Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип

Место оказалось угловое. Лира снова постаралась сделаться маленькой и незначительной. Рядом с ней уселся тучный мужчина в мягкой фетровой шляпе. Он положил рядом с собой распухший портфель и с любопытством поглядел на нее. Тут его деймон-мангуст зашептал ему что-то на ухо, обвившись вокруг шеи и близоруко щурясь на Лиру. Только тогда его человек понял, что с девушкой что-то не так, и отрывисто бросил пару слов на турецком.

– Pardon, – пробормотала Лира, решив придерживаться французского. – Excusez-moi.

Будь она ребенком, ее деймон сейчас превратился бы в щенка и радостно завилял хвостиком, пытаясь понравиться большому, важному человеку. Это настроение она и попыталась спроецировать наружу. Понравиться ему все равно не удалось, но убраться от нее подальше значило бы потерять место, так что крупный пассажир остался сидеть и ограничился тем, что отвернулся с явным отвращением на физиономии.

Больше никто ее состояния не заметил – или им не было до нее дела: все слишком устали к концу дня. Поезд неторопливо пыхтел от одной пригородной станции к другой, потом, наконец, выехал из города и затрусил через бесконечные деревеньки. Вагон постепенно пустел. Толстяк с пухлым портфелем собрался выходить и напоследок громко выразил свое мнение вслух – наполовину Лире, наполовину всему вагону. На его комментарии снова никто не обратил внимания.

Еще через час поредели даже деревеньки, а поезд слегка набрал ход. Надвигался вечер. Солнце уже скрылось за горами; в купе становилось холоднее. Когда кондуктор пришел проверять билеты, ему пришлось зажечь газовые лампы, чтобы хоть что-нибудь разглядеть.

Вагон состоял из череды отдельных купе, вдоль которых с одной стороны тянулся коридор. В Лирином купе, когда схлынула основная волна пассажиров, осталось всего три человека, и она принялась изучать их в свете газовых ламп – украдкой, не глядя прямо. Женщина за тридцать с бледным ребенком лет шести… Пожилой мужчина, усатый, с тяжелыми веками, в безупречном сером костюме и красной феске. Его деймоном был маленький, очень изящный хорек.

Он читал анатолийскую газету, но когда кондуктор зажег лампы, почему-то свернул ее и положил на сиденье между собой и Лирой. Малыш с важным видом наблюдал за ним, засунув палец в рот и прислонившись головой к плечу матери. Когда мужчина скрестил руки на животе и закрыл глаза, ребенок переключился на Лиру и принялся таращиться на нее – сонно, потом озадаченно, потом испуганно. Его мышка-деймон о чем-то шепотом совещалась с маминым голубем: оба то стреляли глазками в Лиру, то поспешно отводили взгляд. Мать была худая, напряженная, бедно одетая и, судя по всему, совершенно измученная страхом. На полке над ними лежал всего один маленький чемодан – потертый, старый, кое-как починенный.

Время шло. Дневной свет окончательно померк. Мир снаружи сузился до размеров отражения в окне поезда. Лире захотелось есть, и она открыла пакет купленных на вокзале медовых коврижек. Ребенок жадно смотрел на еду, и она протянула пакет сначала ему, а потом матери, которая вздрогнула, словно от страха. Оба явно были голодны, и когда Лира улыбнулась и знаком предложила угощаться, сначала мальчик, а за ним женщина потянулись к пакету.

Женщина пробормотала слова благодарности – очень тихо, едва слышно, и подтолкнула мальчика, который прошептал то же самое.

Коврижки они проглотили мгновенно, и Лира поняла, что это их первая еда за долгое время. Пожилой джентльмен открыл глаза и смотрел на происходящее серьезно, но с одобрением. Лира и ему протянула пакет, и после небольшой удивленной паузы он тоже взял коврижку, развернул белоснежный носовой платок и накрыл им колени.

Он произнес несколько фразы на анатолийском, явно благодарил Лиру, и она сказала в ответ:

– Excusez-moi, monsieur, mais je ne parle pas votre langue [47].

Он кивнул, улыбнулся с достоинством, но очень любезно, и быстро съел печенье.

– Было очень вкусно, – по-французски сказал он. – Вы очень добры.

