Марина Дяченко - У зла нет власти
– Что стоишь? Убирайся. Я больше не скажу тебе ни слова. Или у тебя есть семечки правды?!
В ее голосе была истерическая насмешка. С такими же интонациями она могла спросить, есть ли у меня ковер-самолет или скатерть-самобранка.
Я сунула левую руку в карман штанов. На самом дне, где шов, лежали несколько «рябинок» – подарок девочки Улейки. Я вытащила их; в кармане они потеряли блеск и немного сморщились. Зеленовато-желтые, круглые, они лежали на моей ладони; я подняла глаза и увидела, что ведьма тоже смотрит на ягоды. И в глазах у нее – ужас.
– Вы угадали. – В животе у меня будто пружина сжалась от рискованного вранья.
– Я не стану их глотать! – заверещала ведьма.
Швея в моей правой руке дернулась.
– Мой меч считает иначе.
Она отбросила уже набитую трубку:
– Ну давай, давай! Убей старуху, от которой все отреклись! Убей, если сможешь!
На глазах у нее показались слезы.
Я невольно вспомнила Максимилиана. Некромант бы не смутился ни на секунду. Он прирожденный следователь, беспощадный и совершенно бесстрастный; не зря он впервые явился в мой мир под личиной «оперуполномоченного»…
Мысль о некроманте, восседающем на троне, придала мне злости – и сил.
– Я подозреваю вас в страшном преступлении, – от волнения у меня сдавило горло, но я все равно продолжала, – в очень черном колдовстве.
– Меня?! – Она с натугой изобразила смех. – Я не ведьма! Так думают простаки из города! Я никогда не была колдуньей!
Шаг за шагом я пересекла комнату. На меня смотрели фарфоровые куклы, цветными пятнами плыли вышитые подушки на полках, отражался дневной свет на боках кувшинов и подсвечников. Швея, вытягивая невидимую нитку, поднималась все выше, целя острием ведьме в грудь. Я с усилием заставила клинок опуститься: «Ты орудие. Я хозяйка. Не наоборот».
– Возьмите семечко. Если вам нечего скрывать.
Она затравленно вжалась в спинку кресла. Я протянула ягоды на ладони, ежесекундно ожидая, что она подобьет мою руку снизу; ей очень хотелось так сделать. Я видела по глазам.
– Я очень долго к вам добиралась. И не оставлю вас в покое.
Что-то в моем голосе заставило ее втянуть голову в плечи. Она схватила самую маленькую ягодку с моей ладони, забросила в рот и с видимым усилием проглотила.
– Как зовут короля?
Прошло несколько секунд. Женщина молча скорчилась, двумя руками вцепилась в свой тощий живот. Я пришла в ужас; на секунду мне показалось, что я скормила человеку настоящее семечко правды.
– Отвечайте! Скорее!
– Оберон, – выдохнула она. – Будь ты проклята, девчонка… Его зовут Оберон!
* * *Прошло всего минуты три. Хотя мне показалось – часы.
– Это вы сказали слово забвения?
– Не слово. Я загадала желание. На монетке.
– Какое желание? На какой монетке?!
Она молчала. Мне пришлось потратить по «семечку» на каждую часть вопроса.
– На каждой ярмарке фокусники раздаривают такие монетки. Я поймала ее на лету… Монетку судьбы надо бросить на землю и загадать желание. У меня одно желание вот уже много лет! Я хотела забыть его навсегда, забыть его имя, забыть его лицо. Но эти монетки – один обман…
Она нашла свою трубку и заново начала набивать. Долго щелкала огнивом, наконец закурила. Огромная трубка очень не шла ей, торчала у женщины в зубах, как пароходная труба над туристской байдаркой.
– Я не виновата. Я хотела просто забыть его. Но случилось так, что все забыли его имя. Только я – одна из всего города – помню. Я готова разбить голову о камень, лишь бы вытрясти оттуда это имя… Но я знаю: мозги мои, может, и разлетятся, а имя останется.
Она курила, выпуская целые тучи дыма. Я открыла входную дверь, потому что окно было слишком плотно заколочено.
Новое «зернышко» выкатилось на мою ладонь.
– Вам кто-то помогал? Могучий волшебник? Тот, кто сильнее Оберона?
Она хрипло рассмеялась:
– Могучий, да… Говорю тебе – это была простая монетка желаний! Фокусница разбрасывала пригоршнями. Для детей… Это игрушка, никакого волшебства здесь нет.
– Вы в самом деле ведьма?
– Нет! Во мне нет ни капли волшебной силы.
– Тогда как вы могли загадать желание? Если монетка, как вы говорите, не волшебная?
– Да, я загадала… – Она смотрела на меня сквозь дым воспаленными лихорадочными глазами. – Это игра… Но я в нее поверила. Потому что очень хотела его забыть. Забыть его, забыть, забыть. Я мечтала об этом утром, вечером… Ночью… Когда шила своих драконов, и видела его лицо перед глазами, и хотела забыть его, забыть…
Мне показалось, что она бормочет заклинание – столько силы было в ее исступленном голосе:
– Я схожу с ума, он снится мне по ночам, каждую ночь, много лет… Зачем ты здесь? Это он тебя послал?!
Я села на коврик перед камином, вытертый, кое-где прожженный углями, и рассказала ей все. У меня будто гора свалилась с плеч – не надо больше угрожать, запихивать в нее фальшивые семечки правды, крепче сжимать Швею; ниточки сходились – или вот-вот должны были сойтись.
Трубка в ее длинных пальцах погасла.
– Ты врешь, – прошептала она. – Съешь семечко, чтобы я тебе поверила!
– Это не семечки, – я вытащила из кармана последние несколько кругляшек. – Это ягоды из леса. Вроде рябины. Дети их едят.
Она долго смотрела на меня. Потом поднялась с кресла, взяла у меня с ладони рябинку, долго разглядывала ее, не веря своим глазам.
Потом уронила ягоду и закрыла лицо руками.
* * *Да, ее звали Эдна. Да, она служила в замке много лет. Она отдавала все силы и никогда не требовала благодарности! Кем она только не работала: и швеей, и вышивальщицей, и лютнисткой, и цветочницей. Она украшала королевские покои и бальные залы, ткала, вязала, придумывала одежду, равной которой не было в Королевстве. Она сочиняла платья для королевы, в которых та выглядела моложе и привлекательнее, чем обычно. А это было важно, потому что королева часто хворала, много ела и терпеть не могла прогулки.
Эдна старалась, король ценил ее и сделал главной экономкой. Но королева скупилась на похвалу. Эдна была красивее и прекрасно пела и учила придворных танцевать. Платья, которые она сочиняла для себя, всегда уступали королевским – Эдна ведь не дурочка! Она шила себе подчеркнуто просто, даже бедно. Но ее естественная красота, здоровье, вкус не могли укрыться от посторонних глаз.
Нет, Эдна не давала повода для ревности. Она была безукоризненно воспитана, соблюдала этикет, как честный вассал хранит свою присягу. Но король, конечно, знал, как сильно она его любит, – он великий маг и видит людей насквозь.
Эдна никогда не была колдуньей. Но ее любовь обострила ее зрение: она научилась понимать короля лучше, чем кто-либо другой. И она знала, что король не любит королеву. Их связывает долг. Уважение. Симпатия. Но не больше! Не больше!
