Дэниэл Абрахам - Тень среди лета
Ота открыл дверь и отошел в сторону, провожая Маати позой признательности и обещания.
– Ты уверен? – спросил Маати.
Ота кивнул и отвернулся. Они с Лиат остались наедине. Комната снова погрузилась в полумрак.
– Тебе нельзя ехать, – повторила Лиат. – Ты нужен мне здесь. Кто-то должен меня поддержать. В том, что случилось с Мадж, с ее ребенком… виновата я. Я это допустила.
Он склонился к ней, погладил по шелковистой щеке. Она взяла его руку в ладони и прижала к груди.
– Я должен. Не только ради Маати. Там осталось мое прошлое. Так будет правильно.
– Она постоянно плачет. Со слезами ложится, со слезами встает. Я ходила ее навестить, когда меня выпустили. Она первая, к кому я пошла. Только увидела ее, и сразу вспомнила, какая она была раньше… Я-то думала, она черствая. Думала, ей все равно. Ничего не замечала.
Ота опустился на колени, обвил ее руками.
– Ты ведь едешь… – прошептала Лиат, – не из-за меня, да? Не потому, что хочешь от меня отделаться?
Ота сел, голова Лиат легла ему на плечо. Его ум работал где-то на подмысленном уровне: просчитывал, что нужно сделать и в какой последовательности. Ота погладил Лиат по волосам – гладким, как вода.
– Конечно, нет, любимая.
– Однажды ты станешь великим человеком. Я знаю. А я просто дурочка, которая не может отличить чудовищ вроде Ошая от… Боги!.. Ведь я даже ничего не заподозрила. Как слепая была…
Она заплакала, сотрясаясь от рыданий, а он стал тихонько покачивать и утешать ее, положив подбородок ей на макушку. Лиат пахла мускусом и слезами. Ота держал ее в объятиях, пока она не утихла, пока у него не заныли руки. Ее голова потяжелела, дыхание стало ровным, как у спящей.
– Ты совсем вымоталась, любимая, – сказал он. – Ложись в постель. Тебе нужно поспать.
– Нет, – отозвалась она. – Нет, побудь со мной! Не уходи.
Ота мягко поднял ее и перенес на кровать, а сам сел рядом. Рука Лиат обвила его плечо, как лоза – колонну.
– Три недели до Ялакета, – произнес он, – еще недели две вверх по реке и день-другой пешком. Обратно быстрее, потому что плыть вниз по течению. До зимы обернусь.
В тусклом свете из-за ставен и двери он смотрел ей в глаза, затуманенные горем и усталостью. Ее лицо стало безмятежным, полусонным.
– Тебе не терпится поехать, – сказала она. – Я вижу, ты этого хочешь.
И это, конечно, было правдой. Ота прижал к ее губам ладонь, закрыл их. Потом – к глазам. Не готов он это обсуждать. По крайней мере, с ней.
Он поцеловал Лиат в лоб и подождал, пока она не заснет, после чего тихонько открыл дверь и вышел на свет.
11
Амат вскочила посреди ночи. Ей снилось, будто Ови Ниит колотит ногами в дверь, и, даже вынырнув из темной пучины кошмара, она далеко не сразу сообразила, что никакого грохота не было. Мало-помалу испуг прошел, сердце успокоилось, и Амат снова легла. Сетка полога над ней отливала медью в свечном сиянии; когда в открытые окна прокрался холодный голубой свет зари, медный оттенок поблек и посветлел. Ставни покачивались на ветерке, пахнущем морем.
Письменный стол Амат был завален бумагами. Бруски туши, стертые от долгого употребления, улеглись столбиком на верхней ступени лестницы, дожидаясь, когда их унесут. За время ее отлучки дела Дома пошли наперекосяк. Амат до поздней ночи просматривала списки и счета, убеждая себя в том, что заботится о делах Дома, как раньше, что последние события не отравили ее преданность.
Амат вздохнула, села и откинула полог. После возвращения жизнь казалась ей однообразной – постоянные ночные кошмары, унылая работа, встречи, совещания до заката. Однажды Марчат, обратив внимание на ее загнанный вид, предложил отправить ее на отдых в Чабури-Тан, когда сезон закончится. За счет Дома, добавил он. Амат то и дело позволяла себе помечтать о том, как уедет подальше от Сарайкета, от набережной, от своего письменного стола и каморки у Ниита, но всякий раз печалилась, зная, что отдохнуть не суждено. Хотя было бы неплохо.
Она поднялась с постели, надела чистое платье и вышла на улицу – до прилавка на углу, где девчонка из предместья продавала свежие ягоды, завернутые в хрустящие сладкие лепешки. Хватит, чтобы продержаться до обеда. Амат съела их по дороге домой, мысленно составляя список дел на день. Ей было трудно сосредоточиться. Дать уму отдых, ничем его не занимать оказалось куда проще.
Отрезок жизни со дня скорбного торга прошел словно в бреду. Время текло неделя за неделей, а она не ощущала его, не могла придти в себя, работала безо всякой охоты. Что-то в ней сломалось, и притворяться, будто все идет на лад, было без толку. В глубине души она знала, что так случится, и незаметно для себя начала строить планы.
Незнакомец, что ждал ее у дверей, был одет в желтое с серебром – цвета Дома Тиянов. Он был совсем юн – лет шестнадцати или семнадцати. Как Лиат. Стало быть, ученик, но ученик одной из ключевых фигур Дома. Это могло означать лишь одно.
Амат мысленно отодвинула список дел и запихнула в рот последний кусочек лепешки в ягодном соку. Юноша, увидев ее, мгновенно принял позу почтения к уважаемому человеку старше себя. Амат ответила сообразно.
– Кяан-тя, – начал посланник. – Я прибыл к вам по поручению Аннана Тияна…
– Ну еще бы, – отозвалась она, отпирая дверь. – Заходи. Списки с тобой?
Он замялся на пороге, но лишь на миг. Амат медленно пошла вверх по лестнице. С тех пор, как она вернулась к себе в дом, к бальзаму и собственной постели, ноге стало гораздо лучше. У умывальника она задержалась, чтобы смыть с пальцев пятна от ягод. Потом прошла к письменному столу, повернулась и села. Мальчик стоял перед ней, уже вынув что-то из рукава – письмо, которое она посылала его хозяину. Амат протянула руку, и он отдал бумагу ей.
Напротив ее предложения стояла подпись. Амат улыбнулась и спрятала бумагу в рукав: это пойдет к ее собственным документам, не для Дома Вилсинов. Шкатулка лежала на столе, под кипой договоров. Амат вытащила ее оттуда, взяла на руки. Ларчик темного дерева, обитый железом, полный каменьев и полос серебра. Она вручила его юноше.
– Мой господин… – начал тот. – Понимаете, Амат-тя, я хотел спросить…
– Аннан хочет знать, почему я оставляю шкатулку у него, – подхватила Амат, – и просил тебя ненавязчиво это выведать.
Мальчик отчаянно покраснел. Амат махнула рукой, избавляя его от необходимости отвечать.
– Грубовато с его стороны, хотя я поступила бы так же. Можешь передать ему, что я всегда следовала имперскому предписанию хранить подобные вещи у верных друзей. Один из них – тот, кто всегда шел мне навстречу, – сейчас отбывает из города, вот и пришлось подыскивать нового хранителя. Разумеется, услуга за услугу, если таковая понадобится. Да, к бедной островитянке это не имеет никакого отношения.
