Вспомни меня (ЛП) - Бобульски Челси

Алек вытирает пот со лба и смотрит на меня сверху вниз. Я делаю шаг к нему, но потом вижу папу, стоящего под платформой, разговаривающего с толпой гостей и указывающего на платформу.

Папин взгляд останавливается на мне.

— Извините, я на минутку, — говорит он гостям, застёгивая пиджак и направляясь ко мне. — Привет, малышка. Закончила с работой на сегодня?

Я киваю.

Папа замечает, что я смотрю на розы, и качает головой.

— Ты можешь в это поверить? София говорит, что это случается раз в несколько лет.

— Каждые шестнадцать, — бормочу я себе под нос.

— Невероятно, — папа кладёт руку мне на плечо. — Хочешь поужинать? Я умираю с голоду.

Я поднимаю глаза и снова встречаюсь взглядом с Алеком.

— Э-э, да, конечно, — говорю я папе.

— Превосходно.

Папа выводит меня из сада, рассказывая о том, какой у него был день, а в это время позади меня хрустят ветки и розы падают на землю, как снег.

* * *

Я стою в своей старой комнате — той, что была в 1907 году.

Всё выглядит так же, как и много лет назад.

И на мне ночная рубашка.

Я думаю, это сон.

Но всё кажется слишком реальным, чтобы быть сном.

Тут даже пахнет так же, как океан, и мамины духи, и немного свечного воска из светового ящика Бенни дальше по коридору. Я провожу пальцами по текстурированным углублениям в шкафу, наслаждаясь знакомой шелковистостью полированных латунных ручек.

Тёплый порыв ветра обдувает моё ухо. Я закрываю глаза, слеза скатывается с моих ресниц, а Лон прижимается своим сильным телом хищника к моему позвоночнику.

— Красиво, не правда ли? — шепчет он. — Этот мир, в котором мы жили? Я мог бы держать тебя в нём всю твою жизнь.

Я стискиваю зубы.

— За какую цену?

Его руки касаются моих плеч, его пальцы скользят по моей шее, обхватывают горло.

— За всё приходится платить, моя дорогая.

Я отступаю от него, прежде чем его руки могут сомкнуться на моей трахее.

— Ты ничего не знаешь обо мне, если думаешь, что я позволю тебе победить без боя.

Он тихо посмеивается.

— Вообще-то в этом нет никакого смысла. Я никогда не позволю тебе победить, — его челюсть напрягается. — Что тогда, что сейчас. Поцелуй своего жениха, и, возможно, я прощу твои прошлые прегрешения.

Он двигается вперёд.

Я отступаю к двери, рукой нащупываю ручку. Я прижимаю ладонь к холодному металлу и рывком открываю дверь. Спотыкаясь, я возвращаюсь в гостиную.

Мой труп лежит посреди комнаты, окруженный лужей крови, просачивающейся в половицы. Тело Лона привалилось к дальней стене, его мозги разлетелись по обоям.

— Ты не можешь избежать этого, — говорит Лон, появляясь рядом со мной.

Смотрит свысока на учинённую им бойню.

Что-то тёплое и влажное распускается на моей ночной рубашке, ткань прилипает к груди. Я смотрю вниз на густую красную жидкость, вытекающую из моей грудной клетки.

Знакомый голос эхом разносится по комнате.

— Ты закончишь так же, как и все мы, дорогая.

Она стоит напротив меня, хотя выглядит совсем не так, как при жизни. Она — труп, давно зарытый в землю, её одежда в лохмотьях, волосы сухие и колючие, как солома. Рядом с ней отец и Бенни, их гниющая плоть свисает с костей, а похоронные костюмы похожи на потёртые занавески.

— Мама?

— Смерти не избежать, — говорит мать Аурелии — моя мать.

В углу комнаты мелькает фигура. Высокая блондинка, одетая в тот же свитер и юбку-карандаш, в которых она садилась в самолёт четыре года назад. Она улыбается мне, но затем её изображение мерцает, как при плохом телевизионном приёме, и внезапно её улыбка становится слишком широкой, обнажая раздробленную челюсть.

— Мама!

Я пытаюсь двигаться вперёд, но мои ноги приросли к полу. Моя собственная кровь медленно стекает по груди, рукавам, талии. Лон делает шаг ближе ко мне, накрывает руками алую жидкость, льющуюся по моему торсу, застывающую в густые тёмные капли, стекающие по моему платью. Ткань больше уже не белая и воздушная, а красная и тяжёлая от крови.

