Алек Экзалтер - Коромысло Дьявола
Вот, к примеру, тесть Олег Ирнеев без смеха не мог поминать о том, как его зятек подвизается лаборантом на всамделишней кафедре психоистории Белоросского государственного университета. Научно-фантастическую сагу американского профессора Айзека Азимова о психоисториках он читал в юности и едва ли мог предполагать, что когда-нибудь найдутся юмористы-чиновники от высшего образования, сумеющие беллетристику сделать университетской наукой.
— Это у них такой академический юмор, — потешался тесть и вспоминал о существовании при этом самом БГУ забавного факультета социальных технологий, где готовят работников собесов, насчитывающих пенсии и распределяющих костыли среди инвалидов.
— Вряд ли что-то такое имел в виду философ и публицист Карл Поппер, пустивший в оборот данное научное понятие, дорогие мои. В гробу, должно быть, америкашка-старикашка переворачивается. Почему бы тогда и психоисторию не поизучать?
А давайте, дамы и господа хорошие, откроем в БГУ кафедру дианетики имени Рона Хоббарда…
Тестя смешило и то, что психоисторической кличкой зятя наделила теща Амалия Ирнеева, уязвленная тем, как же долго в лучшем и главном вузе страны содержат шайку шарлатанов и лжеученых, втирающих очки руководству, будто они могут предсказывать и объяснять политические события. И при этом: "вы только подумайте, — какие же они недоумки! — пренебрегают единственно верным маркисистско-ленинским учением об историческом и диалектическом материализме".
Однако Филипп диалектически полагал Яшу Психуна недоумком не только из-за портрета величайшего психоисторика Гарри Селдона, висящего у зятя на стене. Сей литературный образ из невозможного будущего, придуманный доктором Азимовым, графически вообразил, виртуально воплотил и оформил один из Яшиных приятелей-компьютерщиков, тоже приверженный психоистории. Но бескорыстно и по-любительски, в свободное от основной работы время.
Тем компьютерный художник и был нормален, в отличие от Яши Самусевича, профессионально заканчивающего кропать придурковатую диссертацию на тему белоросской постсоветской истории. В ней зять по особой психоисторической методе взялся доказывать неизбежность прихода к власти конкретного президента Лыченко и абстрактную необходимость пожизненной президентской власти.
"Надо полагать, при этом белоросские психоисторики запросто выдают политические предсказания. Вон 16 лет назад наш Лыч-урод стал батькой-президентом; он и еще столько же проживет. И в президентах останется…
В стране придурков и науки придурковатые…"
Дорога и управление автомобилем нередко навевали на Филиппа Ирнеева государственные и политические раздумья. Так ему было проще не расслабляться и бдительно следить за обстановкой.
"…От родственников никуда не денешься. Бог их нам в наказание дает. Он же их и прибирает, потому что в животе и смерти властен…", — опять вернулся Филипп к картинкам из семейного альбома.
О Яше Психуне вспоминать — тоже означает находиться в полной психологической готовности к экстремальным обстоятельствам и запредельным нагрузкам. Дорога есть дорога…
Дорогого зятя Яшу шурин Филипп записал в придурки далеко не по психоисторическим основаниям-фундациям. Напротив, конъюнктурность Яшиной кандидатской диссертации свидетельствовала о его природном уме и первозданной хитрости.
Ведь зять в один прекрасный момент мог хитро объявить себя не записным психоисториком, но прозелитом какого-нибудь иного гуманитарного лжеучения. Скажем, встать на позиции поразительно модной, корифеями-философами еще не постулированной доктрины неких политических технологий.
Совсем другое поражало Филиппа в Яше и заставляло его думать о воистину мистической потусторонней придурковатости зятя. Потому как одухотворенный психоисторией Яша не любил и боялся научно-технологических достижений человечества. А никем и ничем не одушевленные техника и технологии противодействовали ему взаимным страхом и ответной ненавистью.
В его присутствии электрические розетки зловеще искрили, угрожая мировым пожаром. Он апокалиптически сворачивал водопроводные краны в ванной и на кухне, что предвещало скорое наступление всемирного потопа.
Лампочки регулярно взрывались, стоило ему лишь прикоснуться к выключателю какого-нибудь несчастного настольного светильника. Бедные конфорки газовой плиты угрожающе вспыхивали и коптили при его приближении.
В довершение квартирных бед, наверное, из-за Яши с дымом и гарью взорвалась водонагревательная колонка, и кухню пришлось подвергнуть срочному и дорогостоящему капитальному ремонту после репетиции такого вот армагеддона.
Вблизи Яши эсхатологически глохли двигатели сверхнадежных немецких и японских автомобилей, засорялись бензопроводы, отказывала бортовая электроника и мистически разряжались аккумуляторы.
Мобильником, каким его одарила молодая жена, Яша мог пользоваться только до обеда. Противоестественный саморазряд быстро умертвлял его телефон, чему зять был только рад, потому что боялся ужасного, как он говорил, "микроволнового излучения".
Даже "восьмерка" Филиппа с трудом выносила Яшу в ипостаси пассажира. Однажды Филиппу-Богомольцу и Ленке-Химозе пришлось выгнать дорогого зятя и мужа из машины, ни в какую не желавшей заводиться. Им втроем тогда ничуть не улыбалась мрачная перспектива заночевать в глухом лесу в обнимку с дарами природы, богато собранными с бору и под сосенками.
Как только Яша вышел, полудохлый аккумулятор в мгновение ока дал могучую искру. Двигатель автомобиля, хоть на время избавившегося от ненавистного пассажира, довольно заурчал и доблестно тянул седалище проклятого технофоба до самого дома, где и заглох, напоследок вскрикнув горестно и безнадежно.
В таких случаях только на Бога и можно надеяться. Видимо, в тот день помогла горячая молитва Филиппа, всю дорогу просившего у Вседержителя образумить придурка-зятя, поставить непутевого родственника на вектор истинного понимания природной дикости, по-сатанински враждебной человеку и творениям от рук искусства его.
Материалист Яша в Бога не веровал, дикую природу признавал своей матерью-прародительницей и обожал ходить босиком по траве, утверждая при том: "заряжаюсь земной энергетикой".
Прекрасная дикарка-природа ему равнодушно внимала и позволяла собирать в огромном количестве, прямо из-под земли вылезавшие ему навстречу ложные боровики, лжеопенки и сатанинские грибы.
Срезать ножом грибы Яше было жалко — "они ведь живые создания" — он их вырывал вместе с грибницей. Потом же удивлялся тому, как эти дары природы синеют на разрезе, когда Ленка с матерной руганью их сортировала.
