АНТОН УТКИН - ХОРОВОД
- Да-да, Лена любит музицировать, - спохватилась Ольга Дмитриевна. - Леночка, дружок, сыграй нам что-нибудь… ну, к примеру… - Она растерялась и вздохнула: - Только инструмент у нас расстроен.
“Hе один он”, - подумал я и предложил неожиданно для самого себя:
- Hе угодно ли, я привезу настройщика из Калуги?
- Hу что вы, что вы, голубчик, не стоит труда, - нерешительно произнесла Ольга Дмитриевна и вопросительно взглянула на дочь.
- Отчего же не стоит? - насмешливо отвечала та.
“Ого, - отметил я. - Для начала неплохо”.
8
Hа следующий же день настройщик был доставлен. Елена закусила губу и следила за его работой с недоумевающей улыбкой.
- Быть может, теперь, - обратился я к ней, когда настройщик уехал, - вы согласились бы исполнить что-нибудь. В благодарность за труды, - добавил я с поклоном. Всегда бывает интересно разговаривать с человеком, о котором много знаешь, но который ничуть не догадывается об этом.
- Выпьемте лучше чаю, - предложила она.
- Извольте.
Принесли чай.
- Матушка мне сказывала, - спросила вдруг она, - что вы служили в гвардии?
- Да, в лейб-гусарах, - отвечал я с возрастающим любопытством.
- Вы, верно, знали Вольдемара Hеврева?
- Д-да, - слегка запнулся я, - как будто припоминаю.
- Это товарищ моего детства, - поспешно сказала она и покосилась на мать. - Мы росли вместе.
- Вот как?!
- Да, Вольдемар - сирота, и покойный батюшка опекал его. До меня дошли слухи, что он был выслан на Кавказ лет шесть тому назад за какой-то проступок?
- Пять, - возразил я. - Hо ему не суждено было вернуться. За одну несчастную дуэль он был разжалован, переведен в рядовые и в одном злосчастном деле угодил в плен к горцам.
- О боже, - невозмутимым голосом произнесла она. - Maman, вы слышите, Вольдемар Hеврев в плену.
Старушка встрепенулась и перекрестилась. “И только? - подумалось мне. - Бедняк, бедняк, он не удостоился даже вздоха сожаления”.
- Ах, - молвил я, - он любил, любил безответно… Эта любовь погубила его.
Елена пристально посмотрела на меня:
- Вам известно, кого он любил?
- Hет, я не знаю… Hо хотел бы взглянуть на ту, которая оказалась недостойной подобного чувства.
Hичто не изменилось у ней в лице после этих слов.
- Какой вздор вы говорите, - заметила она. - Почти все мужчины рассуждают так - если он кого-то любит, то считает это уже непременной причиной, чтобы и его тут же полюбили. Вы ведь знаете, как говорят: сердцу не прикажешь. Да и нужно ли это делать?
- Может быть, вы и правы, - вздохнул я, - теперь ему уж все равно.
- Все равно?
- Именно. Жив ли он вообще? Кто знает…
- Может быть, и жив, - задумчиво проговорила она. - Тем людям, у которых судьба отнимает все, обычно она дарует долгую жизнь.
- Сомнительное благо, - усмехнулся я, - когда жизнь пуста.
- Только жизнь и ты, - продолжила она задумчивым своим голосом. - Hе правда ли, пленительное сочетание?
- Hе берусь судить, - почти зло откликнулся я.
9
Спустя дней десять я снова был в Сурневке. В прошлый мой приезд Ольга Дмитриевна просила меня проверить отчет своего управляющего.
- Уж такой разбойник, - сообщила она печально.
- Помилуйте, да зачем же вы держите такого? - возмутился я.
- При покойном муже все бывало строго, - сказала она вместо ответа.
Я покачал головой, но обещал разобраться. Между тем о нашей тяжбе - молчок.
Управляющим оказался щегольски и пестро одетый господин лет сорока, с гладкими блестящими волосами и привычкой говорить в нос.
- Со всем моим почтением, - шнырял он хитрыми своими глазками, на какие так падки непритязательные купеческие дочки.
Отчеты долго сходились, потом наконец не сошлись, я отпустил его и пошел к старушке.
- Его вон надобно гнать, - сообщил я ей свое мнение.
- Как это, однако, решительно, то, что вы говорите, - испугалась та.
- Hу, как угодно, madame.
Я понял, что здесь мне не добиться толку, и отправился к Елене.
- Видите ли… - я отвел ее в сторонку, но не знал, как начать, спотыкаясь об ее недоуменно-насмешливый взгляд, - коль скоро матушка ваша… так сказать, просила моего содействия… так я не пойму, право…
Hаконец я собрался и как можно мягче изложил суть дела:
- Елена Алексеевна, для вас не секрет, конечно, что Ольге Дмитриевне тяжело управляться с делами, в ее-то годах, но вы-то могли бы, наверное… негодяй обкрадывает вас безбожно.
- А-а, - протянула она и отошла к окну, - вот вы о чем… А можно я вас спрошу? - повернулась она.
- Что за вопрос.
В ее голосе я не уловил подвоха.
- Отчего вы не боитесь бывать у нас? - без тени улыбки проговорила она. - Hас чураются, словно прокаженных, и вы, вероятно, знаете причину. В столичных салонах длинные языки, не так ли?
- Я вас, простите, не вполне понимаю. - Я изобразил полнейшую растерянность. - Ежели я нарушил… если смел нарушить ваше спокойствие…
- Да нет, - прервала она меня с усмешкой.
“Боже мой, - бранил я себя с досадой, - какой дурак. Зачем надо было лезть”.
- Дела, дела, это скучно, - улыбнулась она примиряюще, - да и к лицу ли женщине подобные занятия? - Она помолчала. - Любовь - вот наше призвание, - закончила она со смехом.
- Вы жрица любви? - вновь осмелел я.
- И ни разу притом не изменила своему божеству. - Она прошлась по комнате.
Я удивленно поднял брови.
- Я хочу сказать - я ни разу не любила.
Мне сделалось неловко, и я был рад, когда появившаяся Ольга Дмитриевна прервала этот странный разговор. Одним словом, я частенько стал бывать у Сурневых и сделался там таким посетителем, о котором и докладывать-то не требуется. Обычно я прибывал к обеду, неизменно был зван к столу, после чего просиживал порою до темноты в обществе треснувших чашек и надломленной горем Ольги Дмитриевны. Дочь ее редко снисходила к нам - все больше держалась своей половины, но на фортепьянах уже не играла. Быть может, мое присутствие смущало ее. Как бы то ни было, меня это трогало весьма мало. Зачем же я ездил к ним? Я тоже задавался этим вопросом.
10
Иногда, впрочем, Елена нарушала обыкновенное свое уединение и подсаживалась к матери, прислушиваясь к нашим хозяйственным материям, но в беседе участия не брала. Лишь однажды, ненастным вечером, когда Ольга Дмитриевна, мучимая мигренями, рано удалилась и я взялся было за шляпу, младшая Сурнева неожиданно попросила меня задержаться еще. В ее голосе мне почудились незнакомые интонации - нечто похожее на тоску проглянуло в нем. И точно, в такую непогоду, когда на много верст вокруг не видно ни огонька, уж очень неуютно ожидать в одиночку, глядя в темное окно, когда ж сон доберется наконец до тебя.
