Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип

– Осман-Сокак, – повторила она.

Если бы город до сих пор не убедил ее, что здесь гораздо хуже, чем в Смирне, на пути в порт ему бы это удалось без труда. Никому не приходило в голову посадить тут дерево, украсить обочину кустами или хотя бы разбить газон на два клочка травы. Здания вокруг не имели никакого отношения к удовольствию и комфорту – все это был один холодный бизнес. Солнце безжалостно изливало зной на пыльные каменные улицы, и ничто не смягчало, не укрощало его яростный взгляд. Ни единой скамейки, чтобы присесть, даже на редких автобусных остановках. Хоть бы одно кафе попалось по дороге! Хочешь отдохнуть – садись на землю; хочешь тени – прячься между зданиями, между всеми этими однообразными фабриками, складами или сомнительного вида многоквартирными домами. Редкие магазинчики были маленькими, товары равнодушно вывалены прямо на солнце: овощи вяли от жары, хлеб собирал дорожную пыль. Люди не смотрели друг на друга, шли, понурившись, ни на кого и ни на что не обращая внимания. И везде патрули: полиция медленно разъезжает в синих фургонах; солдаты расхаживают пешком, с оружием на груди.

И сквозь все это, подавленная, усталая, больная Лира угрюмо брела к докам. Обнаружив, наконец, переулок под названием Осман-Сокак, она едва не расплакалась, но взяла себя в руки и вошла в убогий, облезлый «Пар… – отель» («к» давно отвалилась и потерялась) даже с некоторым достоинством.

Клерк за стойкой был вялым и в то же время сердитым, но в глазах его деймона-ящерицы, заметившего, что у Лиры нет своего деймона, тут же вспыхнул холодный рептильный интерес. Ясное дело, за слух, что прибыла покупательница, он и сам получит комиссию. Клерк выдал Лире ключ от комнаты на втором этаже, а дорогу туда предоставил искать самой.

Оказавшись в крошечной жаркой комнатке, она сорвала с себя покрывало, швырнула его в угол и осторожно вытянулась на кровати. Все ее раны, казалось, слились в одно сплошное озеро боли, такое огромное, что не оно было в ней, а она плавала в нем. Несмотря на боль и отчаяние, Лира уснула, поплакав совсем немножко.

Час спустя, когда она проснулась, ее щеки все еще были мокрыми от слез. Кто-то настойчиво стучал в дверь.

– Минуту, – крикнула она и поспешно замоталась в покрывало.

За дверью, которую она едва приоткрыла, стоял мужчина средних лет в костюме и с портфелем.

– Да?

– Мадемуазель – англичанка?

– Да.

– Я здесь, чтобы помочь вам.

– Кто вы?

– Меня зовут Селим Вели. Доктор Селим Вели.

– Что вы продаете?

– У вас нет кое-чего очень важного. Я могу предоставить вам необходимое. Вы позволите мне войти и объяснить?

Деймон торговца оказался попугаихой: она сидела у него на плече и, склонив голову набок, разглядывала Лиру. Интересно, она его собственная или тоже купленная? При нормальных обстоятельствах Лира сразу поняла бы это, но сейчас она ни в чем не была уверена.

– Подождите.

Лира захлопнула дверь, убедилась, что дубинка на всякий случай под рукой, и снова открыла.

Торговец вошел. Он держался официально и очень корректно, был чисто одет, в наглаженной одежде, ботинки так и сияли.

– Прошу, садитесь, доктор Вели, – сказала она.

Он занял единственный в комнате стул. Она опустилась на кровать.

– Не знаю, одобряют ли это ваши обычаи, но я не привыкла носить никаб и собираюсь его снять, – сообщила Лира.

Гость с серьезным видом кивнул. Он слегка вытаращил глаза, увидав ее израненное лицо, но никак это не прокомментировал.

– Говорите, зачем пришли.

– Утрата деймона – тягостное событие для любого человека, во многих случаях даже фатальное. Существует спрос на то, чего хотят люди без деймонов, и я этот спрос удовлетворяю.

– Я хочу найти моего деймона.

– Разумеется. Я всем сердцем надеюсь, что ваши поиски увенчаются успехом. Как давно вы его лишились?

