганно выдохнула рыжая, срываясь со свистящего крика на кричащий шепот. — Ты что творишь?! Уходим, быстро!
— Простите, но мне пора, — откланялся парень и торопливо ретировался.
— Стой! — старуха цапнула воздух когтистой ладонью, но Выпь уже выскочил за дверь.
Когда поднялись в воздух, Медяна шумно выдохнула.
— Фух, ну ты учудил! Знаешь хоть, куда тебя занесло?!
— Нет, — Выпь глянул вниз, на ровный ряд крохотных низких домов, со сросшимися в один сплошной ковер крышами, затканный белыми, словно бы восковыми цветами.
— Это же соседи! Домовины, Чужой Двор! Я надеюсь, ты там никого не встретил и ничего не оставил?
— Нет, — догадался соврать Выпь, — а что, там есть кто живой?
— Нет, живых там точно нет, — облегченно вздохнула Медяна, — но отец...
— Не узнает, — привычно откликнулся Выпь.
Мыслил — вернуться следовало непременно.
Потому что браслет.
И — хмурясь, коснулся фильтров — Манучер.
Глава 2
2.
— Я пока не знаю точно, как это могло случиться, ты сам в курсе — у нас все налажено, отрепетировано. Он просто очнулся в середине вивисекции, мои люди даже не успели... Кто мог предположить, что у него хватит сил?
— И правда, кто?
— Я не хотел ставить персонал под удар, это же аффектированный Третий. И — это же Башня! Он не мог уйти, в его состоянии, в снег...
Гаер кивал на каждое предложение. Поддакивал.
— Действительно. В его состоянии. В снег. Из Башни.
— Но ты бы видел! — продолжал надрываться гистор. — Он просто шел, как мясо-машина Оловянных, пер вперед и... Творил что-то невероятное.
— Постой. Не части. У меня есть план.
— Правда? — приободрился собеседник.
Рыжий важно кивнул. В маленьком рабочем кабинете было тихо, стены надежно огораживали от суеты поднятой по тревоге Башни.
— Я как следует раскурю вот эту трубку и как следует забью в твой дымоход. Вещь будет испорчена на все последующие воплощения, но моральное удовлетворение определенно заслуживает такой жертвы.
— Однако... — протянул мужчина, невольно прижимаясь поджавшимся тылом к шкафчику.
Рыжий глубоко затянулся, выдохнул аккуратные дымные колечки и вдруг рявкнул:
— Так что кончай уже прихорашивать мой пушистый персик, хватай охотников и чтобы притащили за ребра парня, слышал?! — подался вперед, предупреждающе вскидывая руку. — Еще хоть одно оправдательное блеяние в свою защиту — на шашлык пущу.
Гистор волевым усилием проглотил ком из горькой гордости пополам с заготовками речи и торопливо, по стеночке, покинул кабинет.
Гаер, ухмыляясь, откинулся на спинку стула. Закинул ноги в разношенных ботинках поверх белоснежного веера докладов. День определенно задался и обещал быть долгим.
***
— Эй, Кальмар, харэ мухлеж разводить...
— Кракен, — хором вздохнули прочие игроки, а Джуда лишь блеснул зубами, блудливо трепетнул ресницами.