Людмила Астахова - Дары ненависти
Ба! Так это ж шуриа!.. Ой, мамочки!.. А они еще остались? Кому сказать — своими глазами…
Синтаф медленно, но уверенно сплавлял в одном котле все населяющие его народы, даже среди диллайн чистокровных осталось не так уж и много, а шуриа так и вообще превратились в музейную редкость. Кому не повезло с происхождением, те старались на глаза особо не попадаться. Бедняжка Хилини, которую Джоне пришлось хоронить за свой счет, всю жизнь пряталась от суеверных односельчан. Слишком гордая она была, не хотела искать графского покровительства.
Джоне вспомнились собственные первые шаги в столице. Ровно двадцать пять штук — от подножки кареты до порога дверей в храмовую тюрьму Эсмонд-Круга. Она сосчитала специально. После восьми месяцев, проведенных в «Жасминовой долине», в месте, настолько же унылом, сколь и романтичном, неожиданное появление целого вооруженного отряда, известие о смерти родственников и срочный вызов в столицу на суд показались девушке настоящим фейерверком впечатлений. Одни только затянутые в одинаковые оливково-серые мундиры с серебряным шитьем офицеры сопровождения чего стоили. А впереди ждал суд эсмондов — тоже своего рода развлечение. В тюрьму Джона бежала вприпрыжку. Из окна ее узилища — уютной и чистой комнаты, обставленной специально на радость любой юной деве, открывался потрясающий вид на Санниву. Девушке давали любые книги, а если потребовать, то и игрушки.
Забавно, но пребывание в тюрьме эсмондов Джойана вспоминала с удовольствием. А почему нет? Совесть чиста она невиновна, каждый день происходит что-то новое: ей покупают красивые платья, книги, конфеты. К тому же возможность рассмотреть вблизи настоящих диллайн — загадочных эсмондов-волшебников — выдается нечасто. Ненасытное любопытство, свойственное всем шуриа, наконец-то получило удовлетворение. А еще в качестве представителя от светских властей за разбирательством наблюдал Тот Самый Аластар Эск. Вот оно — счастье! А вы говорите «тюрьма», «суд»! Чепуха!
— Мы приехали, миледи, — сказал негромко кучер по имени Вальк.
Джона тряхнула головой, отгоняя прочь воспоминания о… наверное, лучшем годе своей жизни. Заря юности так быстротечна. Она вспыхнет коротким сполохом неистовых чувств и надежд, чтобы угаснуть без возврата и остаться лишь в памяти. А жизнь — так хрупка, так тонка эта бесконечная ниточка, и надо торопиться, чтобы успеть оставить после себя след. Ведь никому неведомо, когда настигнет болезнь, пуля или несчастный случай — кого-то в шестнадцать, а кого-то и в двести пятьдесят. И существует ли вообще конечный срок? Никто так ни разу и не дошел до края…
Кинью Балтид улыбался так радостно, что леди Янамари усмотрела в его улыбке скрытое злорадство. Он вчера очень боялся, что еррейский баронет — Хилдебер Ронд окажется победителем в брачном соревновании.
— Так любезно с вашей стороны, дорогой Кинью. Надеюсь, я не опоздала к началу торгов?
Вы точны, как корабельный хронометр, миледи.
Джона и вправду не любила опаздывать, куда бы то ни было.
Благородный виконт Балтид успел даже места занять. Не совсем там, где хотелось бы, но и эти сойдут.
Для вида ознакомившись со списком заявленных лотов, Джона подтвердила свою заявку, посетовав на скудоумие камердинера, из-за которого возникла необходимость личного присутствия. Обычно дамы ее уровня на подобные мероприятия присылали доверенных лиц Устроитель — милейший господин Лестир выразил свой восторг столь удачному стечению обстоятельств
— Вы станете украшением нашего аукциона, миледи. Такая огромная честь для меня.
Огромная честь, говоришь? Льстец! Наглый златоглазый льстец. Разве ему неизвестно, что украшению положено быть чуть больше «диллайн»? А может быть, просто он знает что-то такое и боится? Чтобы получить веские основания подозревать господина Лестира, Джоне достаточно было оглянуться по сторонам.
— Ах ты, плут! — шепотом пригрозила она камердинеру, пребольно ущипнув его за предплечье. — Да тут вся столица собралась. Неужели так сложно было присмотреться к списку?
Даже Жозеб Мендия и тот здесь. Зеленоглазый красавчик в черном рединготе самого модного кроя расположился в первых рядах, собирая дань в виде заинтересованных взглядов дам.
— Займите свои места, дамы и господа! Мы начинаем! — объявил ведущий, призывая собравшихся к тишине. — Представляем вашему вниманию лот номер один. Великолепный мебельный гарнитур, состоящий из…
Шуриа аукционы более всего напоминали мелкое мародерство на кладбище. На всеобщее обозрение выставлялась частная, почти интимная жизнь бывшего владельца. Все эти банкетки, бюро из ореха, шелковые ширмы, шкатулки, зеркала, которые принадлежали лорду Гарби годами, десятилетиями. Что-то досталось от родителей, что-то было куплено у мастера. И в этих вещах еще долго будет жить часть души Лердена, тогда как самого Гарби больше нет.
Джоне стало грустно, но она все-таки сделала нужное количество шагов по аукциону[16], чтобы заполучить те самые костяные шкатулки. Теперь они будут стоять на каминной полке, напоминанием о самом безупречном мужчине Синтафа.
В это время ведущий объявил лот номер десять — двухэтажный дом на площади Роз. Стартовая цена приближалась к разумной, но, зная истинное состояние данного строения с ужасающе засаленными дымоходами, Джона сочла пожелания аукциониста завышенными. Печника клавшего тамошние камины, следовало казнить изощренно и мучительно — мало того что труба коротковата, ее даже за скосом крыши не видно, так еще и внутренний дымоход был извилист, словно мышиная нора.
Но торги получились бойкие, цена все поднималась и поднималась. Ничего, в общем-то, удивительного — район хороший, считается престижным. Поразило, что сильнее всех азартничал Жозеб Мендия. Он же и стал победителем.
Джона в сердцах ругнулась сквозь зубы. Теперь придется все отыгрывать обратно. Преодолеть неприязнь к этому человеку, заново завязать знакомство, а возможно, и попытаться соблазнить. Последняя идея — не самая удачная. Коварная искусительница из графини-шуриа, прямо говоря, — никакая. Не той породы и экстерьера. А замуж за владельца фабрик не хочется. Ой, как не хочется.
— Вы замерзли? — участливо поинтересовался лорд Балтид. — Вам плед принести?
— Будьте так любезны, дорогой Кинью.
Приталенный рединг цвета блеклой бирюзы сидит на тощей леди отлично, но совершенно не греет.
«Убью мерзавку!» — заочно посулила кровожадная шуриа своей модистке, поскупившейся на теплую подкладку.
«Ах, миледи, но она же вас полнит!» Гадюка!
