Варвара Лунная - Эйта
— Ты сомневаешься, — усмехнулась Эйта.
— Хорошо, сомневаюсь, — Добрыня присел около девушки на корточки. — Ты прости, но Желанна, она… Ну не похоже, чтобы на ней проклятие было. Ну ты же сама видишь, она здоровая, красивая, можно сказать, даже цветущая.
— А ещё я проклятие на ней вижу, — ответила Эйта. — Страшное проклятие. Мне рядом сидеть жутко.
— Но как же так выходит? Проклятие есть, а по ней и не видно?
— Я же говорила, она последней умрёт, — напомнила Эйта. — А до тех пор то проклятие ей сил и даёт. Вот у Лады забирает, а ей даёт. Желана сама того не знает, живёт себе радуется, что силы не иссякают, — Эйта замолчала. Добрыня тоже ничего не говорил.
— Ты решил, что будешь делать, когда Лада умрёт, — вдруг спросила девушка. Бывшего дружинника будто по лицу ударили, он вскочил на ноги. Эйта тоже встала.
— Я не вижу другого способа проклятие снять, и даже если Желану убить, не поручусь, что оно снимется.
— За ней пойду, — голос не слушался, и Добрыня откашлялся.
— Самоубийцы на Небо не попадают.
— В дружину к кому‑нибудь наймусь, — буркнул мужчина. — А там в бою…, — он махнул рукой. — Пошли к столу, завтрак готов.
— Да, в дружину вроде как не самоубийство, — согласилась Эйта и пошла следом.
Завтракали молча, каждый думал о своём.
— Эйта, а ты можешь сказать у кого бабушка, — Лада запнулась. — Убила, — едва слышно добавила она. — Малыша.
— Могу, — кивнула колдунья. — Мы вчера дом тот проезжали. Я покажу.
— Бабушке не скажешь? — спросил Добрыня, хотя ответ был ему известен. Лада отрицательно покачала головой и отвернулась, а потом резко встала и принялась со стола убирать.
Эйте происходящее не нравилось, если ещё вчера она чувствовала что Лада полна решимости бороться, то теперь этого чувства больше не было. Лада сдалась. И Добрыня сдался. Он собирался быть с любимой женой до её конца, а потом намеревался погибнуть сам.
Часть 13
— Не стучитесь, Не откроет Грушка, — раздалось за спиной у Лады и Добрыни.
— Хозяйку Груша зовут? — уточнил Добрыня.
— А то что ж, мил человек, в гости стучишься, а к кому не знаешь? — удивился советчик. — Тебе что от этой полоумной надо‑то?
— Она полоумная? — Лада взяла мужа за руку, так было легче.
— Да уж лет сорок поди, — хмыкнул мужичек. — Точно сорок, — вспомнил он. — Как ребёнка своего удавила, так умом и тронулась.
— Сама удавила? — спросил Добрыня.
— Сама, — кивнул словоохотливый сосед.
— Но как же так, Добрыня? — Лада посмотрела на мужа.
— Не знаю, — пожал плечами тот.
— Так чего вы от Грушки‑то хотели?
— Да так, видать домом ошиблись, — Добрыня повёл жену обратно к дому Желаны.
Бабушка уже вернулась и хлопотала на кухне. Лада снова почувствовала дурноту, едва порог дома переступила. От Эйты это не укрылось.
— Узнали что? — спросила она.
— Нет, — Добрыня покачал головой.
— Бабушка, а ты полоумную Грушу знаешь? — спросила Лада, тяжело присаживаясь за стол.
— Знаю, как не знать. А что?
— А почему она ребёночка своего убила?
Желана обернулась и в глазах её мимолётно, блеснул холод. Мимолётно, но Добрыня и Эйта заметили.
— Дура потому что, — равнодушно ответила бабушка. — Тяжело он ей дался, болезный был, плакал всё время, вот она не выдержала и подушкой его и придавила.
— А потом что? — спросила Лада, вытирая со лба вдруг появившуюся испарину. Её кидало то в жар то в холод.
