Алек Экзалтер - Коромысло Дьявола
ГЛАВА V
ВОСКРЕСЕНЬЕ И ВОЗДВИЖЕНЬЕ РЫЦАРЯ ФИЛИППА
— 1 —
Еженедельно просыпаться в воскресные дни как можно раньше Филипп Ирнеев ничуть не считал зазорным или же собственной оригинальной эксцентричностью.
"Вера и Бог — они для всех."
Давно уж по воскресеньям, начиная с десятого класса, он старался ушмыгнуть из дому до того, как продерут глаза сестра, зять и родители. Во чтобы то ни стало, ему требовалось избежать по-родственному добродушных насмешек и не то чтобы излишне ехидных издевательств над "Филькой-богомольцем, в церковь с утра пораньше намылившимся".
Ни по утрам, ни по вечерам, скандалить по религиозным поводам он никогда не скандалил, молчаливо отстаивая свою воцерквленность. "Незачем Бога всуе поминать." Но агнца веры от безбожных козлищ все же таки нужно отделять, насилу пожертвовав блаженным утренним сном в выходной день.
Отныне же извечной проблемы воскресной побудки для рыцаря Филиппа как вовсе и не бывало, не существовало.
"Велика милость Господня!"
Он теперь чувствовал необходимость свершения на рассвете харизматической заутрени, сверхрационально и сверхъестественно его соединяющей с Подателем всех благ земных и небесных. Однако еженедельной обедней в монастырской церковке Утоли моя печали он не стал пренебрегать в тот знаменательный день.
После гимнастической разминки, контрастного душа и подобающего воскресному дню завтрака у него еще оставалось немного времени, прежде чем пуститься в путь. То бишь спуститься в охраняемый двор элитного дома и сесть в свой неказистый автомобильчик, беззастенчиво припаркованный у парадного подъезда.
Его босса, следовательно, и людей, работавших на него, в доме уважали и почитали едва ли менее того благоговения, с каким Филипп собирался приступить к чтению Продиптиха. Но не сразу.
Из "Пролегоменов Архонтов Харизмы" он прежде постарался выяснить, кем же на самом деле были Филон Александрийский и Аполлоний Тианский.
"И вообще, кто они такие?.. Допустим, кое-что мне об этих деятелях известно. Но почему я на них раньше-то внимания не обращал?"
Обращаться ко множеству предложенных ему в виде гиперссылок открытых богословских источников, почтительно повествующих о предтечах христианства, Филипп не стал. Он сначала приступил к выдержкам из анналов Александрийской эраны харизматиков, откуда узнал о первой попытке примирения группы эргоников и апатиков, совместно наставивших философа Филона и чудотворца Аполлония на путь "Эпигнозиса".
— Оба они были добровольно и самопроизвольно раскаявшимися натуральными магами. И обладали спонтанной харизмой, позволившей им эпигностически осознать первородную греховность материи, лишь милостью духовного понимания, спасаемой от безвременного тлена и необратимого разложения…
Рыцарь Филипп, само собой, воспользовался виртуальными комментариями прецептора Павла, точно предвидевшего, что и в какой форме может понадобиться его ученику на портативном терабайтном носителе информации.
Когда желания, стремления и возможности двух людей совпадают, всякое пророчество становится истинным. Изреченное оно или нет.
Совершенно по-другому складывается обстановка в многовекторном бытии, где редко кто-либо, что-либо во всем накладываются друг на друга по направлениям, азимутам, модулям, тензорам. Потому-то преднамеренная попытка отцов ноогностиков инициировать создание святого писания, одинаково пригодного для эргоников и апатиков, харизматиков и мирян, не увенчалась успехом в форме явления людям синергического вероисповедания.
— Однако игра того стоила, чтобы не жалеть свечей и канделябров, мой добрый рыцарь Филипп. Вся история человечества, пусть она и описывается, предписывается нам императивно и повелительно, в то же время не отрицает сослагательного наклонения.
Ах, если бы двукнижие Филона и Аполлония их современники сумели понять и открыто оценить по достоинству! Не превратили бы его в кладезь тайной эзотерической мудрости, закрытой от непосвященных и тех, кого они сочли недостойными великого знания. Приняли бы его просто как благую, добросердечную и боговдохновенную весть двух малых пророков.
Возможно, тогда бы Продиптих и два его достойнейших творца стали бы евангелическими провозвестниками скорого и предопределенного Провидением прихода Иисуса Мессии, смиренного странника и Сына Божия.
Но тогда, мой друг, в исторической модальности Продиптих никак не смог бы стать эзотерической основой теургических ритуалов рыцарей Благодати Господней. Это ни в коей градации не могло произойти, если бы сие двукнижие вошло в эктометрический канон нового экуменического вероисповедания вместо свежеиспеченной Септуагинты, то есть "70 толковников", предназначенных к употреблению эллинистических прозелитов иудейства и иеговизма.
Ах, если бы благую весть изначально принесли и подхватили образованные эллины и римляне! Но отнюдь не малограмотные иудеи, не понимавшие собственного Закона Божия. Ох, если бы так оно и было, друг мой!
Во многая оных противоречивых диалектических "если бы да кабы" и состоит, рыцарь Филипп, сокровенный смысл сослагательного наклонения человеческой истории.
Тот, кто бездумно предполагает, будто в истории не кроется сослагательный модус, и она не составлена из неисчислимых языковых конъюнктивов, субъюнктивов и модальностей, глубоко заблуждается.
Императивы Божественного Провидения нам не ведомы. Посему то, что вчера с гневом отвергалось одними людьми, сегодня другими превозносится до небес. А завтра позавчерашние открытия и забытые откровения вновь берутся на щит.
Ни один из вариантов, ни одна опция в исторических процессах не пропадают втуне. Тем или иным образом нереализованные прежде возможности находят свое вероятное продолжение спустя десятилетия, века или тысячи лет человеческой истории.
Когда б, разумеется, данные модальности самодовлеюще не притязают на тотальное формирование экуменического бытия в непреложном соответствии своим образцам и моделям, никоим образом не являющимися абсолютной истиной…
"Так-так… Возможно, достопочтенных отцов-ноогностиков, апатиков и эргоников подвело таки под монастырь их стремление к абсолюту, эллинской красоте и к римскому перфекционизму и упорядоченности. Не надо было, ребята, для древних дикарей-поганцев такую красивую и умную книжку издавать, жемчуга метать, орфографией и полиграфией увлекаться," — огорченно думал Филипп, рассматривая со всех сторон и поворачивая трехмерное изображение "Продиптиха".
