Клиффорд Саймак - Вы сотворили нас
Все взгляды были устремлены на меня, и я понимал, что многие из присутствующих готовы выплеснуть на меня всю злость, вызванную оскорблением, которое наносило происходящее их интеллекту; другие же просто забавлялись, отлично зная, что никакого Дьявола в природе существовать не может, и ждали, чем же закончится этот анекдот. Кроме того, полагаю, кое-кто из них был напуган, однако это не имело значения, поскольку они испугались еще до нашего с Дьяволом здесь появления.
– Кое-что из того, о чем я собираюсь рассказать, вы можете проверить,
– я посмотрел на государственного секретаря. – В частности, обстоятельства гибели Фила. – Я видел, что он удивлен, но продолжал, не давая ему возможности вставить слово: – Однако большую часть проверить невозможно. Я буду придерживаться правды – или настолько близко к правде, насколько смогу. А уж поверить ли в это, полностью или хотя бы частично, или нет – решать вам…
Теперь, когда я уже начал, продолжать оказалось легче. Я представлял себе, что нахожусь не в президентском кабинете, а в студии, и по окончании рассказа просто встану и уйду.
Они сидели и спокойно слушали, хотя время от времени кто-то и начинал тревожно ерзать, словно собираясь прервать мою речь. Но всякий раз Президент жестом призывал их к молчанию, предлагая мне продолжать. Я не следил за временем, однако полагаю, что занял не больше пятнадцати минут. Я излагал лишь самую суть, отбросив все, кроме основного.
Когда я закончил, на протяжении какого-то времени никто не проронил ни слова; я тоже молча сидел, поглядывая на них.
Наконец зашевелился директор ФБР.
– Очень интересно, – сказал он.
– Да уж! – едко поддержал его генерал.
– Как я понял, – проговорил министр торговли, – ваш друг возражает против того, что мы вносим в этот мифический мир слишком много разнородных элементов, которые обрезают крылья любым попыткам образовать порядочное правительство.
– Не правительство, – быстро возразил я, поражаясь, как можно в политических терминах говорить об описанном мною мире. – Культуру. Или, может быть, это стоит назвать образом жизни. Или целью – хотя в этом мире, кажется, не существует единой цели. Каждый следует собственным веселым и сумасбродным путем. Не существует никакого общего направления. Конечно, я провел там всего несколько часов и, как вы понимаете…
Министр финансов бросил испуганный взгляд на министра торговли.
– Неужто вы хотите сказать… – он почти кричал, – что хоть чуть-чуть верите… в эти сказки… эти…
– Не знаю, верю ли, – ответил министр торговли. – Но перед нами достойный доверия очевидец, который, я уверен, лжесвидетельствовать не станет.
– Его одурачили! – возопил министр финансов.
– Или он валяет дурака перед публикой, – заявил минзос.
– Если позволите, джентльмены, – проговорил госсекретарь, – хочу заметить, что меня поразило одно из утверждений. Согласно заключению коронера, Филип Фримен скончался от сердечного приступа. Однако ходили упорные толки о том, что он был убит стрелой, выпущенной человеком, одетым на манер древнего лучника. Никто, разумеется, в это не поверил. Слишком невероятно. Однако история, которую мы только что выслушали, также невероятна и…
– А вы в нее верите? – спросил минзос.
– Поверить трудно, – ответил госсекретарь, – но я бы не советовал просто отбрасывать ее, запихивать под ковер, не взглянув вторично. По крайней мере, ее стоит обсудить.
– Возможно, нам стоит поинтересоваться, что думают на этот счет наши достопочтенные ученые, – предложил генерал; повернувшись на стуле, он кивнул в сторону людей, сидевших вдоль стены.
Один из них медленно встал. Это был нервный, худой старик, седой и на свой странный лад довольно внушительный. Он говорил осторожно, сопровождая слова легкими жестами рук, изрисованных синими прожилками вен.
– Я не могу выступать от имени всех своих коллег, и я оставляю каждому из них возможность поправить меня, если я ошибаюсь. Но с моей – и тщательно обдуманной – точки зрения, обрисованная нам ситуация представляется, должен прямо сказать, нарушающей все известные научные принципы. Я бы сказал, что такое невозможно.
И он сел – так же осторожно, как вставал, предварительно крепко ухватившись за подлокотники.
В кабинете повисло молчание. Некоторые из ученых выразили согласие легкими кивками, остальные не шевельнулись.
– Эти тупицы и ничтожества не верят ни единому слову, – обращаясь ко мне, сказал Дьявол.
Он произнес это достаточно громко, чтобы в наступившей тишине его услышали все; можно предположить, что и раньше кому-нибудь случалось охарактеризовать их подобным образом, однако вот так, прямо в лицо им заявили об этом, скорее всего, впервые в жизни.
Я кивнул Дьяволу, упрекая за выбор слов, но соглашаясь с их существом. Я понимал, что они не отважатся поверить; ведь всякий поверивший рисковал превратиться во всеобщее посмешище.
Вскочив на ноги, Дьявол грохнул по столу массивным, волосатым кулаком. Из ушей у него взвились тоненькие струйки дыма.
– Вы сотворили нас! – завопил он. – Своими грязными, злобными умишками; своими прекрасными, расплывчатыми умами; своими мямлящими, неопределенными, томящимися, боязливыми умами – вы сотворили нас и мир, в который нас поместили. Вы сделали это, не ведая, что творите, и вас нельзя за это винить, хотя можно было бы предположить, что люди, столь сведущие в физике и химии, смогли бы разобраться и в этих невозможных вещах, которые, как утверждают ваши ученые, происходить не могут. Но теперь, когда вы знаете, когда знание это навязано вам насильно, – теперь вы морально обязаны предложить средства для исправления тех плачевных условий, в которых вы обрекли нас существовать. Вы можете…
Президент тоже вскочил на ноги и, подобно Дьяволу, также хватил по столу кулаком – хотя общий эффект был заметно меньшим, поскольку дым у него из ушей не повалил.
– Месье Дьявол, – воскликнул он. – Я требую, чтобы вы ответили на ряд вопросов. Если верить вашим словам, это вы остановили машины, прекратили работу радио и…
– Вы чертовски правы, их остановил я, – взревел Дьявол. – Я остановил их по всему миру, но это лишь предупреждение, наглядно демонстрирующее, что может произойти. Я поступил гуманно. Машины остановились плавно, ни единая живая душа не пострадала. Я позволил самолетам приземлиться, прежде чем их двигатели заглохли. Я позволил работать заводам, чтобы сохранились рабочие места, заработки, чтобы производилась продукция…
– Но мы погибнем без транспорта! – воскликнул министр сельского хозяйства, до сих пор хранивший молчание. – Если нельзя перевозить продовольствие, начнется голод! Если положение не улучшится, бизнес зайдет в тупик!