— Ладушка, — Добрыня подскочил к жене. Эйта наоборот отошла в дальний угол, помочь тут она не могла, но сердце сжалось от жалости к подруге.
— Со мной всё хорошо, — через силу улыбнулась Лада. — Так что потом было, бабушка?
— Потом? — удивилась Желана. — Да ничего. Муж её ушёл, а потом она головой тронулась.
— К тебе ушёл? — спросила Эйта. Женщина резко повернулась и недобро так прищурилась.
— Ко мне, — всё же ответила она. — А что?
— Хорошо вышло, да? — спросила Эйта, вставая и подходя к Ладе. Она положила той руки на плечи, стараясь хоть немного отогнать дурноту. — И ребёночка убила, и от соперницы избавилась, и мужика получила, а главное во всём Грушу обвинили, тебя и не заподозрили.
— Пошла вон из моего дома, — Желана поджала губы и указала Эйте на дверь.
— Бабушка, — Лада попыталась встать, но не смогла. — Бабушка, — повторила она тише. — Эйта колдунья, она говорит проклятие на нас.
— Вон, я сказала, — повторила Желана громче, в голосе звенел лёд.
— Вот теперь я верю что ты не ошиблась, — вздохнул Добрыня, обращаясь к Эйте. — Пошли отсюда, Ладушка, — он помог жене встать. — Проживём столько, сколько боги нам отпустили, а там будь что будет.
Лада заплакала, но послушно пошла к выходу.
— Лада, ты ей веришь? — спросила Желана. — Чужой девке?
— На мне проклятие, бабушка, — Лада устало повернулась. — Его даже снять нельзя, я умираю. Нас осталось четверо, ты, я да мама с папой, остальные все умерли.
— Так что же, твоя колдунья проклятие не снимет?
— Не могу, — ответила Эйта. — Оно сильное слишком. Да и ты не раскаиваешься в содеянном. Кабы каялась, глядишь, хоть внуков твоих это спасло бы.
— Мне не в чем каяться, — отрезала Желана. — Всеслав на мне сразу жениться должен был, кабы не Грушка, и женился бы.
— И за это ты её ребёночка убила? — с ужасом прошептала Лада.
— А потом мужика приворожила, — добавила Эйта, внимательно прищурившись, рассматривавшая женщину.
— И что? — с вызовом спросила Желана. — Он никогда не жаловался.
— Бабушка, — Ладе стало совсем дурно. — Как же ты могла?
— Не тебе меня судить. Кабы не я, тебя б на свете не было.
— Да уж лучше б совсем не было, — прошептала Лада. — Добрыня, уйдём отсюда.
Мужчина подхватил Ладу на руки и вышел из дома.
— Довольна? — зло спросила оставшуюся Эйту Желана.
— Нет, — покачала головой колдунья. — Она умрёт. И дочь твоя умрёт, а потом умрёшь ты. Но ты заслужила, а они всё нет. Только ведь тебе всё равно. Даже сейчас всё равно.
— Пошла вон, — зло крикнула Желана.
— Прощай, — Эйта вышла на улицу, тяжело вздохнула, прислонилась спиной к воротам и подняла глаза к небу. — Ты же справедливый, — прошептала она. — Помоги Ладе. Что за смысл наказывать, если наказание впрок не идёт? Смерть Лады ничего ведь не даст.
Но отец Небо как всегда не ответил, может, нечего ему было ответить, а может, не счёл нужным.
Пока Добрыня с Эйтой ходили за вещами в дом Желаны, Лада сидела на постоялом дворе у окна, а потом вдруг побежала на улицу.
— Груша, — окликнула она оборванную женщину, с большим кулём, похожим на младенца в руках. — Вы ведь Груша?
— Я… — женщина кивнула улыбаясь, потом нахмурилась, а потом и вовсе попятилась.
— Не бойся, я не обижу, — ласково сказала Лада. — Я… я рассказать тебе должна. Это не ты сыночка своего задушила.