В пакете оставалось еще несколько коврижек. Лира проголодалась, но у нее были еще хлеб и сыр, и она снова протянула пакет матери с сыном. Малыш очень хотел взять еще, но робел, а женщина попыталась отказаться.

– Пожалуйста, возьмите, – сказала Лира по-французски. – Мне одной слишком много. Прошу вас!

Человек в феске перевел, женщина кивнула и разрешила мальчику взять одну коврижку, но вторую себе не взяла.

Пожилой джентльмен открыл свой дипломат из коричневой кожи и достал из него термос с двумя чашечками, навинченными сверху вместо крышки. Он отвинтил обе, расставил их на чемодане, и пока его деймон-хорек придерживал их лапами, налил в них горячий кофе. Одну чашечку он предложил матери – та отказалась, хотя ей явно хотелось согласиться; затем ребенку – но тот покачал головой; и потом Лире, которая с благодарностью взяла чашку.

Кофе оказался очень сладкий, и Лира вспомнила, что у нее есть апельсиновая газировка, которую она купила на вокзале. Лира нашла бутылку и предложила ее мальчику. Тот сразу заулыбался, но посмотрел сначала на мать – та тоже улыбнулась и благодарно кивнула. Лира отвинтила крышечку и протянула напиток ребенку.

– Вам далеко ехать, мадемуазель? – поинтересовался их пожилой спутник на безупречном французском.

– Очень далеко, – ответила Лира, – но на этом поезде только до Селевкии.

– Вы хорошо знаете город?

– Нет. Но я там надолго не задержусь.

– Мудрое решение, мадемуазель. Насколько я понимаю, там сейчас беспорядки. Вы ведь не француженка?

– Совершенно верно. Я с дальнего Севера.

– Далеко же вы от своей родной земли.

– Да, вы правы. Но вот, пришлось отправиться в путь.

– Неловко спрашивать… и если вы вдруг решите, что я невежлив, прошу великодушно простить меня, но кажется, вы одна из тех северных женщин, известных как ведьмы.

Он употребил слово sorcières. Лира напряглась и посмотрела на него в упор, но увидела лишь вежливый интерес.

– Вы не ошиблись, месье, – только и сказала она.

– Позвольте выразить восхищение вашей отвагой – вы так далеко в южных землях… Я осмелился заговорить с вами, потому что сам в свое время много путешествовал. Годы назад я полюбил ведьму с дальнего Севера. Мы были очень счастливы, а я – очень молод.

– Такие союзы действительно случаются, – кивнула Лира, – но длятся недолго.

– Тем не менее я очень много получил от этого союза… и многому научился, что потом очень мне пригодилось. Моя ведьма была с Сахалина, это на Дальнем Востоке России. Могу я узнать, откуда родом вы?

– На русском языке это место называется Новый Киевск. У нас есть для него и свое название, но его нельзя произносить за пределами наших земель. Это совсем маленький остров, и мы всем сердцем любим его.

– Разрешите спросить, что привело вас в наши края?

– Королева моего клана больна. Единственное средство от ее недуга – растение, которое растет только на берегах Каспийского моря. Возможно, вы недоумеваете, почему я не полетела прямо туда… Дело в том, что в Санкт-Петербурге на меня напали, и моя сосновая ветка сгорела. Мой деймон полетел домой, сообщить сестрам о том, что случилось, а я продолжаю путь вот так, по земле. Очень медленно.

– Понятно, – наклонил голову он. – Надеюсь, ваше путешествие увенчается успехом и вы вернетесь к вашей королеве с лекарством.

– Вы очень добры, месье. А вы едете до конца этой линии?

– Только до Анталии. Я там живу. Уже отошел от дел, но у меня еще остались кое-какие дела в Смирне.

Ребенок внимательно смотрел на них – он так устал, что уже не мог спать. Лира вдруг догадалась, что мальчик болен. Как же она раньше этого не увидела? Его лицо осунулось и было бледным, кожа под глазами потемнела. Ему обязательно, во что бы то ни стало, нужно было поспать. Он все еще сжимал в руке полупустую бутылку апельсиновой газировки. Мать вынула ее из вялых пальчиков и закрыла крышкой.