Е. Кочешкова - Шут
Позволив коню неспешно шагать по мостовой, Шут с горечью отмечал признаки надвигающейся войны, Нар же, казалось, вовсе не помнила о ней: она как дитя восторгалась изящными работами резчиков по дереву, ювелиров и ткачей, понукая своего жеребца переходить от одного прилавка к другому. Принцесса честно призналась Шуту, что на ее родине редко можно встретить такие вещи. «Мой народ привык воевать и брать все силой. Тем больше меня восхищает умение ваших людей созидать. Тайкурам пора меняться, пришло время научиться чему-то большему, нежели бесконечная вражда с соседними княжествами». Особенно понравились ей изделия стекольщиков. Нар долго перебирала разноцветные бусины, подобные тем, что украшали заветную комнату Шута, крутила в руках тонкие блюда и изящные настенные панно. «Столько вещей создано лишь для услаждения глаз… Мой отец счел бы вас глупцами, ведь все, что нужно человеку — это еда, оружие и место для сна. Так привыкли считать у нас»… Она купила нитку бус с радужными прожилками внутри, намотала ее на запястье и каждый свободный момент любовалась игрой света в стеклянных горошинах. День выдался солнечный…
Когда у Шута живот уже совсем прилип к спине, а ноги окончательно занемели от холода, он выбрал таверну поприятней и убедил Нар сделать перерыв. Сама-то она, небось, позавтракала, да и мороз ей нипочем…
Заведение было приличное — популярная на весь город «Жаровня». Зимой она всегда пользовалось большим спросом: хозяин не скупился на дрова, и от большого камина по всему залу расходилось живительное тепло. Главной изюминкой таверны были собственно жаровни — совсем небольшие, они стояли на каждом столе и посетители, если хотели, могли сами поджаривать над огнем кусочки мяса или овощей. Разумеется, идею пытались заимствовать все, кто посмышленей: то в одном, то в другом районе Золотой появлялись разные «Жаровни у Пима», «Большие жаровни» и тому подобное. Но с оригиналом ни одна из этих вторичных «жаровен» сравниться не могла.
Продрогший Шут сразу заказал горячего вина, а столик хотел выбрать поближе к огню, но Нар бросив на него сердитый взгляд, потребовала у хозяина отдельную комнату. Трактирщик кивнул в глубину заведения, где тяжелые плотные занавеси отделяли друг от друга несколько «кабинетов».
Мальчишка-подавальщик принес небольшую жаровню и услужливо задернул за ними полог. Никто из обслуги в таверне больше не имел права зайти в кабинет: покуда гости внутри, пищу полагалось оставлять на специально предусмотренном для скрытных посетителей столике снаружи у занавесей.
Нар сбросила плащ на лавку и насмешливо упрекнула Шута:
— Ты что же, господин дурак, собрался на весь зал сверкать своими приметными кудрями? Да, нелегко тебе, должно быть, живется. Куда ни ткнись — всюду узнают.
Шут пожал плечами:
— Не так уж и везде. Я же не принц, чтобы меня в лицо знал каждый горожанин, — он тоже снял плащ, а следом за ним и злополучную шапку. — Может мне стоит выкрасить волосы?
Нар заливисто рассмеялась, но вдруг резко оборвала веселье:
— Ты помянул принца… Руальд мне рассказывал о своем брате. Почему я не видела его?
— Спроси Руальда, — Шут протянул руки к жаровне в центре стола. — Тодрик где-то в Южном Уделе пропадает.
— Спрошу. А это что? — она тронула пальцем темную полосу на его запястье.
— Подарочек от твоих… — он хотел отдернуть руку, но ловкие горячие пальцы неожиданно крепко удержали ее. Нар поймала удивленный взгляд Шута и довольно ухмыльнулась.
— Не бойся меня, дружочек. Я не кусаюсь. Давай лучше и вторую, — перегнувшись через неширокий стол, она обхватила его запястья обеими руками и сжала так сильно, что побелели кисти маленьких детских рук. Шут почувствовал, как горячая волна энергии хлынула из ее ладоней и наполнила его всего от кончиков пальцев до макушки. Стало очень жарко — холод, сковавший тело за долгие часы прогулки, растаял без следа. На лбу у Шута выступили капли пота. Такие же, как у Нар. А потом голова у него закружилась столь сильно, что он вообще перестал понимать, где верх, где низ, где он сам, и где принцесса…
— Ну ты и чувствителен до Силы, королевский шут! — Нар тряхнула его за плечи, возвращая к реальности. Несколько мгновений он растерянно хлопал ресницами, пытаясь понять, что произошло. Потом поглядел на руки. Уродливые шрамы поблекли.
— А… Как это? — Шут потрогал кожу. Пергаментно хрупкая прежде, она стала заметно крепче.
— Как-как… Мог бы и сам, если бы захотел. Теперь это заживет очень быстро, — Нар высунулась из-за занавеси наружу, — Эй, малый! А ну неси вино, да получше!
Еще одной из причин популярности «Жаровни» были щедрые порции, Шут уже неоднократно зарекался обедать тут, ибо в конце трапезы всякий раз с трудом вставал из-за стола. Вот и теперь после жаркого и нескольких кружек пива он так осоловел, что никакая сила уже не смогла бы вытащить его снова на мороз. Размякший от тепла и доброй пищи, он сидел, откинувшись на спинку скамьи, и ковыряя в зубах щепкой, думал обо всех странных событиях, которые меняли его жизнь последние несколько месяцев. Шут видел, что Нар наблюдает за ним из-под ресниц и чувствовал легкое, точно дуновение ветерка, прикосновение ее сознания, но сейчас это не пугало его. После магического контакта с принцессой в нем что-то изменилось, как будто монолитная стена, отделяющая его от мира Силы, дала легкую трещину. И теперь Шут не знал, как именно колдовала Нар, но был совершенно уверен, что мгновенно ощутит любую ее попытку воздействовать на него. Это было новое удивительное чувство. Оно давало ему уверенность и… вселяло надежду.
— О да… ты и впрямь меняешься, королевский шут, — Нар отставила в сторону кружку с вином. На лице ее играла странная улыбка. — Ты ведь стал чувствовать, не так ли?
Он кивнул нерешительно.
— А ты мне не верил! У тебя дар. Не знаю, может быть, даже есть шанс пробудить его по-настоящему. Хотя… — она печально качнула головой, — наверное, поздно… И все же тебе нужно знать, кто ты есть! — она сверкнула на него черными глазищами, некрасивая девочка с душой древней старицы. — Тебе нужно помнить. Понимаешь? Шут, шут… А у тебя ведь две судьбы! Ты знал это? Нет, конечно…
— Что ты делаешь со мной?.. — Он вскочил из-за стола, едва не опрокинув жаровню. От спокойного умиротворения не осталось и следа. Странным образом слова Нар всякий раз лишали его равновесия, задевая что-то скрытое глубоко внутри. Каждое ее новое откровение было подобно острому лезвию, заново разрезающему намертво сросшиеся веки.
Две судьбы…
— О, мой шут… — В глазах принцессы отразилось нечто похожее на жалость. Она тоже поднялась. Набросила плащ на плечи, — Пойдем, раз уж ты встал. Я не буду отвечать на твой вопрос, он лишен смысла. Ты сам все знаешь, — она покинула комнату, будучи абсолютно уверенной, что Шут последует за ней.