Лон утыкается носом в мою шею, отводит мои волосы в сторону.

— Я не позволю тебе жить долго и счастливо, моя дорогая, — говорит он мне. — Не тогда, когда ты так эгоистично украла мою жизнь.

Отец делает шаг вперёд, протягивая руки. Из его уха вылезает таракан и шлёпается на потёртое плечо похоронного костюма.

— Пора возвращаться домой, милая.

Бенни берёт меня за руку, его губы трескаются, а мёртвые глаза остекленели, когда он говорит:

— Это больно всего лишь секунду, Лия. Потом это похоже на полёт.

Слёзы выступили у меня на глазах. Я наклоняюсь к нему и обхватываю рукой его холодную, костлявую щёку.

— Прости, что мне пришлось оставить тебя, Бенни.

Он улыбается Лону, как будто они участвуют в этом вместе. Но затем Бенни наклоняется вперёд, складывает ладони рупором и шепчет то же самое слово, которое он сказал мне в бельевом шкафу.

— Беги.

Я просыпаюсь, моё сердце бешено колотится.

В комнате кромешная тьма. Я хватаю телефон с прикроватной тумбочки и, используя его свет, ковыляю в ванную, тяжело дыша.

Первое, что я проверяю при свете в ванной, это свою пижаму, но на ней нет крови, хотя я всё ещё чувствую, как она липнет к моей коже. Из груди также не льётся кровь, хотя я всё ещё чувствую, как она стекает на пол.

Всё моё тело начинает трясти. Я ударяюсь головой о дверь и соскальзываю на холодный кафель, смахивая руками кровь, которой там нет.

Я не хочу плакать. Не хочу доставлять этому больному ублюдку такое удовольствие. Но слёзы всё равно текут, горячие, быстрые и удушающие.

За дверью скрипит папин матрас, и я поспешно включаю кран, чтобы скрыть рыдания. Меньше всего мне хочется объяснять это, хотя уверена, что папа понял бы, если бы я сказала ему, что слёзы вызваны кошмаром, или если бы я сказала, что это из-за мамы, что даже не было бы ложью. Но он будет волноваться, а я не хочу, чтобы он беспокоился обо мне.

Уже нет.

Я задумываюсь, уставившись на свой телефон. Красные отпечатки пальцев покрывают экран. Я переворачиваю руку — ту, которую прижимала к груди во сне.

Засохшая кровь вьётся через трещинки на моих ладонях, осыпаясь на кафель, как кусочки старой краски.

ГЛАВА 50

НЕЛЛ

— НЕЛЛ? — СПРАШИВАЕТ ПАПА. — ВСЁ В ПОРЯДКЕ?

Я поднимаю взгляд от недоеденного рогалика. Папа сидит напротив меня, морщины беспокойства пересекают его лицо. Остальная часть комнаты медленно входит в фокус, заменяя образы моей разлагающейся семьи и ночной рубашки, пропитанной кровью.

— Хм? — спрашиваю я.

Папа хмурится ещё сильнее.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Ох. Эм, да, — я качаю головой. — Плохие сны.

Папа откусывает кусочек от своего сэндвича с яйцом.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Всё в порядке, — говорю я, ковыряя свой рогалик. — В них не было никакого смысла.

Он кивает, затем откидывается на спинку стула, заложив руки за голову, и смотрит в окно на солнце, поднимающееся над пляжем.

— Разве тебе просто не нравится здесь?

Дело в том, что мне нравится. Мне не понравилось, когда я впервые приехала сюда, на пароме в 1907 году, когда это было не более чем место, где я проведу свои последние оставшиеся месяцы в качестве Сарджент, прежде чем потеряю последние крохи свободы и стану вон Ойршот. Но всё изменилось, как только я встретила Алека. Палаточный город; пляж; тайные, скрытые места в «Гранд Отеле», где мы с Алеком могли быть вместе без страха — вот в этот остров Уинслоу я влюбилась.

И независимо от того, что произошло с тех пор — независимо от того факта, что Лон тоже здесь, наблюдает за мной, вторгается в мои мысли, угрожает каждому моему вздоху — этот отель вернул меня к Алеку. Это дало нам больше времени, чем предполагала пуля Лона. Это волшебное место.