Дарья Кузнецова - История первого дракона
— Эони, — эльф снова задорно улыбнулся. — Кого-то что-то не устраивает?
— А что это значит-то? — перебила я готового высказаться Стерха.
— Это очень личное обращение, — пояснил Михаэль. — Вроде "любимой". Насколько я понимаю, дословно переводится "жизнь моя".
— Э-э… — растерянно протянула я.
— Немного неточно, — фыркнул Рем. — Скорее, "родная". И применяется оно не только к возлюбленным, как полагают люди, но и к очень близким родственникам и приравненным к ним друзьям. Так что не смотри на меня столь грозно, Стерх. Ты же не будешь ревновать ко мне ту, кого я называю сестрой?
— Сестрой? — окончательно потерялась я.
— Ну, что вы, в самом деле, — неожиданно рассмеялся рядом Зойр. — Совсем девчонку с толку сбили. Рем, как один из старших членов клана, только что назвал тебя своей родной сестрой, тем самым приняв в род.
— И что это значит? И почему?
— Ну, почему — как раз просто, — отозвался эльф. Он, кажется, получал от происходящего массу удовольствия. — Потому что ты стала частью этого клана сама, без внешней помощи. Когда настолько плотно слилась с Элу, что чувствовала её боль, ты стала её частью. И, заодно, частью меня, а, вместе с этим, частью нашей семьи. А что это значит… давай в подробностях мы выясним чуть позже? Тебе необходим отдых. Я согласно кивнула, поудобнее устраивая голову на крепком плече воина.
— Сердишься? — тихо поинтересовалась я, когда Стерх нёс меня по палубе.
— Немного, — после паузы отозвался он. — В основном, на себя.
— Почему? Ты-то в чём виноват?
— В том, что Рему пришлось бросить управление кораблём на тебя. Его некому было прикрыть, а я на корме застрял. И даже не подумал об этом.
— Да ладно, — недоумённо фыркнула я. — Ну, подумаешь, не прикрыл. Во-первых, и без тебя была толпа народу, а никто на мостик не успел. А, во-вторых, что страшного в этой самой передаче управления?
— Ты не понимаешь… — он поморщился.
— Это точно, — я хмыкнула. — Что не так-то?
— Это опасно. Эльфийскими кораблями управляют только эльфы, за очень редким исключением. И совсем не потому, что они отчаянно блюдут секреты и боятся за них. Войдя в такой глубокий транс, очень мало кто может очнуться, и очень редко те, кто всё-таки просыпаются, остаются собой, не лишаясь рассудка. В столь тесном контакте с чем-то легко потерять себя. У эльфов гибкая, хорошо приспособленная, привычная к такому симбиозу психика. А вот у других, особенно миу и людей… Тем более — столь резкое слияние, в бою, в момент опасности!
— Отставить пораженческий настрой! — возмутилась я. — Во-первых, Рем наверняка знал, что делал; если они все так отлично чуют окружающий мир, то, наверное, он догадывался, что у меня всё получится. Во-вторых, всё и правда прекрасно получилось. Ну, а, в-третьих, я почему-то уверена, что уж подобный исход мне не грозит.
— И откуда такая уверенность? — вздохнул он, опустил меня на койку в каюте, до которой мы успели за это время дойти, и принялся осторожно раздевать. Я хотела, было, возмутиться, но потом подумала — а зачем? Я, конечно, не раненая и не так чтобы пострадавшая, просто устала очень, но всё равно ведь приятна такая трогательная забота. А стесняться… совсем глупая идея.
— Твоё существование этого не позволит, — я не удержалась от насмешливой улыбки. Он вздохнул и, накрыв меня тонким одеялом, присел рядом.
— Всё-таки, ты ещё почти ребёнок.
— Ой-ой-ой, взрослый нашёлся! — ехидно хмыкнула я. — Если я ребёнок, то ты — ничтожный растлитель малолетних!
Он рассмеялся, коротко поцеловал меня и, почти приказным тоном сообщив "отдыхай", вышел. Подумав несколько секунд, я решила послушаться; тем более, глаза слипались, будто не спала я трое суток.
Какой должна быть смерть воина? Ответ может быть только один. Лишь слабаки и трусливые южане могут мечтать о спокойной старости. Смерть в бою — единственная достойная судьба! Смерть в бою, в кольце врагов, по колено в крови — единственное счастье воина.
И он был счастлив. Врагов хватало с избытком, и суеверный страх, читавшийся в тёмных глазах под островерхими шлемами, пьянил сильнее снежных вин. Радость и гордость, упоение и ярость горячили кровь, и руки не знали усталости.
Прячьтесь, прячьтесь под своими доспехами и щитами! Многих из вас они защитили от тяжёлых мечей капитана пограничного разъезда, проламывающих шлемы и черепа? У многих ли из вас не пляшут в руках палаши пред ликом смерти? Многие ли из вас не мечтают отступить под взглядом серых глаз, горящим упоением битвы? Многие из вас, жалкие мягкотелые южане, не дрожат от ужаса при виде одинокого воина, сбивающего на лету стрелы, попирающего ногами гору трупов, по обнажённому торсу которого сбегают струйки крови ваших сородичей?
Бойтесь, бойтесь, ничтожные! На ваших глазах рождается легенда!
А я, холодный северный ветер, подхвачу далёкий звук боевого рога и разобью о ваши взмокшие от страха спины. Я ударю вам в лицо рычащим боевым кличем лучшего из воинов. А потом я лишь немного подтолкну стрелу, чтобы она нашла храброе сердце.
Бывает так, что боги становятся людьми.
Бывает так, что люди рождаются богами.
Я буду смотреть, как поднимут на вражеские щиты ещё тёплое тело павшего и с почётом вознесут на погребальный костёр. Провожу к небесам пепел и душу того, кого совет племён назвал лучшим из рождавшихся под этим солнцем. И разнесу над скалистыми северными берегами и суровыми тёмными лесами радостный соколиный крик, голос вестника небес.
Радуйтесь, радуйтесь храбрые войны племён Кохеи! Новый бог встанет на страже ваших земель!
Громкий пронзительный птичий крик заставил меня практически подпрыгнуть на койке. Резко приняв сидячее положение, я затравленно заозиралась в попытках сообразить, куда меня вообще занесло. Не сразу поняла, что каюта и ощущения не до конца проснувшегося тела — это как раз нормально, а вот странные высказывания странного ветра — уже глюки. Точнее, всего лишь сон. Вот нет бы что-нибудь приличное хоть раз приснилось.
Но зато теперь я точно знаю одно: такой взгляд у Стерха — это не божественное. Это он, можно сказать, с детства такой.
В том, что сон мой — истина в последней инстанции, я уже не сомневалась. Значит, перед тем, как стать богом, сероглазый успел умереть в роли человека. Интересно, а сам он помнит тот период своей жизни?
Тряхнув головой, я постаралась выкинуть из неё остатки сна и вызванные им мысли. К лешему сны, к лешему Стерха с его больной головой! Самое главное, что я зверски хочу есть, а кормить меня, кажется, никто не собирается. Поэтому, чтобы не помереть тихонько от истощения, нужно о себе напомнить. Благо, кажется, на корабле спокойно; во всяком случае, пол лишь мерно покачивается, не предпринимая попыток встать на дыбы, — значит, едем мы прямо.
