Мартин Гринберг - Дорога Короля
Орик придержал собак.
— Стоять, Грип! — приказал он. — Лежать, Гриди! Тихо вы, Лолл и Нолл. — Псы тут же смолкли и послушно застыли рядом с хозяином.
Рыжая шевелюра бегущего к Орику мальчонки казалась единственным цветным пятном на белоснежном склоне холма. Добежав, он, совершенно обессилев, упал к ногам охотника, и тот увидел, что локти и колени ребенка покрыты ссадинами и синяками, а все тело — гусиной кожей. Мальчик был в одной грубой домотканой рубахе, превратившейся в клочья после долгих и, видно, тяжких странствий.
— Так, так, — пробормотал Орик. — Что тут у нас? Посмотрим-ка! — И он, положив оружие на снег, нагнулся, чтобы помочь мальчику подняться.
Но тот сразу вскочил и проворно отбежал на четвереньках в сторону, точно перепуганный зверек. Большие глаза его так и светились на белом как мел лице, покрытом рыжими веснушками.
— Что ж ты так испугался? — усмехнулся Орик. — Ты же сам ко мне бежал! Или я вблизи тебе таким страшным кажусь? А может, ты собак боишься? Не бойся, они тебя не тронут, малыш.
Улыбаясь, он вынул из кармана кусок сыра и протянул мальчику. Тот отбежал еще дальше.
Орик выпрямился и предложил:
— Если хочешь, я могу потихоньку по твоим следам пойти. На некотором расстоянии. — Мальчишка что-то промямлил. — Извини, но я тебя что-то не понимаю. — Орик приложил к уху ладонь чашечкой. — А ну-ка, скажи еще разок.
— Ты из человеков? — услышал он. Акцент у ребенка был настолько странный, что Орику приходилось сперва обдумывать каждое сказанное малышом слово. — А… ты… меня не съешь?
И тут вдруг Орик все понял. Взгляд его затуманился, и он ответил как можно мягче, скрывая охватившее его волнение:
— Нет, малыш. Я отведу тебя домой!
И он двинулся по следам в ту сторону, откуда прибежал мальчик. У него за спиной тут же образовался маленький холмик: мальчишка, присев на корточки над упавшим в снег сыром, с жадностью пожирал его. А потом бросился догонять охотника.
Услышав голоса еще двоих детей, Орик воткнул в снег копье, велел собакам сидеть и безоружный двинулся вперед. Девочка в ужасе подняла на него глаза, но не бросила мальчика, в полубессознательном состоянии лежавшего у нее в объятиях.
— Я так и подумал, что ты его бросить не можешь… — пробормотал Орик. — Надо мне как-то, наверное, доказать вам, что зла я никакого не причиню, да?..
И он принялся расчищать снег прямо на склоне холма под холодно взиравшими на все это с небес удивленными звездами; затем принес хворосту и с помощью своей трутницы разжег костер.
Вскоре младший мальчонка уже осмелился подползти поближе и устроился у самого огня. Чуть позже решилась подойти и девочка; она наполовину привела, наполовину притащила на себе старшего мальчика — тот был слишком слаб.
Орик положил возле костра еду, отошел в сторонку, достал из заплечного мешка флейту и стал наигрывать самые красивые мелодии, какие знал.
Через некоторое время он подошел к тому месту, где лежал старший мальчик. Девочка и рыжеволосый малыш тут же отошли от костра, но наутек все же не бросились. Орик положил на снег свой теплый плащ и походное одеяло.
— Завернитесь-ка в это хорошенько, — сказал он детям. — Ничего больше я пока что сделать для вас не могу. — Он подхватил на руки тяжело обмякшее тело старшего мальчика и предложил девочке: — Может, понесешь мое копье? Вон ту штуковину с длинной ручкой? — Он мотнул головой в сторону копья. — Только осторожней — оно острое. Хотя в таких местах принято все-таки иметь оружие в руках.
Она все сделала так, как он велел. А он все старался не делать резких движений, чтобы не испугать ее: она ведь, чего доброго, могла и на него броситься от страха. Когда же девочка вроде бы немного освоилась, он ускорил шаги.
Шли они медленно, с частыми остановками. Силы у Орика были уже далеко не те, что в молодости, и Коротышка — так называла его девочка — оказался для него нелегкой ношей. Под вечер им все же пришлось остановиться на ночлег. Орик снова развел костер и, как сумел, приготовил ужин.
— Вы с Коротышкой ложитесь в моем спальном мешке, — сказал он девочке. И суховато усмехнулся. — Надеюсь, промеж вами ничего такого недозволенного не случится, а? Ну, а мы с тобой, Косоглазый, завернемся в мой плащ и уж вдвоем-то постараемся не замерзнуть. — Но младший мальчик испуганно шарахнулся в сторону. Орик и глазом не повел, добродушно заметив: — Не хочешь и не надо. А захочешь — приходи.
К ночи небо разъяснилось. Засверкали звезды. Дети тихо ойкали от восторга. А вскоре и Косоглазый потихоньку подполз к Орику под бочок и улегся с ним вместе среди собак.
К утру Коротышка уже вполне мог ходить, хотя ему все еще было очень больно. Но тем не менее к полудню они уже добрались до первой деревни, а на закате и до Йоруна. По пути дети громко восхищались всем, что видели. Они держались все вместе и чуть в стороне от Орика. Очень часто их что-то пугало, и они все стремились удрать от неведомой опасности. Но потом непременно возвращались и послушно следовали за своим провожатым.
Город окутывали голубые сумерки. Над заснеженными островерхими крышами домов загорались ранние звезды. Из окон струился теплый желтый свет. Орик вел детей прямо к дому кузнеца Гутлаха.
Он постучался. Кузнец, открыв дверь, возник на фоне светящегося дверного проема — огромный, черноволосый, широкоплечий. Увидев его, Косоглазый пронзительно вскрикнул и бросился назад. Коротышка загородил собой Писклю и широко расставил ноги, растопырил, точно когти, пальцы на руках и оскалил зубы: приготовился драться.
— Тихо, дружище, ты с ними поаккуратней! — Орик схватил кузнеца за плечо. — Эту компанию и испугать недолго. Я думаю, они у гоблинов жили.
— Что? — раздался из глубины дома чей-то взволнованный голос, и жена Гутлаха, отодвинув кузнеца в сторону, бросилась к детям. — Наш Вестмар вернулся?
— Боюсь, этого мы никогда не узнаем, — вздохнул Орик. — Ведь уж лет тринадцать прошло с тех пор, как вы его потеряли, верно? Да только мне подумалось, что у вас в доме за детьми будет надлежащий уход.
— Да мы с радостью! Ах, бедняжки! — запричитала женщина, опускаясь прямо в снег и раскрывая объятия едва видимым в темноте детям.
— Так они что же, сбежали от гоблинов? — прогремел бас Гутлаха. — А рассказать-то они хоть что-нибудь могут? Эх! — Кузнец с такой силой стукнул кулаком по стене, что та загудела. — Сколько же лет я мечтал об этой минуте!
— Ну все, здоровяк, умерь-ка свой пыл. — Охотник положил руку Гутлаху на плечо. — Им ведь нелегко пришлось, это сразу видно.
А женщина по-прежнему стояла в снегу на коленях, терпеливая и неторопливая, точно восходящая луна. Коротышка первым шагнул к ней. Пошатнулся, сделал еще шаг, и тут его обогнали Пискля и Косоглазый, крепко держась за руки и дрожа от страха. Потом дети остановились в нерешительности, но не убегали, словно ждали, когда эта добрая женщина поднимется с колен и примет их в свои объятия.
