Альберт Зеличенок - Посиделки в межпланетной таверне «Форма Сущности» (СИ)
— Вроде стриптиза? — невинно поинтересовалась школьница.
— Дурацкие шутки, — отрезал ангел. — Вроде Чайковского. И питаться нектаром и амброзией в кампании таких, как я… А всего-то и нужно — прочесть один договорчик и отказаться его подписать. С вышеупомянутыми последствиями, конечно.
— Что ещё за договор?
— Обычный акт купли-продажи с Дьяволом. О получении неисчислимых благ земных в обмен на бессмертную душу. Гёте не читала?
— А ты не перегибаешь палку? — спросил я Агиеля, незримо стоя рядом. — В конце концов, имеется и промежуточный вариант: она просто отвергает документ, но не совершает перечисленных тобой чудачеств, попадает в Чистилище и тихо-мирно проводит время до Суда. Я там был, неплохое местечко, кстати. Нас обоих устроил бы такой вариант, между прочим.
— Нет, — гордо заявил ангел. — Только чистая победа, только хардкор!
— Спасибо, — сказала девушка, — за подробную и поучительную беседу. Я правильно поняла, что в Преисподней буду лишена вашего приятного общества?
— Да, конечно, — самодовольно подтвердил небожитель. — Что мне там делать?
— Не зарекайся, — покачал головой я. — Ой, не зарекайся.
— Ну что ж, — задумчиво произнесла она, — пожалуй, я пойду на эту жертву, — и аккуратно вывела в соответствующей графе фамилию и имя.
И ведь я предупреждал дебила! По-моему, это был первый случай в истории Разума, когда действующий ангел уговорил смертного продать душу Дьяволу. Посмотрели бы вы на Агиеля в этот момент. Он застыл, как громом поражённый. Мне показалось, что он готов был пасть. Только этого мне и не хватало.
— Ладно, дружище, — сказал я потенциальному противнику. — Ну, соблазнил девушку. Со всяким может случиться. Пойдём в гостиницу.
И всё-таки проблема должна иметь решение, нутром чувствую. Просто надо сосредоточиться, отключиться от внешних раздражителей и подумать. Хорошенько подумать.
Что-то я давно не заполнял дневник. Дела, знаете ли, заботы. Прошёл всего год, а как всё изменилось. Аду больше не угрожает захлебнуться в волнах земных грешников. Разумеется, приток есть постоянно, но он введён в разумные рамки и отрегулирован. Интересно, что и Небеса удовлетворены. Я более не являюсь рядовым коммивояжёром, занимаю ответственный пост, у меня большой штат сотрудников и, что особенно важно, сотрудниц, значительный доход за счёт комиссионных и солидное, устойчивое положение в номенклатуре Преисподней. Агиель служит у меня помощником по связям с Раем. Его Мерзость весьма доверяет мне и приглашает на главные шабаши года, даже обещал дать эксклюзив на проведение операций с душами, но, полагаю, обманет. Мой опыт намереваются внедрить на всех обитаемых планетах.
И всё потому, что мне удалось-таки решить нашу маленькую задачку. При этом я, как и рекомендовал Сатана, использовал худшие качества. Теперь мы всячески стремимся к тому, чтобы как можно большее количество смертных заключило соглашение с Дьяволом, активно рекламируем выгоды, получаемые человеком в результате данной сделки, и, конечно, добиваемся успеха. Во всех смыслах.
А причина перемен — в маленькой приписке, которую я внёс в стандартный текст договора. Всего одна фраза, а как перевернула ситуацию! К обоюдной выгоде Верха и Низа! Вот оно, сочинённое мной последнее предложение Акта:
«В случае предсмертного покаяния субъекта-носителя настоящее соглашение признаётся аннулированным».
Ни больше, ни меньше.
Ну как? Не правда ли, поистине дьявольское коварство?!
— Вот вам одна из множества происшедших со мной историй, — сказал Длиннохвостый, захлопнув чёрную книжицу и убирая её в таинственные глубины своего одеяния. — Когда-нибудь прочту ещё кое-что забавное. А здесь, если кому-то интересно, я провожу вполне заслуженный отпуск. Он у персонала Преисподней чертовски долгий.
— Всё понимаю, — сказал нетопырь, — и как инженер могу высоко оценить простоту и изящество предложенного вами решения. Но одно до меня не доходит: для чего вы вообще продолжаете скупку душ? Ведь ваша вставочка лишает договор всякого смысла.
— Э-э, не скажите, — возразил чёрт, — всё-таки мы до известной степени упорядочиваем взаимоотношения с клиентурой и одновременно как бы наталкиваем её на определённую мысль. Но даже если отодвинуть данные соображения в сторону, остаются ещё вопросы престижа. И, наконец, польза пользой, но сам процесс доставляет такое наслаждение!
— Между прочим, — обратился он вдруг к груимеду, занятому своими мыслями, — помнится, у нас вышли определённые трения по поводу вашего легкомысленного заявления, что таверна в частности и весь мир в целом созданы лично вами.
— Вы сомневаетесь в моих словах, — удивлённо спросил Пронзительный Стон.
— Безусловно, — откликнулся нечистый. — Я, например, категорически отказываюсь считать себя исчадием вашего разума. То есть исчадием — да, но не воображения столь тривиального и материального создания. Не смешите. Утверждаю, что и сей приют странников, и мы, его населяющие, существуем реально, а вы — или романтический фантазёр, или просто не вполне здоровы, и ваши приключения — бред больного рассудка.
— Вы оскорбляете меня! — вскричал Стон.
— Нет, просто требую решающего эксперимента. Попробуйте-ка нас развоплотить.
— Может, лучше не надо? — засомневался Левый Полусредний. — Ресторан очень приятный, сидим хорошо, кампания тёплая. А вдруг он действительно всё это выдумал? Тогда пусть уж лучше останется, как есть, безо всяких экспериментов. Очень жить хочется. Нравится мне это дело.
— Нет, пусть докажет, — упёрся чёрт.
— Действительно, давайте рискнём, — неожиданно поддержал его обычно осторожный Джон. — И так ведь в гравитационный мешок падаем. Что нам терять, кроме своей дыры?
— Ну, хорошо же, — мстительно произнёс груимед и крепко зажмурился. — Сейчас узнаем, кто был прав. Порхающая, я иду к тебе.
И, бормоча что-то под нос, он принялся самоуглубляться, уменьшаясь в размерах и расплываясь по контуру. Зрелище было страшноватым. Тело груимеда растягивалось то в одном, то в другом направлении, искажалось, покрывалось рябью, как изображение на экране телевизора, заглушаемое помехами. Сью первая заметила, что Пронзительный Стон как-то незаметно стал плоским и со спины выглядел жутко, словно дырка, вырезанная в пространстве. Потом он стремительно побледнел, будто выпитый незримым вампиром, и вовсе пропал, даже без щелчка.
На том месте, где он только что находился, появился крошечный источник света, горящая точка, ослепительная, словно миниатюрная звезда. Несколько секунд она, пылая, неподвижно висела в воздухе в полуметре от пола, как приготовившаяся к броску кобра, и вдруг молниеносно расширилась, разрослась, распахнулась, бесшумно взорвалась, стирая с ткани бытия и Джона, и Левого Полусреднего, и Длиннохвостого, и Аркадия, и занятую лишь в нескольких эпизодах Сью, и ещё более незаметную Хатци, и прочих посетителей, и саму таверну, и даже порядочный кусок окрестного космоса. И, наконец, саму себя.
