Сергей РАТКЕВИЧ - Девять унций смерти
Знать бы все заранее — можно было бы там же и подождать учителя. Вот только чтоб все заранее знать, надо быть Богом, а не гномом.
— А когда маэстро Терциани возвращается в Реймен?
«Может, лучше здесь его подождать, среди музыки и музыкантов?»
— Вообще-то он потом собирался попутешествовать, — развел руками маэстро Баротти. — Так что вам лучше ловить его в Олбарии. Дальнейшего его пути я не знаю.
— Тогда я должен спешить, — решительно кивнул Якш. — Благодарю вас, маэстро.
Он откланялся и поспешил уйти.
Он уже закрывал дверь, когда запела скрипка. Так пронзительно и прекрасно, что он даже остановился. Играл тот самый ученик, больше похожий на мудреца. Играл как мастер.
Ученик?
«Полно! Да уж не подшутили ли надо мной? Не поменялся ли мастер местами со своим учеником? Но к чему? Зачем эта нелепая шутка?»
Но тотчас к первой скрипке присоединилась вторая, и Якш, вздрогнув, понял разницу.
* * *
— Уехал? — огорченно вскрикнул Якш.
Ему мигом припомнилось все его путешествие обратно, дикое, суматошное, — только бы успеть! — вовсе не гномское путешествие. Просто безобразие, если разобраться. Грохочущие скачки в каких-то безобразных человечьих повозках, требующих немедленного ремонта, а еще лучше — полного уничтожения, скачки, избивающие душу и тело, а мысль одна — только бы не выпасть! А также невероятный для гнома подвиг — путешествие верхом! И как он только не умер? Это было куда хуже корабля, гораздо хуже, впрочем, и пытка кораблем повторилась во всей красе, а куда ж от нее денешься? По морю пешком не ходят. Впрочем, пешком и вовсе ходить не пришлось. Пешком ведь куда дольше. А ему нужно успеть. Обязательно нужно. Он просто не имеет права не успеть!
И вот итог — куча денег пущена по ветру, сам он — едва на ногах стоит… и все равно опоздал. Уехал учитель. Уехал. Эх, лучше бы он в Реймене еще малость задержался, хоть музыкантов тамошних как следует послушал бы!
Уехал.
— Давно? — с надеждой спросил Якш.
— Да уж недели две как… — сочувственно отозвался трактирщик.
— А… куда? — надежда не желала умирать, она все еще тлела.
Вдруг маэстро Терциани обмолвился, куда изволит путь держать? Вдруг трактирщик случайно услышал и запомнил?
— Про то не ведаю, — сердобольно глядя на Якша, добил надежду трактирщик. — А вам зачем, собственно?
— Ученик я его… — вздохнул Якш.
— Ученик?! — воскликнул трактирщик. — Так что ж он, растакой и разэтакий, ученика-то не подождал? Вот обормот! Учитель называется!
— Он еще не знает, что у него есть ученик, — пояснил Якш. — Я ведь затем и ехал, чтоб сообщить ему эту важную новость… да вот не поспел…
Трактирщик поглядел на Якша с неким опасливым удивлением и поклонился ему еще раз, куда ниже прежнего.
— Так чего угодно уважаемому?
Якш прокрутил в голове свое последнее заявление, сообразил, что от него отдает легким безумием, и постарался взять себя в руки.
— Жаркое и пиво для начала, — мягко распорядился он. — Там посмотрим. Я, вероятно, задержусь тут у вас, так что распорядитесь насчет комнаты…
Трактирщик вздохнул с облегчением. Гость явно пришел в себя от первого потрясения и выказал явное благоразумие в сочетании со спокойной властностью. Трактирщика это вполне устраивало. Благоразумные, спокойные и властные, они трактиры, как правило, не громят, у них совсем другие предпочтения. Ну и слава Богу!
* * *
Что ж, когда главное не сделано, остается попробовать заняться чем-то другим. Может, получится? А потом, кто знает, вдруг оно еще главней того, что главным почиталось, окажется?
Якш сидел, прихлебывая пиво, и на чем мир стоит, ругал себя самого за этот сумасшедший бросок вдогон смутной мечте.
Ты же пришел к людям, чтоб получать удовольствие. Удовольствие от всего. От всего, с чем столкнет тебя судьба.
Играть на скрипке — удовольствие несказанное. И каким бы сложным и мучительным ни был процесс обучения — он тоже удовольствие, — и тут вам с гномом лучше не спорить! Это же так прекрасно, когда и душу и тело ломит от любимой работы, а не от постылого, смерти подобного безделья! Это вам любой гном скажет. И уж тут вам его нипочем не переубедить.
Но эта сумасшедшая погоня за учителем… это судорожное стремление вослед ускользающей тени… эта алчная охота за мгновениями, рваный клочьями темп — успеть… успеть… успеть… эта омерзительная пытка различными человечьими средствами, якобы для скорого передвижения придуманными, а на деле для устрашения особо опасных злодеев устроенными, не иначе… не было в этом удовольствия, Якш мог бы поклясться, что не было.
Вот так вот. Не было. А значит, ни к чему хорошему это привести не могло.
Правильно учитель уехал.
Это наказание ученику за непристойную торопливость, недостаточную почтительность и прочее неправильное поведение.
Стыдно-то как. Самое время остановиться и как следует подумать. Крепко подумать. Со скрипкой поговорить.
— В гости сходи, — сердито буркнула скрипка.
— В гости? — Якшу стало мучительно стыдно.
Девочка.
Скрипач.
Она живет совсем рядом.
Он похоронен неподалеку.
Да если б не они…
А он даже и не вспомнил. То есть вспомнил, но лишь для того, чтоб понять, где будущий учитель обретается. Только о себе и думал.
— Лопух, — безжалостно прокомментировала скрипка. — Сопляк безответственный.
А Якш подумал, что она могла найти эпитеты потяжелее. Заслужил.
— Еще какой, — вздохнул Якш.
— Ну так иди и займись, чем должно! — приказала скрипка.
Вы когда-нибудь видели гнома, оставившего недопитое пиво? Должно быть, это был первый случай, честное слово!
* * *
— Ну вот, мы пришли, а хозяина, похоже, нет дома…
С цветами в руках Якш чувствовал себя очень странно. Он нагнулся и положил их на могилу.
Еще один неведомый человеческий обычай. Впрочем, в таком тихом цветущем месте, как это, гномский поминальный костер выглядел бы несколько неуместно. Тогда как цветы… да, цветы в самый раз, это точно. Хотя их тут и без того достаточно. И растущих и принесенных. Похоже, сюда многие ходят. А еще птицы поют. И это тоже правильно. Птичье пение ничуть не хуже цветов. Может, даже лучше. Якш представил себя с охапкой птичьего пения в руках — вот он приносит его и возлагает на могилу… да нет, у птиц лучше выходит, он отнесся бы к делу обстоятельно, со всей присущей гномам серьезностью и добросовестностью и упустил бы… упустил бы безвозвратно ту чудесную легкость, что свойственна поющим птицам. Быть может, именно эта легкость и позволяет им летать? А гномский поминальный костер тут совсем не годится.
