Андрей Валерьев - Форпост. Право победителя
Иван с досады плюнул. До заветной цели оставалось всего-то метров двести, но самым поганым было то, что уже почти рассвело и лишь перепачканный землёй камуфляж спасал их от обнаружения.
«А ещё то, что эти макаки по сторонам-то не смотрят!»
«Макаки» тем временем шустро согнали около тридцати оборванцев к краю посёлка, вручили каждому по корявой лопате и, крича что-то вроде «глииньа», погнали толпу в чисто поле. Аккурат мимо десантников и подальше от большого посёлка.
— Слушай, Стас, а ты конвойной службой занимался?
— А? — Лужин выпучил глаза.
— А куда ж мы такую толпу-то денем?
Иван выждал, когда три десятка работников и десяток конвоиров уйдут на полкилометра, спокойно поднялся и двинул следом.
«Глииньа», как Ваня и думал, оказалась просто глиной. Раскопки до боли напоминали те, на которых когда-то надрывался сам Маляренко. Рабочие ковырялись внизу, в распадке, периодически выволакивая наверх огромные полные корзины, а конвоиры спокойно сидели под навесом, сбившись в тесный кружок вокруг хилого костерка.
«Взмэрзли, Маугли!»
Как ни рассматривал их в монокуляр Иван, никакого огнестрела он так и не увидел. Негры, как негры. Реперы какие-то, одним словом. Куча блестящих цацок, дубинки и самодельные… эээ… Ваня затруднился с определением. Палаши? Что-то похожее на его собственное мачете.
Оставалось только понять, как проделать по голому полю последние триста метров, которые отделяли снова лежавший на земле отряд от врага.
В трубу было отлично видно, что конвоиры весело ржут, машут руками и сидят лицом к огню, но не слышно было ничего. В ушах свистел ветер, глуша все звуки.
«А да хрен с ним!»
— Делай как я!
Иван встал в полный рост, молясь, чтобы пасмурная погода и камуфляж подольше скрывали его от глаз врага, и негромко скомандовал.
— За мной. В колонну по одному. Стройся!
— Арбалетчики, к бою.
За спиной тихо заворочались стрелки, и заскрипела натягиваемая тетива.
— Стас, Коля, Лёша. Огнестрел не используем. Стрелять, если что, буду только я, понятно? Готовы? Вперёд.
«Реперы» оказались раззявами. Одинокую фигуру, приближавшуюся к ним с запада, они так и не заметили. Повинуясь знаку Ивана, четверо арбалетчиков, неслышно ступая, разошлись в стороны и прицелились. Маляренко вытащил пистолет.
«Четыре выстрела. Четыре».
— Пли!
Четыре тяжёлых болта ударили в спины конвоиров почти одновременно. Шестеро бойцов Ивана заорали что-то матерное и ломанулись на врага.
«Реперы» оказались крепкими парнями. Ни один не струсил, не убежал и не сдался, на что так надеялся Иван. Шестеро оставшихся африканцев дружно похватали колюще-режущие предметы и развернулись лицом к врагу.
«Нет. Так дело не пойдёт!»
— Стоять! Ко мне! Назад! Коля, Лёха. Одиночными. Огонь!
Раздалось шесть выстрелов, и негры попадали на землю.
— Стоять! Арбалетчики. Добить!
Маляренко тревожно оглянулся назад. Сильный ветер дул в спину, да и до посёлка было не меньше трёх километров, но кто знает…
Каждое тело, лежащее под навесом, получило по болту в голову, а потом Стас, повинуясь указанию Босса, перерезал каждому горло. Полный, так сказать, контроль.
«Мда. Картина маслом».
С края раскопа открылся живописный вид. Примерно двадцать рабочих лежало на дне, прямо посреди глинистых луж, прикрыв головы руками и согнувшись в три погибели, а позади них, на обратном склоне, настороженно СТОЯЛ десяток мужиков, крепко сжимавших в руках штыковые лопаты.
В животе у Вани громко заурчало. Жрать хотелось зверски. Походная кухня осталась на «Беде», стоявшей в лимане в тридцати километрах отсюда.
— Мужики, а у вас пожрать, случайно, ничего нет?
Трое из стоявших рабочих бросили лопаты и истерически расхохотались.
— Босс, этот «байдарочник» — или из спецназа, или из ОМОНа, никакой он, нахрен, не водила. — Стас делал вид, что перешнуровывает ботинок.
— ?
— Чувствую. Коллега.
— Ясно. — Иван повернулся к троице, сидевшей под навесом, напротив него. — Ты, значит, Игорь.
Маляренко перевёл взгляд на широкоплечего красномордого мужика.
— Аудрюс.
— А ты?
— Леонид.
Протянутые руки Иван проигнорировал. Он наклонился к собеседникам и упёр в «красномордого» тяжёлый взгляд.
— Рассказывай. Всё. Я ложь чую.
ГЛАВА 3,
в которой Иван становится агрессором, пиратом, грабителем и убийцей (продолжение)
— Нет. — Прибалт отвечал неторопливо, растягивая слова. — Добрый — это не кличка. Это фамилия у него такая. Он единственный из них, кто когда-то сидел. А так это — банда рэкетиров. Молодежь, все как один — отморозки и беспредельщики. Все — бывшие спортсмены. Я слышал, они куда-то на разборки ехали, вот так и залетели сюда.
— Оружие? Дошли слухи — у них калаши?
Игорь помотал головой.
— Нет. Это «Сайга», четыреста десятая [14]. Гладкоствол. Их две штуки, точно. Боеприпасов у них почти нет. По слухам, у Доброго есть ТТ, а у Лысого — его правой руки — обрез. Но я их не видел, врать не буду.
«Угу. Водила. Ну конечно!»
— Так вот. Эта банда нашла где-то рыбака на лодке и случайно выбралась к нам. Поначалу Добрый своих ублюдков в узде держал. Но потом, как они аэропорт нашли, совсем с цепи сорвались. Капитана моего убили. И ещё четверых из экипажа. И рыбака этого — тоже.
— Что за аэропорт? — Иван прекратил рассматривать разномастную бригаду землекопов и уставился на литовца.
Аэропортом оказался ровный как стол кусок степи в двадцати километрах отсюда. Через три месяца после прибытия бригады к кораблю с востока донёсся гул турбин, и Пахан тут же отрядил разведку, которая доложила, что у берега лежат на брюхе три самолёта. Два больших иностранных и один наш, маленький и разбитый. И вокруг всего этого торчит прорва народу, а на пляже были замечены бабы в купальниках. Все орут и просят пить. Тогда Добрый сел на вёсла и повёз людям воду. Лодка моталась туда-сюда без остановки почти месяц, перевезя к роднику у корабля четыреста человек и весь багаж. Они бы не справились, но филиппинцы надыбали на берегу выброшенную лодку с винтом, который можно было вращать вручную, и дело ускорилось в три раза.
Старпом помолчал.
— А всех тяжелораненых и пожилых Добрый там и бросил. Свои, не свои — ему похрен. Некоторые сюда сами добрались. По берегу. Их убили.
— А возил он сначала тех, кто ему приглянулся. Шестёрок, одним словом. Сейчас у Доброго десять своих и тридцать шестёрок.
