Андрей Прусаков - Рождение героев
Позади раздался шум – кто-то бежал через коридор. Далмира оглянулась и увидела Немого. Он пробежал мимо девушки и прильнул к свободному окошку. «Неужели Кинара в Круге?» – испугалась Далмира. Женщина-хартог давно стала для нее чем-то вроде старшей сестры, редко, но всегда вовремя поддерживая девушку. Она скосила глаза, пытаясь рассмотреть выходящего из ворот хартога. Нет, то была не Кинара. Высокий, мускулистый хартог в закрытом шлеме и с длинным мечом прошелся по кругу под пристальными взглядами зрителей. Он сделал несколько финтов оружием и замер в ожидании зверя.
Далмира ожидала чего угодно и открыла рот, не веря глазам: вместо чудовища в Круг вышел человек! Обычный человек, если считать обычной его совершенно черную кожу. Как и хартог, он был облачен в легкий, не стесняющий движений доспех, и в руке его блестел изогнутый клинок. Боец станет биться с человеком?!
Оглушительный вопль зрителей едва не заставил ее отшатнуться:
– Убей его!
– Вынь из него кишки!
– Изруби в куски!
Толпа бесновалась так неистово, что Далмире стало страшно. Что же им сделал чернолицый, если все так хотят его смерти?
Между тем противники мерили друг друга оценивающими взглядами, покачивая клинками в чуть оттянутых в сторону руках. Чернолицый держался относительно спокойно. По крайней мере, Далмира бы так не смогла. Когда твоей смерти жаждет огромная толпа… А вдруг он не понимает нашей речи?
Она услышала сдавленный рык и изумленно оглянулась. Прежде Далмира никогда не видела, чтобы Немой так пристально наблюдал за поединком. На его торсе была короткая рубашка без рукавов, и девушка заметила, как напряглись могучие мышцы, а пальцы яростно царапали стену. «Что это с ним», – подумала Далмира и подошла ближе:
– Немой! – ей пришлось кричать, чтобы заглушить этот злобный вой. Боец не оборачивался. И тогда она тронула его за руку. Хартог повернулся, и этого было достаточно. Далмира отшатнулась в сторону. Глаза бойца светились безумием, рот перекосила дрожащая гримаса боли и ярости. Лишь мгновение он смотрел на девушку и снова повернулся к решетке. Кто же такой моррон, если все так ненавидят его, и почему человека пускают в Круг вместо зверя? Бесконечные вопросы крутились у Далмиры в голове, но сейчас получить ответ было никак нельзя. Оставалось лишь смотреть.
Боец в клетке сделал первый выпад, словно проверяя реакцию противника. Моррон был наготове, и его кривой клинок резко взметнулся вверх, отбивая удар. Схватка началась!
Рев толпы заглушил крики сражавшихся, и звон столкнувшейся стали. Бойцы кружили по Кругу, обмениваясь ударами, а некоторые из зрителей стали кидать в хартога объедки, требуя немедленно прикончить моррона. Далмира поразилась выдержке бойца, не обращавшего на выходки толпы никакого внимания. Оллок не раз объяснял правило Круга: не убивай, пока не увидишь знак. И она замечала взгляд хартога, направленный на сидевшего на видном месте Тормуна. Толпа восторженно вскрикнула – хартог усилил натиск, его удары сыпались, как смертоносный град. Моррон вскрикнул и схватился за раненую руку. Это движение едва не стоило ему жизни. Меч бойца, задев волосы, прошел над его головой. Яростным ударом хартог выбил из рук чернолицего оружие и замахнулся. «Он убьет безоружного человека? – изумленно подумала Далмира. – Здесь, на глазах всех этих людей? Разве это не преступление?»
Бежать было некуда, но чернолицый и не пытался. Моррон вскинул голову, бесстрашно глядя на бойца. Похоже, он не боялся умереть. В следующий миг его голова отделилась от тела и, пролетев через весь Круг, упала неподалеку от девушки. Казалось, рот еще шевелился, пытаясь что-то сказать, а взгляд страшных, с белесыми зрачками, глаз медленно угасал.
Далмира отвернулась, ее вытошнило. Вытирая рот рукой и отплевываясь, она побрела прочь. Пошатываясь, она выбралась в коридор.
– На, выпей! – Перед ней стояла Кинара, протягивая девушке кубок. – Пей, не бойся.
Далмира выпила. Это было вино, темное и горьковатое, совсем не похожее на сладкое вино Эшнара, но сейчас эта горечь казалась приятной.
– Пойдем.
Кинара приобняла ее, и девушка послушно пошла рядом. Они вышли из здания и уселись на траве.
– Почему в Круге убивают людей? – заикаясь, выдавила страшный вопрос Далмира. – Почему они все хотели его смерти?
– Ты говоришь про моррона? Они – не люди.
– Но ведь…
– Они похожи на нас, но они не люди, – сказала Кинара. – Пройдет несколько лунных перемен, великую реку покроет лед, и они придут на эти земли, чтобы убивать.
– А…
– Они не просто убийцы, – теперь в голосе хартога звучала ненависть, – они людоеды! Они убивают и едят людей! Поэтому арны тоже их не щадят. Говорят, ты издалека, и не видела зверств морронов, когда от целых селений оставались лишь обглоданные кости! Ринересс борется с ними уже давно, но их черное племя неистребимо…
Вытащив кинжал, Кинара задумчиво завертела им меж пальцев.
– Немой был со мной рядом, он тоже смотрел на бой, – сказала Далмира. – Похоже, он очень ненавидит их.
– Каждый арн ненавидит морронов, но ты права: у него это в крови.
– Что это значит?
– Морроны уничтожили его семью, когда он был еще ребенком. Убили и съели всех на его глазах.
– Но как он…
– Спасся? – невесело усмехнулась Кинара. – Не знаю. Его немота и ненависть к чернолицым говорят лучше всяких слов. Тормун подобрал его зимой на равнине, совсем одного. Как он выжил среди льда и снега, никто не знает.
– И Тормун сделал его своей вещью?
– Сначала он спас его от смерти, – сказала Кинара.
И Далмира задумалась, понимая, что и она имела такой же выбор: умереть, привязанной к колесу ортангира, или… А Немой был еще ребенком.
– Немой – лучший из бойцов, – продолжила девушка. – Тормун знает о его ненависти, и потому ни разу не пустил в Круг с чернолицыми… Немой убьет их слишком быстро. Никто из бойцов не прожил у хартогов столько, сколько он. Разве что Оллок и Торвар.
– Ты сказала: у хартогов. А разве мы – не хартоги? – удивилась Далмира. Губы Кинары яростно дрогнули, и даже шрам на щеке скривился в усмешке:
– Так говорит Тормун, – медленно выдавливая слова, сказала она. – Он хочет, чтобы мы и охотники были как братья. Но они такие же братья нам, как звери, сидящие в наших клетках! Разве один из братьев может быть рабом другого? Разве брат клеймит брата?
Кинара не смотрела на нее, но Далмира представляла, какой сейчас взгляд у хартога. И в этот миг почувствовала нежность к угловатой, не по-женски суровой девушке. В ней не осталось ни мягкости, ни теплоты – ничего из того, что присуще женщинам, которых знала Далмира, и она жалела ее, вдруг догадавшись, что этот грозный боец так же одинок и так же страдает…
