Александр Прозоров - Зубы дракона
— Ну, теперь легче будет. Давайте передохнем.
Все с облегчением расселись по «ступенькам», на которых стояли, и моментально покрылись гусиной кожей. Ветер пронизывал насквозь и колол обнаженную кожу рук мелкими ледяными снежинками.
— Надо двигаться дальше, — осторожно предложил я.
— Дай сил набраться, — не очень вежливо откликнулся Чегай.
— Там, выше, будет вода…
Этому не поверил никто.
— Откуда там, на высоте? — усмехнулся Дед.
Я раскрыл ладонь, дал попасть на нее нескольким снежинкам и показал Закидону капли влаги.
— То, что на вершине все белое… Так это вода.
— Ну да? — дед поднялся, встал на выпирающий выше других камень, и даже вытянулся на цыпочках, пытаясь заглянуть повыше. Внезапно камень из-под его ног вывернулся, дед со всего размаха ударился головой о скалы и покатился вниз.
Никто из нас даже охнуть не успел. Мы молча смотрели на то место, где только что стоял живой человек, и не могли поверить своим глазам.
— Но… Но ведь это несправедливо… — с некоторым удивлением сказал Чегай.
— А-а-а-а! — заорала на долгой бесконечной ноте Ирена, вскинув ко рту скрюченные пальцы…
Это было страшно, страшно глупостью и непоправимостью. Жизнь, экзамены и переэкзаменовки, шашки и шахматы, компьютерные игрушки как-то приучили меня к тому, что в жизни всегда можно поправиться, переходить, устранить ошибку. Начать новую партию, в конце концов. А тут вдруг… Ну, встал человек на неустойчивый камень? Такой пустяк — и все. Навсегда.
— Что же делать теперь? — так же недоуменно спросил Чегай.
— Мы уже ничего не можем сделать, — услышал я свой голос, — поэтому поднимайтесь. Давайте, ребята, встали и пошли.
Ирена меня не услышала. Пришлось взять ее за плечи, развернуть и толкнуть в гору. Только после этого она сорвалась с крика на слезы…
Но у нас не оставалось времени даже на утешения, на простое человеческое сочувствие. День клонился к закату, а места для привала еще и в помине не было. Нужно торопиться.
Если вы думаете, что подниматься по склону в сорок пять градусов легче, чем при семидесяти, то вы глубоко ошибаетесь. Раньше мы как бы поднимались по гигантской стремянке, а теперь пришлось ползти на четвереньках. Склон был слишком крутой, чтобы выпрямиться, но и слишком пологий, чтобы прижать брюхо к скале. Все время подмывало встать на колени, но голыми коленками особо по камням не поползаешь.
Хуже всех доставалось Чегаю: он был единственным среди нас со скаткой, и сверток постоянно бил его по затылку. Он морщился, но ругаться не мог — дыхания не хватало. И именно Чегай первым выпрямился. Склон плавно и незаметно стал довольно пологим, и к этому моменту в выемках между камнями стал появляться первый снег. Сперва мелкие белые пятна, потом проплешины, потом небольшие сугробики, которые, словно руки, тяну ли друг к другу струи поземки.
Я черпанул снег из одного сугробика, кинул в рот.
— Что. Ты. Де. Ла. Ешь, — задыхаясь, спросил Чегай.
— Попробуй, — коротко посоветовал я. Он немного поколебался, потом последовал моему примеру… округлил глаза, попробовал еще… почмокал губами… и расплылся в удивленной улыбке:
— Вода?! Вода! — мальчишка моментально наполнил рот снегом.
Ирена, глядя на нас, тоже зачерпнула незнакомое белое вещество.
— Правда вода…
— Осторожней, горло застудите, — предупредил я, видя, что они набиваются, как плюшевый мишка опилками.
— Здорово, — заявил Чегай, усаживаясь между двух сугробов, — вот бы еще и еда тут была.
— Чего рассаживаешься, дальше пошли.
— Подожди, Лунный Дракон, дай отдохнуть. Тут вода есть. Давай привал сделаем.
— Какой привал?! — ужаснулся я, глядя, как Ирена устало валится между камней, — Дальше пошли!
— Давай отдохнем. Ноги не держат, — уже закрыв глаза, вздохнула девушка, — выспимся и пойдем.
— Выспимся?! — перед глазами четко обрисовалась картина: утреннее солнце освещает три мороженные тушки. — Вы с ума сошли! Замерзнете!
— Ну, померзнем немного, — зевнул Чегай. — Зато отдохнем.
Ничего удивительного. В своей наполненной солнцем долине они не представляли себе ничего страшнее мурашек на коже от ночного свежего ветерка и утреннего тумана. Я, конечно, мог порассказать, как находят окоченевшие трупы тех, кто решил при нуле градусов отдохнуть на скамеечке или прикорнул минутку на рыбалке, но к тому времени, когда они начнут верить и понимать, по их жилам уже потечет холод. Тем паче, что морозец был минимум минус пять.
— Чегай, поднимайся, — твердо сказал я, — мы идем дальше.
— Перестань, Лунный Дракон. Ночь…
Договорить ему я не дал. Сгреб за грудки, хорошенько встряхнул и холодно поинтересовался:
— Ты хочешь проверить, какие у меня зубы? Я давно не пробовал человечьей крови. А ну пошел вперед! — Ирена изумленно приоткрыла глаза. Не дожидаясь ее высказываний, я взял девушку за шиворот и рывком поставил на ноги. — Вперед пошли.
— Но, Лунный Дракон… — начал было Чегай, я влепил ему пинка и заорал:
— Пошел вперед!
Не знаю, что думали они обо мне в этот момент, но главное — они зашагали.
На небе уже зажигались звезды — ночь вступала в свои права. Навстречу дул легкий ветерок, вытягивая из тела тепло, запорашивая глаза колючими снежинками. За спиной выбралась из-за гор после дневного отдыха Луна и выстелила вдоль склона сверкающую дорожку. Снег полностью укрыл камни, хрустел под ногами, струился ручейками по насту.
— Руки мерзнут… — пожаловалась Ирена.
— Ты маши ими, — я закрутил руками, словно мельница крыльями, — разгоняй кровь.
— Может, отдохнем?
— Нет! — отрезал я.
Постепенно становилось морознее. Небо расцветилось кострами небесных охотников, Луна висела над самой головой — в ответ сверкающим в высоте огням празднично и разноцветно искрился снег. А по телу разливалась боль усталости.
— Больше не могу, — свалился Чегай.
— Можешь.
— Нет.
— Можешь! — я поднял его на ноги. Он снова свалился. Тогда я вывернул ему руку, дернул, чтобы побольнее было, несколько раз врезал по шее и снова поставил на ноги. — Можешь!
Следующей свалилась Ирена. Ее я просто отхлестал по щекам и погнал вперед. Чегай пытался что-то сказать, но я без колебаний врезал ему в ухо.
— Ты выродок, Лунный Дракон, — достаточно внятно прошептала девушка, — ненавижу.
Той ругани, которую я выслушал за этот переход любому извращенцу хватило бы на десять жизней, но каждый раз, когда кто-то из ребят спотыкался, я давал ему пинка, бил по ребрам, хлестал по щекам. У Ирены постоянно катились слезы, у Чегая с уголка губ сочилась тонкая струйка крови, но я насадил себе на сердце скобу, и гнал их вперед и вперед, до тех пор, пока в развилке между гор не сверкнул краешек утреннего солнца.
