Мария Хлодвиг - Хелена
Так сказали эльфелинги искавшему ответы человеку. Самих нелюдей не пугала смерть Бога — их мёртвые принадлежали только себе. Даже покинув тела, они продолжали пребывать со своим народом.
Человек сохранил полученное знание в тайне, опасаясь навлечь на себя гнев сограждан: вера в несокрушимость Бога была слишком велика. Впрочем, он придумал способ спасти людей Золотой Империи.
Человека звали Ларан. Для спасения Эйана он сотворил богиню.
— Вот оно как, — задумчиво произнёс Миарк, когда мы закончили чтение первой рукописи. — Не обошлось без остроухих. Но кто бы сомневался!
"Чем же обидели его нелюди? Одарили презрительным взглядом или высокомерно фыркнули вслед?"
— Почему эльфелинги избрали покровительство Тэа? Из дневников твоего отца не видно, что они нуждались в чье-либо защите.
— Эльфелинги были заносчивы и слепы, — слова эйанца сочились ядом. — Они не видели ничего дальше кончиков носов, хотя располагали знаниями иного мира. И что, помогла им осведомлённость? Трижды ха! Видела бы ты, что творилось в их королевствах, когда начался катаклизм! Нелюди слишком долго жили в Эмьвио Косом. Хоть сами они и не использовали Естественный закон, их нежные тела привыкли к его присутствию. Когда он стал ослабевать, превозносимая идеальная плоть остроухих начала разрушаться.
"Вот так разгадка! Без защитника они просто не смогли бы выжить".
Как я знала из сказаний, когда эльфелинги взмолили о помощи, все дети Первого уже были обещаны людям, но умирающий бог сжалился над просящими и сотворил того, кого ныне зовут Белым Владыкой.
Никто не сомневается в женственности Жиюнны или в мужественности её братьев. Потомки их смертных детей до сих пор ходят среди нас, но Тэа… Последний из Пяти совсем другой природы. Он превосходит красотой всех женщин и однажды отказал моей бывшей Госпоже как мужчина. Покровитель эльфелингов не добрый, но и не злой к людям бог. В борьбе с порождениями Бездны его служители почти столь же хороши, как и боевые жрицы Жиюнны, а слуг, подобных оракулам, у других богов нет.
"Я не доверяю ему".
— Выходит, Королева должна была стать спасительницей народа Эйана. Ларан хотел избежать трагедии и заменить больные искры на отщеплённые от здорового бога. Перерождённые люди могли бы жить в Пустом мире, — задумчиво проговорила я. — Однако твой отец ошибся: Белая в момент пробуждения уничтожила города в Ортано Косом. Народу Эйана никуда было возвращаться.
— О, перестань, — раздражённо отмахнулся Миарк. — Папаша всё просчитал. Так ли трудно отстроить разрушенное? Сами люди… к концу жизни они ему опротивели. Он обладал уникальными познаниями в Высшей Алхимии, но использовал их лишь для воскрешения любовницы. Только подумай: её душу пришлось сшить из обрывков.
Юноша нервно рассмеялся.
— Как ты уже догадалась, при жизни Белая не слыла образцом добродетели. Гвиневеру Альбиану — так её звали — ещё совсем юной выдали замуж за престарелого дядюшку жены императора. Вскоре её супруг умер, и молодая вдова с лёгким сердцем пустилась в разгул. Она не стала соблюдать даже траур, хотя в Эйане ревностно соблюдали традиции.
— Если она была лишь распутной аристократкой, что же нашёл в ней твой отец?
"Умный, упрямый и дерзкий Ларан вряд ли польстился на пустышку".
— Ты ещё не догадалась? — зло усмехнулся Миарк. — Их связала страсть. И я говорю не о банальном физическом притяжении, хотя оно тоже сыграло свою роль. Вокруг отца постоянно кружились красавицы, но он нуждался не столько в подруге, сколько во вдохновительнице. С молодых лет он ненавидел нашу строгую культуру. Эйан был для него темницей. Гвиневера открыто бросала вызов обществу… Впрочем, свою роль сыграла и её ослепительная красота.
"Сошлись бы они, если бы она была безобразна?"
— Ты сказал "обрывки души". Что это значит?
— Гвиневера Альбиана умерла от неизлечимой болезни, до последнего вздоха цепляясь за жизнь. Её душа с муками вышла из тела, а после… она оказалась недостаточно смиренна, чтобы воссоединиться с Богом, да и не желала этого, а небытие не смогло вместить бурю раздирающих её страстей.
— Она распалась, — ахнула я.
— Именно, — кивнул Миарк. — По всему Ортано Косом разлетелись обрывки её души. Они должны были раствориться через несколько дней, но сила страсти Гвиневеры оказалась велика. Очень велика. Разрозненные части её души не исчезли. Долгие годы они существовали сами по себе, подпитываясь внутренним огнём. Затем отец собрал их.
— И соединил их?
— Да, но не все. Некоторые части оказались… повреждёнными. Папаша подумал и с помощью Высшей Алхимии раздул остатки божественной искры, предварительно очистив её от убивающей Создателя болезни. Этот огонь сделала из простой женщины богиню.
"Чудо, сотворённое руками человека".
— Как? — вскочив, выпалила я. — Как точно ему это удалось?
— Не знаю, — кисло сказал эйанец. — Отец редко вёл со мной доверительные беседы. Только через год после смерти мамы он рассказал мне о связи с Гвиневерой Альбианой… и накануне моей женитьбы неохотно поведал о планах на её воскрешение. Тогда я ему, конечно, не поверил.
Я взглянула на стопку рукописей, переплетённых в тёмную кожу. Ортано Косом чудесное место для учёбы. Всё время в нём к моим услугам.
"Если понадобиться, я жизнь положу, но разрублю узел".
Потерпи, возлюбленный мой. Я спасу тебя.
"И не только тебя. Всех".
— 11-
Элевэ…
Элевэ…
— Элевэ!
Я с трудом подняла налившиеся свинцовой тяжестью веки. Надо мной склонялся светловолосый мальчик-полукровка.
"Вот как. Снова этот сон… или всё же не сон?"
— Успокойся, — мягко сказала я. — Всё будет хорошо.
От сотен горящих свечей приятно пахло расплавленным воском.
— Теперь ты освободишь нас? — с надеждой спросил подросток. — Одолеешь чудовище?
Я посмотрела на свои руки. Их украшали жреческие татуировки, хотя в реальности мои Знаки свели подчистую три года назад. Также со мной были и алое платье, боевое облачене служительниц Жиюнны, и светлое копьё.
"Полный набор. Прекрасно".
Меня переполняла сила… не нейтральная магия, но нечто другое: горячее, сладкое, тягучее.
"Нечто пряное. Нечто яркое. Нечто весомое".
Моя душа изнывала от бездействия.
— Почему бы и нет? — смеясь, сказала я. — Мне под силу сразить любое порождение Бездны!
— Сады надежд безмолвны,
Им больше не цвести,
Печально плещут волны
"Прости — прости — прости",
