Морган Хауэлл - Собственность короля
— Мне не хотелось, чтобы ему сделали больно, — сказала Дар.
Она с любопытством разглядывала длинные рыжие волосы незнакомца. Он поймал на себе ее взгляд и усмехнулся.
— Никогда раньше южанина не видела?
Дар не успела ответить. Подбежал второй мужчина, одетый так же, как первый.
— Севрен, Всполох здесь? Этот тупица…
— Эта барышня спасла его, Валамар, — сказал Севрен и поклонился Дар. — Кого мне следует благодарить?
— Меня зовут Дар.
— Оркская распутница, — добавил один из солдат со смешком.
— Оркская распутница? — вздернул брови Севрен.
— Она спит с орком! — крикнул другой солдат.
Севрен усмехнулся.
— Не стоит дивиться тому, что ты не боишься лошадей.
Дар усмехнулась в ответ и показала свои черные зубы.
— И мужчин тоже, — сказала она и, не добавив больше ни слова, пошла к оставленным ею ведрам.
Севрен проводил ее заинтересованным взглядом. Заметив это, Валамар рассмеялся.
— Лучше держись от нее подальше, чтобы в беду не угодить.
— В беду? — переспросил Севрен.
— Я уже замечал у тебя такой взгляд. Когда доходит до баб, ты голову теряешь.
— Просто мне любопытно.
— Так же любопытно, как с Синдой было? — осведомился Валамар.
— Ты должен признать: в смелости ей не откажешь.
— Смелости у нее столько, что ее за это и повесить могут.
— С Синдой мне никогда не было скучно. Сомневаюсь, что и с Дар можно заскучать.
— Значит, все-таки она тебя зацепила, — заключил Валамар.
— Есть маленько.
— А по мне, так от одних ее зубов всякий интерес должен пропасть. Жуть какая-то.
— В Лувеине дамы подкрашивают зубы черной краской. Это считается знаком утонченности.
— Ну, мы сейчас от Лувеина далеко, — сказал Валамар. — И уж в клейменой бабе точно нет ничего утонченного. Все они шлюхи.
— Вряд ли она шлюха, — покачал головой Севрен.
— Откуда тебе знать? И как насчет орка? Не зря же ее прозвали оркской распутницей.
Севрен усмехнулся.
— Да, от орка можно всякого ждать.
— Можно?
— Если все правда.
— И ты собираешься это выяснить?
— Да, собираюсь.
Дар не придавала особого значения своей встрече с Севреном, пока не узнала, что он носит форму королевского гвардейца. Обычные солдаты форму не носили, но личное войско короля облачалось в особую одежду. Появление людей в сине-алой форме всегда предшествовало прибытию короля. Дар случайно подслушала разговоры и узнала о том, что гвардейцы приехали в лагерь совсем недавно. После полудня вблизи от реки была воздвигнута ставка короля. Дар большие сине-алые шатры казались полотняными дворцами, потому что она никогда не видела ничего настолько красивого и сделанного так искусно. Она была просто очарована видом этих походных жилищ.
Когда Дар ходила к реке за водой, у нее была возможность пройти близко от ставки короля, и она взяла на себя обязанность наполнять водой бочонки. Она медленно шла мимо ярких шатров и несла два полных ведра, когда от ставки отъехал всадник на коне. Она вспомнила его рыжие волосы, но имя забыла. Подъехав ближе, всадник придержал коня и пустил медленным шагом.
— Госпожа Дар, — проговорил он.
Дар отвернулась и пошла быстрее.
Севрен поехал за ней.
— Сударыня, почему вы не желаете разговаривать со мной?
Не глядя на него, Дар ответила:
— Я понимаю, когда надо мной подшучивают.
— Я вовсе не собирался над тобой подшучивать. Я хотел высказать признательность.
— Ты разве не знаешь, кто я такая?
— Да, говорят, что ты спишь с орком.
— Это правда, — сказала Дар, желая, чтобы Севрен оставил ее в покое.
Но Севрен не отставал.
— С тех пор как я здесь, я слышал много разных баек о тебе.
— Верь чему хочешь.
— Я поверю чему угодно, если только ты сама мне расскажешь.
— Значит, ничему не поверишь, — буркнула Дар, порывисто отвернулась и нырнула в просвет между двумя повозками. С другой стороны толпой стояли солдаты, и Дар пришлось пробираться между ними. Севрену помешали проехать повозки. Он проводил Дар взглядом.
Вода, которую натаскала Дар, в конце концов оказалась в шатре у Человека Королевы, где ее подогрели и настояли на травах. Генерал Таркум не любил мыться, но это необходимо было перетерпеть — раз он имел дело с орками. Он был единственным мужчиной кроме короля, который мог войти в оркский круг и выйти оттуда живым; но даже он старался смыть с себя все запахи. Таркум знал об орках больше любого другого человека в войске. Он знал, что орки способны нюхом учуять страх. Таркум сомневался, что они могут чуять его презрение к ним, но предпочитал не рисковать. Помимо всего прочего, мытье служило выказыванием любезности, а страхолюдинам нравились хорошие манеры.
Таркум надел чистую льняную рубаху, и мердант Коль принес ему доспехи. В отличие от других полководцев Человек Королевы носил доспехи без всяких украшений, простотой они напоминали оркские. Правда, стальные пластины были начищены до блеска, смазаны маслом и сверкали, как серебро. За эту работу на весь день Коль засадил двух женщин, и Таркум похвалил его за старания. Он часто жалел, что не все его толумы так исполнительны.
Коль положил доспехи на лежанку и подошел, чтобы помочь полководцу облачиться в них. Бок о бок с Человеком Королевы Коль служил еще с тех пор, как тот имел звание сустолума. Только он не чувствовал себя униженным в его присутствии. Эти двое закаленных вояк уважали друг друга, и когда они оставались наедине, то опускали формальности, навязываемые разницей в рангах.
— Вы сегодня будете ужинать со страхолюдинами или просто выкажете им уважение? — осведомился Коль.
— Поем с ними, — ответил Таркум. — Без этого не обойтись. Сегодня Ночь Ока.
— Тогда я приготовлю для вас хорошую еду и выпивку, — сказал Коль.
— Это будет славно, — кивнул Таркум. — Особенно насчет выпивки.
— Мы могли бы сегодня вечером поговорить о том деле, которое я упоминал? — спросил Коль.
— Ты об этой девчонке?
— Да, — сказал мердант. — О той, которую зовут Дар.
Таркум нахмурился.
— Я думал о ней. Ты сказал, что она спит со страхолюдиной. Думаешь, она с ним не просто так спит?
— Вполне возможно.
Человек Королевы покачал головой.
— Дело непростое.
— Понимаю.
— Беда в том, как страхолюдины относятся к бабам. Тут у них все так накручено… Хвала Карм, наши девки этого не замечают.
— Ну, Дар-то заметила, — возразил мердант Коль. — И из-за этого много бед случилось.
— Всего-то один солдат погиб.