– Примерно месяц назад.

– И вы до сих пор в добром здравии… за исключением… – он указал на ее лицо, но очень деликатно.

– Да.

– Тогда велика вероятность, что и деймон тоже уцелел. Как его зовут и какую форму он имеет?

– Пантелеймон. Он лесная куница. Где вы берете деймонов, которыми торгуете?

– Они сами ко мне приходят. Сделка совершенно добровольная. Но с сожалением вынужден признать, что и правда есть торговцы, которые покупают и продают деймонов, отобранных силой.

– Вы говорите о деймонах, отнятых у таджикских бедняков?

– Да, и у других тоже. Их презирают и чураются за то, что они продают своих деймонов, но если бы вы видели, в каких условиях им приходится жить, вы бы не отказали им в сострадании. К этому бизнесу я отношения не имею. Я бы не замарал себя подобным.

– Значит, ваши деймоны приходят сами.

– Я представляю только тех деймонов, которые по собственной воле решили оборвать прежние связи.

– И сколько вы за это берете?

– Зависит от возраста деймона, внешнего вида, формы… Есть и другие факторы. Иностранные языки, социальное происхождение… Понимаете, мы стараемся подобрать наиболее подходящего кандидата. Всегда есть риск, что человек, которому раньше принадлежал деймон, внезапно умрет, и тогда деймон тоже исчезнет. На этот случай у нас есть страховая программа, которая покрывает затраты на нового.

Лире едва не стало дурно, но она заставила себя спросить:

– И какова же цена?

– За деймона наивысшего качества, идеально подходящего вам, мы берем десять тысяч долларов.

– А за самого дешевого?

– Я не торгую низкосортными деймонами. Другие торговцы наверняка запросят меньше, но вам придется обратиться к ним самостоятельно.

– А если бы я захотела торговаться с вами?

– Цена – всего лишь цифра, которая должна устроить нас обоих.

Гость вел себя как заправский купец, обсуждающий покупку чего-то дорогого и престижного.

– Как люди ладят с новыми деймонами? – спросила Лира.

– По-разному, разумеется. Совершая сделку, клиент идет на определенный риск. При наличии доброй воли с обеих сторон со временем можно достичь вполне приемлемого положения дел. Наша цель – modus vivendi, способный выдержать испытание нормальными социальными обстоятельствами. Идеальное единство и сродство, которые каждая из сторон имела от рождения и затем утратила… я бы солгал вам, если бы сказал, что их удается воссоздать каждый раз. Но удовлетворительная терпимость и в будущем даже некая… приязнь, безусловно, возможны.

Лира встала и подошла к окну. Было уже далеко за полдень. Боль и не думала униматься. Жара стояла почти невыносимая.

– Учитывая природу нашего бизнеса, – снова заговорил торговец, – какая бы то ни было реклама вряд ли возможна. Но вам, вероятно, будет интересно узнать имена некоторых наших клиентов, которые остались довольны сделкой.

– И кому же вы продавали ваших деймонов?

– Сеньору Амедео Чиприани, председателю Генуэзского банка. Мадам Франсуазе Гийебо, генеральному секретарю Европейского форума по экономическому взаимопониманию. Профессору Готфриду Бранде…

– Что?! Бранде?

– Как я и сказал, профессору Готфриду Бранде, выдающемуся немецкому философу.

– Я читала его книги. Он же скептик!

– Даже скептикам приходится вращаться в обществе и не отличаться от нормальных людей. Я нашел ему превосходную суку немецкой овчарки – он сказал, она очень похожа на его истинного деймона.

– Кто угодно, но он… Как он потерял деймона?

– Это его личное дело. Я не вникал.

– Но в одной из своих книг он утверждает, что деймонов вообще не существует!

– Этот вопрос подлежит обсуждению между ним и его последователями. Рискну предположить, что он не станет предавать гласности факт покупки деймона.

– Уверена, что нет, – у Лиры даже голова слегка закружилась. – А как деймоны относятся к тому, что их покупают и продают?

– Они пребывают в отчаянии и одиночестве. И благодарны, когда попадают к тем, кто снова будет о них заботиться.