Макс Фрай - Неуловимый Хабба Хэн
Я поразмыслил и решил, что он, пожалуй, прав. Тот самый Наблюдатель, о котором я только что писал в тетрадке (строго говоря, он сам и писал), всегда останется при мне, поскольку он – и есть настоящий, единственный и неповторимый я, который никуда не денется, что с собой ни твори, хоть каждый день Тенями и личностями меняйся с кем ни попадя. А проблемы с эмоциональной неуравновешенностью испытывал явно не он. То есть, выходит, не я. И это хорошая новость.
– Вижу, ты меня понимаешь. Славно, что так. Добрый совет – единственное, чем я могу тебе помочь, – заключил Хабба Хэн. – Сроду не был знахарем и никого не исцелял – ни взглядом, ни оплеухами, ни Кристаллами Смирения. Не знаю, чего там наобещал тебе мой добрый друг Джуффин, но подозреваю, врал напропалую, как всегда.
– Вероятно, у него были на то серьезные причины, – рассудительно предположил я.
В общем-то, не могу сказать, что поведение сэра Джуффина Халли казалось мне сейчас образцовым, но чувство долга было превыше личных обид, а оно велело мне всеми силами защищать репутацию непутевого шефа.
– Разумеется, у него были причины, – неожиданно согласился Хабба Хэн. – Я, как уже говорил, не исцеляю от душевных хворей, не помогаю укрепить дух, обрести целостность, или как там это у вас называется… Но найти меня может только тот, кто способен проделать все это самостоятельно. Я не знахарь и не лекарство, просто встреча со мной – признак выздоровления. Думаю, Джуффин хотел проверить, так ли все с тобой плохо, как кажется. Ну и на зерна мои он рассчитывал, не без того. Не удивлюсь, если это и была его главная цель. Наш общий друг весьма к ним пристрастился.
– А что за зерна вы все время упоминаете, если, конечно, это не тайна? – полюбопытствовал я.
– Какая может быть тайна, если тебе придется доставить мою посылку? Но вынужден тебя разочаровать. Зерна как зерна, отличная приправа к любому блюду и камре, но ничего таинственного в них нет. Правда, до сих пор никто не удосужился придумать им название, зато у моих зерен есть кое-что поважнее, чем имя, – аромат. Джуффину очень нравится их пряный привкус, а добыть зерна непросто, растут они только на Границе.
Он так выделил интонацией слово «граница», что мне стало ясно: речь идет о чем-то большем, чем, скажем, нейтральная полоса между Соединенным Королевством и Графством Хотта.
– Что за Граница? – спросил я.
– Просто Граница. Между «здесь» и «не здесь», если угодно. Или между «так» и «этак», между «есть» и «нет», между «сейчас» и «прежде» – как ни поверни, все будет какой-то частью правды.
Будь я сейчас в обычном состоянии, почувствовал бы себя полным болваном. И несомненно, сперва устыдился бы, а потом дал бы волю раздражению и даже гневу: что ж он, гад, надо мной смеется?!
Но, хвала Магистрам, мне наконец-то было плевать, как я выгляжу в глазах собеседника. Что меня действительно интересовало, так это Граница, о которой он толкует. Я был готов задать столько идиотских вопросов, сколько понадобится. Любой ценой добиваться объяснений, пока не пойму, о чем речь. Возможность узнать что-то новое возбудила меня куда больше, чем гибкая шея рыжей торговки книгами. И я не считал нужным подавлять эту страсть. В отличие от прочих, она казалась мне чрезвычайно полезной, потакать ей было не только приятно, но и в высшей степени разумно. Поэтому я упрямо спросил:
– Вы говорите о границе между Мирами? Или о чем-то другом? Я все-таки не понимаю.
– О чем-то другом, – согласился Хабба Хэн. – Хотя граница между Мирами – это тоже часть моей правды, высказать которую во всей полноте я не могу. Не потому, что люблю секреты, а лишь по причине скудности языка, которым мы с тобой пользуемся для общения. Даю подсказку: я и сейчас пребываю на Границе. И ты тоже, по крайней мере отчасти. Собственно, только потому и стала возможна наша встреча. Я никогда не покидаю Границу, и единственный способ встретить меня – оказаться в том же положении. Постарайся понять, на какой границе находишься ты сам, это и будет наилучшим, наиболее полным ответом на твой вопрос.
Его ответ изрядно меня озадачил. Я надолго задумался.
– Когда сэр Джуффин Халли объяснял мне, как вас найти, он говорил, я должен твердо решить, что хочу вас встретить, но при этом ничего не хотеть, – наконец сказал я. – Это и есть ваша Граница? Не место, но состояние? В данном случае – между «хочу» и «не хочу», верно?
– И это тоже, – согласился Хабба Хэн. – Причем смотри, как забавно получилось: для того чтобы решить эту немудреную, в сущности, задачку, ты был вынужден нащупать куда более труднодоступную границу – между собой и кем-то другим. И теперь ты начал понимать, что не являешься ни тем, ни иным, но чем-то третьим. Я правильно описываю твои ощущения?
– Пожалуй.
– Так вот, когда этот «третий» остается единственным персонажем, не обремененным даже тенью чужого присутствия, человек становится одним из людей Границы.
– Люди Границы? – переспросил я. – То есть вас много?
– Не сказал бы. Но разумеется, я не один. Есть и другие. Мы не нуждаемся в обществе себе подобных, но постоянно ощущаем присутствие друг друга – где-то бесконечно далеко и бесконечно давно, но в то же время – здесь, сейчас. Я совсем тебя запутал, бедный мальчик?
– Не огорчайтесь, это не ваша вина, – вежливо сказал я. – Мне известно, что некоторые вещи можно понять, только испытав на себе. Знание вообще редко дается вне личного опыта. Думаю, я вас понял – ровно настолько, насколько это вообще возможно.
– Ты правильно рассуждаешь, – согласился Хабба Хэн.
Мы помолчали. Хабба Хэн с видимым удовольствием пил заказанную мной свежую камру. А я старательно формулировал вопрос, который сейчас казался мне куда более важным, чем моя первоначальная цель. Наблюдая за собой со стороны, я заранее знал, что завтра, несомненно, сочту свое нынешнее поведение чрезвычайно забавным. Но это ничего не меняло.
Наконец я счел формулировку удобоваримой и спросил:
– Одним из вас нужно родиться или можно стать?
– Можно родиться тем, кто когда-нибудь станет одним из нас, если обстоятельства сложатся должным образом, – пожал плечами Хабба Хэн. – Но на твоем месте я бы об этом не беспокоился. Ты – часть другой тайны, столь же невыразимой и неизреченной, как моя. Не нужно быть жадным, не стоит стремиться захапать себе как можно больше диковинных судеб. Ты со своей хоть как-то совладай, вот это будет деяние, достойное героев древности! Быть тобой непросто, это видно невооруженным глазом. Но ты молодец, неплохо держишься. По крайней мере, пока. Ясно тебе?
Я неопределенно пожал плечами. Дескать, что-то ясно, что-то нет. Мы снова помолчали.
