Алена Даркина - Растущая луна: зверь во мне
— Шереш! — скрежетнул зубами Еж. — Как я не подумал? Но может не все так плохо? Я просматривал книгу, там почти все, что нужно есть. Он же всю жизнь этот рецепт искал.
— И что ты предлагаешь? — Орел сидел, величественно откинувшись в кресле. — Отрядить кого-нибудь на другой материк, чтобы он тоже эксперименты на себе ставил? Пока не найдет? Может, ты хочешь попробовать?
— Надо — попробую, — Дафан окончательно разозлился. — Надо — вернусь на Гучин, достану Дарихан из могилы и обыщу. Надо — весь город переверну, каждый дом по камешку разберу, не вернусь, пока не найду этот рецепт. Что скажете — то и сделаю. Не я убил Корсака и не понимаю, почему со мной так разговаривают.
— Успокойся, Дафан, — примирительно произнес Баал-Ханан. Он поглаживал большим пальцем кисть руки. — Тебя ни в чем не подозревают. Но мы не ожидали, что эйманы будут гибнуть до войны и даже до попытки убить Охотника. Корсак — большая потеря. И если бы это был ты — это была бы не меньшая потеря. Хорошо хоть другие записи Шишлы сохранились, там и без того много ценного есть. А Корсак, по правде говоря, сам виноват. Если бы не был он таким скрытным, таким похотливым, ничего бы не случилось. Вас вдвоем отправили, чтобы друг друга прикрывали. Он действовал в одиночку — и вот чем это закончилось. Это урок нам всем. Нельзя действовать в одиночку, нельзя скрывать ничего друг от друга, — маленькие глазки оглядели присутствующих сквозь толстые стекла очков. — Надо решить: заговор в силе, или пока не поздно прекратим все? Отложим до следующего Обряда. Подождем, когда кто-нибудь из добровольцев отыщет рецепт нужного нам напитка?
— Я бы предпочел ждать, — как глава Дома первым заговорил Омри. — Конечно, это глупость несусветная, извини, Воробей. До следующего Обряда война может начаться и закончиться, и весь наш заговор потеряет значение. Но лезть в пекло сейчас не резон. Бессмысленная гибель добровольцам обеспечена.
— Ты выходишь из игры? — уточнил Баал-Ханан.
— Нет. Я высказал мнение. Но я выйду из игры в том случае, если из десяти Домов, решившихся на заговор, большинство оставит эту бесполезную затею. Я первым пошел на это, я последним уйду. Пусть мой голос никого не заботит. Что сообщили другие дома, Юнко?
Прежде чем ответить мужчина посмотрел на главу Дома.
— Эйм облетел всех, — объявил он медленно. — Дом Пса уверен, что за гибелью Корсака стоит Охотник. Несмотря на твое мнение, Авиел, — он быстро взглянул на Каракара. — Может, Охотник и не убивает эйманов намеренно, но там был не он, а кто-то им подосланный. Елиад мог отказаться отдать записи Шишлы, выхватил меч, им пришлось сражаться, и его убили. Но виновен все равно Халвард. И дом Пса готов идти до конца, чтобы отомстить ему. Дом Крота колеблется. Но поскольку Дафан продолжает борьбу, они тоже на это пошли.
— Скажи, кто отказался, — потребовал Удаган.
— Дом Быка и Крыса высказались примерно как Орел. Так что, по сути, никто не отказался.
— Что скажешь ты, Авиел?
— Я уже все сказал, — заключил Каракар. — Не получилось одно — попробуем другое.
— Значит, все по-прежнему? Во время Обряда мы убьем Охотника? — настаивал Лев.
— Попытаемся, — подтвердил Юнко. — Но на этот раз нам надо продумать все до мелочей. Кто будет проходить Обряд, когда нападем на Охотника? — стало вдруг так тихо, что они услышали, как на втором этаже скрипнула половица под чьей-то ногой. — Я надеюсь, вы понимаете, — нарушил молчание Цовев, — что тот, кто будет проходить Обряд, может умереть, — он сделал еще одну паузу, — а может стать следующим Охотником. Этот вопрос нельзя отдавать на волю случая. Надо решить это заранее.
— Это правда, Цовев, — медленно произнес Орел. — Странно, что мы не вспомнили об этом раньше.
— Было не до того, — печально произнес Воробей. — Какие будут предложения?
— Можно мне сказать? — с необычайной вежливостью осведомился Удаган. Ему дали слово, он пятерней откинул светлые волосы назад. — Есть ли выгода дому Гепарда от того, что Халвард стал не Барсом, а Охотником?
— Безусловно, — кивнул Цовев.
— Какая? — засомневался Лев.
— Один из самых сильных Домов, — заметил Юнко.
— Они сильны не поэтому! — возразил Удаган. — У них сильные эймы, их Дом больше, чем некоторые другие, но разве Охотник чем-то выделяет их? Кто-то замечал подобное?
— Нет, — изрек Каракар.
— Говори короче. Что ты предлагаешь? — осведомился Омри, поправляя камзол.
— Не имеет значения, из какого Дома будет следующий Охотник, Дом ничего не выгадает от этого. Поэтому надо руководствоваться одним: какой из Домов может пожертвовать одним молодым эйманом без ущерба для себя. Я хотел сказать без большого ущерба.
Все оглянулись на Баал-Ханана.
— Молодым эйманом должен пожертвовать я? — усмехнулся Воробей.
— У тебя самый большой Дом, — заявил Орел. — Три эймана берут имя на осеннем Обряде. У меня, например, один — внук Беркута. А у некоторых и вообще никого.
— Я не могу такие вопросы решать, — отказался старик. — Кажется, твой младший брат берет имя осенью? — посмотрел он на Юнко.
Цовев прищурился:
— Ты хочешь, чтобы я решил вопрос, который не может решить глава Дома?
— Не будем ссориться, — успокоил всех Каракар. — Из десяти Домов нашлось по одному добровольцу, чтобы рискнуть жизнью и убить Охотника. Сколько человек из Домов, поддерживающих заговор, берут имя осенью?
— Одиннадцать, — без запинки ответил Цовев. Кажется, этот вопрос волновал его, и он хорошо подготовился.
— Мне кажется, — завершил Авиел, — из одиннадцати человек можно найти добровольца.
— Можно, — хмыкнул Удаган. — Если кто-нибудь убедит их, как прекрасно отдать жизнь за других эйманов. По-другому никак.
— Подождем добровольцев, — подвел итог Баал-Ханан. — Тот, у кого в Доме он найдется, даст знать Авиелу. Тогда и обсудим, что делать дальше.
С этим никто не мог поспорить.
Отец задержался поговорить с Беркутом, а Удаган отправился домой, хотя идти туда не очень хотелось: у брата вовсю разгорелся медовый месяц. Ал с Ранели, конечно, старались держать себя в рамках приличия, но если они сидели и в разных концах комнаты, воздух между ними искрил. Ему приходилось нелегко, но он жалел Катрис: наблюдать чужое счастье, когда возможно навсегда потеряла свое, — что может быть тяжелее? Но и оставаться у Беркута он не мог. Двоюродные братья относились к нему с холодным равнодушием — так и не приняли в семью Льва и наверняка ждут, что он вот-вот всех предаст и вернется к Гепарду.
Подъезжая к замку, Удаган заметил, что у них гости. Кто-то грелся на солнышке, сидя на скамье слева от ворот. Эйман прислонился спиной к стене, откинул голову, подставив лицо солнцу. Он казался таким счастливым, что Удаган не сразу узнал Халварда. Не было в нем обычной насмешливости, угрозы — только покой и радость.
