Анатолий Герасименко - Тотем Человека
— На ребро — идти на лекцию, — закончил я. — Знаю, конечно.
Она улыбалась.
— Ты серьезно? — спросил я. Мила пожала плечами:
— А ты попробуй. Только не лови, пусть на пол падает.
Я заглянул ей в глаза. В карей радужке вспыхивали янтарные искорки.
'Издеваются над тобой, дурачок, — заметил голос в голове. — Шутки шутят'.
— На ребро, — сказал я и отправил рубль в полет. Он сделал несколько ленивых оборотов, потерял скорость и скользнул по отвесной траектории к полу. Звяк. Я спрыгнул со стола и опустился на корточки. В комнате пол был покрыт тем же старым, рассохшимся паркетом, что и во всем здании. Серые от времени доски издавали почти музыкальный скрип, когда на них наступали; между соседними паркетинами зияли щели. В одну из таких щелей и угодила моя монетка. Чуть накренившись, сверкая штампованным ликом, рубль торчал из пола — стоял на ребре в прямом смысле этих слов.
Мила чуть наклонила голову. Она по-прежнему улыбалась.
Я щелкнул ногтем — монетка рванулась вверх и в сторону. Она ударилась о потолок над головой у Милы и, срикошетив, полетела вниз. Мила не сделала ни одного движения, не отпрянула, не вздрогнула. Сидела так же, как и раньше, выпрямив спину, держа ноги вместе. Рубль вонзился в ложбинку, образованную сомкнутыми бедрами, и остался там — стиснутый с обеих сторон джинсовой тканью и, вероятно, очень довольный.
— Еще проверять будешь? — спросила Мила.
'Она не будет вынимать монету, — подумал я. — Просто, чтобы посмотреть, как я выкручусь. Это должен сделать я. Взять монету, которая зажата у нее между ног. Так мне и надо. Выпендриться хотел? Выпендрился. Теперь расхлебывай'.
'Да не делай ничего, — сказал голос в голове. — Она встанет, монетка упадет. Тогда и подберешь. Эка невидаль. Сделай вид, что ничего не происходит'.
'Подойду и заберу монетку, — думал я. — Вот так вот сейчас встану с корточек, подойду и двумя пальцами — хоп! Дело сделано'.
'Она вздрогнет, — предположил голос. — Рубль свалится вниз. Что ты тогда скажешь — 'мадам, разведите ножки, я мелочь заберу?'
'Можно будет обратить все в шутку'.
'Уже обратил. Умник'.
Мила поглядела на меня, склонив голову набок, и двумя пальцами вытащила монету. Повертела, разглядывая на свету.
— По-моему, — сказала Мила, — я ее заработала.
Она опустила рубль в нагрудный карман.
Потом мы засмеялись — сначала она, потом я.
— Иди одевайся, — посоветовала Мила. — Скоро выезжать. А я к Палычу зайду, подкачаю. Знаешь, где одежду выдают?
— Нет.
— На второй этаж спустишься, по коридору направо, до конца. Там найдешь каптера, скажешь размер. Твои шмотки он заберет, выдаст казенные. Вернемся — поменяешь обратно.
— М-м, — с каптером я уже был знаком, он однажды принес мне в кабинет новое кресло. Хотя… вот интересный вопрос: можно ли говорить, что знаком с человеком, если видел его только в маске?
— И вниз давай, там уже машина готова.
— Хорошо.
В коридоре меня ждала Саша.
— Ну как, познакомились? — спросила она с оживлением. — Правда, она классная?
— Правда, — сказал я.
— Тебе она не понравилась?
— Понравилась.
Саша рассмеялась и хлопнула меня по плечу:
— Не боись. Если Милка накачку сделала, от тебя пули отскакивать будут.
— Какие пули? — спросил я.
— Это я фигурально.
— А-а.
— Тебе сказали, что будет?
— Кто же мне скажет? — произнес я с раздражением. Саша ойкнула, оступившись, и чуть не упала. Я еле успел ее поймать.
— Черт, извини, — буркнул я. — На нервах весь.
— Все нормально, — терпеливо сказала Саша. — Все хорошо. Значит, так. Есть один мужик, он очень богатый. Но он захотел стать очень-очень богатым и начал бодаться с кем-то наверху. Короче, его передали Конторе, велели заняться. Но что-то у них там заело, не то у него юристы слишком хорошие, не то еще что. Поэтому его отдали нам. Теперь им будешь заниматься ты.
— Заниматься, — повторил я.
— Ага.
— Что значит 'заниматься'? Что мне с ним сделать?
— Что сможешь, — сказала Саша. — Как увидишь, начинай работать в полную силу. Вы придете на сходняк, твой куратор замещает кого-то из крупных бизнесменов. По легенде. По той же легенде, ты — бодигард, а Милка — референт. Сядете подальше от объекта, чтобы не зацепило в случае чего.
— Погоди, — перебил я. — В случае чего нас может зацепить? Чем это — зацепить?
Она пожала плечами.
— Откуда ж я знаю, на что у тебя сил хватит. Может, в незнакомой ситуации ты только люстру над головой у этого мужика сможешь потушить. А может, его блевать потянет по-черному, — она хихикнула, — престиж потерян навсегда. Короче, больше ничего сказать тебе не могу, все от тебя самого зависит. Ты, главное, не дрейфь.
— Прекрасно, — проворчал я. — Пойди туда, не знаю куда…
— Давай-давай, — сказала Саша. — Не боги горшки обжигают.
От этой фразы меня покоробило. У Дины была тетка, которая занималась художественной керамикой. Дома у тетки стоял гончарный круг, в кладовке хранился набор разноцветных глин, а в коридоре помещался огромный стеллаж с кистями и красками. Почетное место в углу мастерской занимала круглая, блестящая муфельная печь. Как-то Дина пригласила меня проведать тетку. Та оказалась красивой пышной женщиной, очень интеллигентной, юморной. Мне предложили слепить собственными руками горшок, расписать его и обжечь. Я провозился часа три. Весь перемазался глиной ('Для своей вещи человек месить глину сам должен', - твердила тетка), изошел потом, проклял свое существование, вертя ногой круг, чуть не вывихнул пальцы ('Идеальная окружность — это вам не хухры-мухры', - довольно подпевала тетка) но все же вылепил на круге кособокий, неказистый горшочек. 'А теперь, — сказала тетка, — обжиг. Обжиг — дело непростое, я твой горшок сама обжигать буду'. Она откинула дверь печи, и взору открылись полки, уставленные керамикой: горшками, статуэтками, вазами, амулетами. Тетка затворила дверь печи и стала колдовать над циферблатом. 'Приходи послезавтра, — таинственно шепнула она, — а лучше через пару дней. Вещь нагреться должна сначала, медленно, постепенно… а потом остыть, тоже постепенно. Ей нужно время, много времени. Как в любви, понимаешь? Поспешишь — и лопнет твоя любовь, трещину даст'. Я тогда кивнул, почти пьяный от этой искусницы, которой подчинялась липкая, грубая глина, и, наверное, так же подчинялись мужчины. Да, фразу 'не боги горшки обжигают' придумали люди, которые понимали в гончарном деле столько же, сколько я — в генной инженерии.
— Вот эта дверь, — прервала мои размышления Саша.
