Орландо Паис Фильо - Энгус: первый воин
— Драться надо жестоко, страшно, драться всем островом… А такого союза, я боюсь, до сих пор у вас не было и нет.
— Вы совершенно правы, Энгус!
— Тихо! — вдруг крикнул глашатай и громко хлопнул в ладоши. — Сестры Сивин, принцессы Гвентские, племянницы и подданные великого короля Родри Маура, сына Мерфина Фриша, сына Гуиарда с острова Мэн, входят в зал, чтобы приветствовать своих гостей!
Все происходило крайне церемонно, и две прекрасные принцессы вошли в зал с таким видом, будто здесь намечалась коронация, празднование великой победы или еще нечто экстраординарное.
Когда принцессы сели, все последовали их примеру, но я лично сел чуть раньше, чем это разрешение провозгласил глашатай. Затем я увидел, как глаза обеих красавиц воззрили на меня, после чего обе девушки зашептались между собой. Хорошо, что я не посмотрел вокруг, ибо в тот же момент заметил бы, что глаза всех присутствующих мужчин смотрели на меня с завистью. Гладвин рассмеялся, по-видимому, подобные чувства вызывали все новички при дворе.
Глашатай объявил о подаче блюд, которые по большей части выглядели какими-то декорациями, а не пищей, и потому совершенно не возбудили моего аппетита. Музыка играла мягкая, но я, как ни старался, никак не мог разглядеть, где сидят арфисты, пока не сообразил, что звук исходит откуда-то из-за длинных занавесей. Кроме арф, там был еще один инструмент, вроде свистка, по звуку напоминавший свист ветра, и я нашел его весьма утонченным. Ничего подобного я раньше не слышал.
Подали и эль, но не в рогах, а в прекрасных металлических кубках, и на каждом из них неизменно красовался вепрь. Эль оказался несколько слабым, но, впрочем, приятным на вкус. Деликатесы все ели отщипывая кончиками пальцев, сначала оглядывая каждый кусочек так, словно это была драгоценность, и только потом отправляли в рот, который открывали чуть-чуть, только чтобы пролез кусочек. Никогда раньше не видел такого изящного поглощения пищи!
Я же, однако, ел как умел и пил эль большими глотками, рискуя еще больше привлечь к себе внимание среди такой утонченности. Наконец Гладвин встал и предложил тост за принцесс:
— За тех, кто правит с мужеством и умом и будет править этими землями, разбивая всех супостатов, кем бы они ни были!
Все поднялись и осушили кубки, а я в первый раз внимательно посмотрел на лицо принцессы Гвинет. Хотя выглядела она сегодня спокойной, я понял, что лицо у нее гораздо более властное, чем у сестры-двойняшки. И, вообще, она казалась более строгой, сильной и суровой, чем Гвенора. На обеих девушках были длинные платья с металлическими поясами, сжимавшими их тонкие талии и делавшими принцесс еще более стройными и женственными. Их длинные волосы украшали золотые обручи, а у Гвинет змеей обвивала руку и падала на сиденье ее кресла длинная коса. Это выглядело каким-то волшебством. Я глубоко вздохнул, пытаясь оторвать глаза от принцесс, ибо охватившие меня в тот момент мысли были далеко небезопасны.
Многие женщины за столом смотрели на меня достаточно откровенно, и я видел в их взглядах настоящее желание, равно как на лицах многих мужчин — гнев. Все эти чувства читались очень легко, поскольку за столом в основном сидели люди молодые и красивые.
Мало-помалу эль начал оказывать свое действие, и разговор стал оживленней.
— Давайте рассказывать истории, — предложил один из молодых людей.
— Прекрасная мысль! — подхватил другой.
— Но кто начнет?
— Конечно наш бард Элвуд! Начинайте же! — прокричал кто-то, на мой взгляд, слишком пронзительным для мужчины голосом.
Почти в тот же момент в зал вошел аббат Мэйбон в сопровождении двух монахов. Все они выглядели счастливыми и заулыбались, когда их пригласили сесть прямо рядом с принцессами. Причем сели они с таким видом радостного смирения, что поразили меня совершенно. Все приветствовали появление аббата, и то, что он произнес в отношении меня, значительно увеличило ревность на лицах мужчин.
— Принцесса Гвинет, я буду рад услышать новости о моем старом друге аббате Ненниусе, поскольку среди нас находится гость, который только что прибыл из его обители.
— В таком случае скоро вам представится возможность вволю поговорить о своем старом друге, преподобный отец, — ответила Гвинет, глянув в мою сторону. — Но пока я предлагаю вам посидеть рядом с нами и послушать истории, которые расскажут барды.
Аббат с уважением исполнил просьбу принцессы, а бард, подогреваемый интересом девушки, прочистил горло и начал свою повесть:
— Я собираюсь рассказать вам историю Кассивелауна аб Бели, — начал он, привлекая внимание публики и обводя ее томными глазами. — Кассивелаун был королем тринобантов, и римляне называли его Касваллоном. Жил он в крепости Камулодунуме, главном городе королевства ужасных тринобантов. Само зло, как утверждали римляне, боялось этого племени, ибо именно из-за него они так никогда и не смогли взять острова Британии! — улыбнулся бард, и все закричали «ура!». Потом все пригубили кубки и снова наполнили их элем.
— Кассивелаун обладал капюшоном, который делал его невидимкой, и с помощью этого волшебного инструмента он следил за всеми своими врагами. Словом, его враги постоянно попадали в расставленные им ловушки. Он пересекал моря вплоть до французской Британии, где однажды высадился с сильной армией. Целью его было освобождение Флур, дочери Майнаха Горра, похищенной Мврчаном, коварным Уэльсским принцем, который заключил договор с Римом, — тут бард сделал эффектную паузу, слушатели затаили дыхание и стали еще более нетерпеливо ждать окончания истории. Слава Браги в сравнении с этим бардом, конечно, померкла бы немедленно.
— Кассивелаун разбил римлян, в опасной битве победил Мврчана и получил прекрасную принцессу, с которой прожил долгие годы в Гвасгвине, славясь своей честностью и никогда не делая никому ничего дурного. Но он был неприкосновенен, и никто не осмеливался заглянуть в лицо Кассивелауну, когда он гневался, даже римляне!
Крики и восторженный свист огласили стены зала при очередном упоминании о римлянах. Женщины, счастливые, словно дети, бросили в воздух лепестки цветов, и на лицах их засветилась неподдельная радость. И зал, который еще минуту назад казался мне мрачным и суровым, неожиданно превратился в место оживленных совместных воспоминаний. Этот бард явно знал, как правильно повести рассказ, и я сам искренне хлопал ему. Заметив мое внимание, он сделал мне предложение, которое прозвучало в определенном смысле как наказание.
— Подойди сюда, норманн, и расскажи нам свою историю. Например… поведай нам о своих богах.
