Наталья Шнейдер - Двум смертям не бывать
Земля Рамону понравилась. Приток реки, в устье которой стоял Аген, делал здесь широкую петлю, превращаясь в естественную границу. Дальше, за крутым берегом стелились луга — и лишь где-то на самом горизонте темнел лес. Незаметно не подберешься. По эту сторону реки тоже лежали луга, а дальше, там куда не доходила разлившаяся по весне река, вольготно раскинулись засеянные пшеницей поля, перемежаясь со стоящими под паром землями. Здесь давно перестали расчищать лес под пашню — и зеленая непроглядная стена окружала владения рыцаря с востока. Три деревни одна аж на полторы сотни дворов. Люди жили широко и богато, благо земли было вдосталь, и родила она щедро, не то, что дома.
— Не жалко Хлодию это оставлять? — поинтересовался Бертовин, когда межа была очерчена. — Поболе чем дома земли-то будет.
Рамон улыбнулся.
— Землю холить надо. Как норовистого коня — держать в узде, но холить. Из-за моря трудновато будет, как пить дать из рук уплывет. Вот тогда точно станет жаль — если с того света я смогу о чем-то сожалеть. А со своим добром вы с Хлодием управитесь.
— Управимся. Замок где ставить будешь?
— Дай подумать. — Рамон прикрыл глаза, мысленно перебирая виденное сегодня. На самом деле место он уже присмотрел, но в таких вещах нельзя ошибаться. Жаль, камня здесь нет, придется деревянный строить, как то делали предки еще каких-то два века назад. Он в последний раз огляделся, протянул руку. — Вон тот холм, как думаешь?
Бертовин бросил оценивающий взгляд в ту сторону.
— Кажется, ничего. Поехали, ближе посмотрим.
Кавалькада поднялась на вершину пологого холма.
— Низко. — Сказал Бертовин. — Досыпать придется.
— Еще как придется. — Согласился Рамон. — Зато с одной стороны ров, считай, не нужен. Река. И с остальных воду подвести будет проще.
— И водовод.
— И водовод. — Кивнул рыцарь. — И вокруг все как на ладони — будет, когда насыпь как следует сделаем. Даже дозорные башни по реке можно будет не ставить.
— Это дома можно не ставить. А здесь придется.
— Теперь "здесь" будет "дома". Привыкай.
Бертовин в который раз оглядел окрест, расплылся в улыбке.
— Пока не могу. Вот даст бог, отстроимся… камня нет, частокол будем ставить?
Рамон кивнул. Камня нет, зато леса вдосталь. Годилось предкам — сгодится и для него. А там захочет Хлодий, или даже его потомки, каменный замок — выстроят. Когда появится возможность везти камень за тридевять земель. А пока будем обходиться тем, что есть.
— Значит, решили. — Сказал Рамон.
Он спустился с холма, объехал линию будущего частокола, что огородит двор у подножья башни, в последний раз убеждаясь, что место выбрано верно.
— Много дерева нужно. Оброк лесом возьмем? — спросил Бертовин, спустившись следом.
— Я еще подумаю. Но скорее всего — так. — Рамон посмотрел на солнце, давно перевалившее зенит. — Поехали по деревням.
— Сейчас все в поле. Подождать бы.
Рыцарь покачал головой:
— Если ждать — возвращаться ночью, а люди устали и голодны.
— Не впервой.
— Да. Но завтра по здешним поверьям работать нельзя — боги повелели пять дней трудиться, один отдыхать…
— Охота тебе держать в голове такую ерунду?
— Не ерунду. — Рамон нахмурился. — Странно, что я должен учить этому тебя, а не наоборот. Черни все равно, кто правит, пока с них не дерут последнюю рубаху и не отнимают богов. Поэтому такие вещи следует помнить.
Бертовин склонил голову, признавая правоту господина.
— К тому же. — Продолжал рыцарь. — Вместо того, чтобы ждать до заката и ехать домой ночью, мы вернемся завтра. Сейчас по деревням проверим, поглядим как живут. Как староста живет… все трое. Предупредим, чтобы дома был — передадут. И завтра вернемся. Проведя ночь в постелях, а не в седле.
— Лагерь надо ставить. Каждый день туда-сюда не наездимся.
— Поставим. Пока шатры привезем, дальше вот здесь, где двор будет, дом срубим — потом под сарай какой сгодится. Завтра работать нельзя…
— Нам-то можно.
— Ты всерьез собираешься начинать знакомство со своими людьми с того, что нарочито нарушишь их обычаи?
Воин сокрушенно покачал головой.
— Не подумал. По мне так все их божки — морок один. Вот и не подумал.
— Никто не заставляет тебя верить. А вот думать придется.
— Отвык. — Хмыкнул Бертовин. — Вот уж лет пять как не приходилось.
— Привыкнешь. — Рамон тронул с места коня. — Поехали.
Деревни ему тоже понравились. Добротные избы-пятистенки, крепкие штакетники, что отгораживали просторные дворы, где хватало место и хлеву и амбару, и оставалось на огород. Яблоки светились наливными, прозрачными боками сквозь листья, клонили к земле тяжелые ветви. Куры заполошно шарахались из под копыт. Славно живут, крепко. Мельницы только не видно — похоже, крестьяне возили молоть зерно куда-то на сторону, если только не крутили жернова дома. Значит, поставить мельницу у замка, и лучше водяную. Отвести водовод и поставить. Если мзду за помол брать разумную — деньги будут. Надо в городе порасспрашивать, где людей на такое дело нанять, не прямо завтра конечно. Но хорошо бы самому успеть управиться.
При виде чужих дети замолкали, спугнутыми воробьями бежали по дворам. Из-за заборов мрачно зыркали старики. Пусть их. Привыкнут и смирятся. Бунтовать не будут — для того, чтобы поднять чернь на бунт, нужно хорошо постараться. Слышать о подобном Рамону доводилось, доводилось даже вместе с соседями усмирять взбунтовавшуюся деревню, и вспоминать об этом рыцарь не любил. Он был уверен, что подобные вещи свидетельствуют не столько о развращенности черни — что с нее взять, чисто дети малые — сколько о плохом управлении. Его крестьяне не бунтовали. И здесь не будут. А любить господина им не обязательно. Чай, не золотой, чтобы все любили.
Мальчишка с покрытыми пылью босыми ногами за сребрушку показал дом старосты. Рамон спешился, стукнула калитка. Открыл дверь, как к себе, лишь для приличия грохнув кулаком по косяку, огляделся. Откуда-то из дома в сени выполз старик.
— Староста здесь живет?
— В поле. Что надо?
— Передай: завтра дома пусть будет. Приеду, поговорить надо.
— А ты кто? — старик сощурился, внимательно разглядывая чужака.
— А я господин этих земель.
— Вот как… Добро — теперь не всякий, кому не лень грабить будет, а… — он осекся. — Стар я стал, ум за разум заходит, не обессудь, господин.
Рамон усмехнулся.
— А что, много желающих пограбить было? По вам не скажешь, что совсем до костей обобрали.
— Э, да это так… крохи последние остались. Последний год разве что тихо. А так — приходят и берут, и поминай как звали. Только и гляди, как бы успеть…
