Джозеф Дилейни - Кошмар Ведьмака
Я с ужасом задался вопросом, когда он вернется за мной?
И долго ждать не пришлось. Через несколько мгновений в моей голове появился тихий шепот, и мое сердце от страха стало биться еще быстрее. Сначала он был таким слабым, что я его почти не слышал, но постепенно навязчивый звук нарастал, и вскоре я уже мог различать отдельные слова вроде «гниль», «кровь» и «черви». И тогда я испытал такое, чего и вовсе не ожидал… чего никогда еще в своей жизни не испытывал. Темное облако будто спустилось с потолка и накрыло меня густым ледяным одеялом. Отдаленный звук капающей воды мгновенно исчез, а все вокруг – что еще хуже – потемнело. Я больше не видел горящие факелы. Я ослеп.
Сердце колотилось в груди, с каждым ударом все больше отдаваясь в ушах. Я начал дрожать от холода, словно баггейн вместе с жизненной силой вытягивал из меня и тепло. Шепот с каждой секундой становился все громче, и хоть я не мог связать все его слова вместе, но в голове стали с болью возникать образы из моего прошлого, как будто я вновь вернулся в те ужасные моменты своей жизни.
Я стоял на горной тропе. Вечерело. Свет медленно угасал. Я слышал, как всхлипывает женщина, слышал полные гнева голоса. Мне казалось, я летел по воздуху, не способный ни двигаться, ни контролировать направление своего движения. Впереди проступал силуэт скалы, походящей издалека на зуб гигантской крысы, а вокруг него столпилась группа людей, среди которых я заметил и старого врага мамы – ведьму Вюрмальд. До меня донесся ряд тяжелых ритмичных ударов кувалды, и за каждым таким ударом следовал крик боли.
Тоска сжала мое сердце. Я знал, где был, и что происходило на моих глазах. Я был свидетелем того, как враги моей мамы прибивали ее левую руку к скале. Кровь стекала с ее запястья на траву. После того, как в камень был забит последний гвоздь, они связали ее обнаженное тело серебряной цепью, обернув ее несколько раз вокруг скалы. Я видел, как она вздрагивала от боли, а по ее щекам текли слезы.
- Мы вернемся за тобой через три дня, - голос Вюрмальд был наполнен жестокостью и злобой, - и тогда мы вырежем твое сердце.
Они оставили ее во тьме дожидаться солнца, что скоро взойдет над морем на востоке: оно сожжет ее кожу и тело.
Я хотел остаться с мамой, хотел успокоить ее и сказать, что все будет в порядке, ведь мой папа найдет ее на рассвете и закроет собой от палящих солнечных лучей, и они создадут семью и воспитают семь сыновей. Хотел сказать, что она будет счастлива…
Но я не мог двигаться и вдруг вновь погрузился в абсолютную тьму. Счастлива? В этом мире счастье никогда не длится долго. Даже для мамы.
Жизнь мамы оборвалась, и я был свидетелем того, как она закончилась. Я вернулся в Орд и наблюдал за ее битвой с Ордин. Я смотрел, как мама атаковала врага, размахивая своими белыми пернатыми крыльями Ламии, которые делали ее похожей не на насекомое, а на настоящего ангела. Она приказала нам уходить, и я повиновался, выбегая из цитадели древней богини вместе с другими – всеми, кроме Билла Аркрайта. Я наблюдал, как рушилась цитадель, как обваливались каменные башни, а затем все затянуло во тьму через огненный портал, унося с собой и маму, и Аркрайта.
Но на этот раз я не смог вырваться. Я был там, во мраке, наблюдая, как заживо сгорает мама, слышал ее мучительные крики, когда она мертвой хваткой вцепилась в Ордин и увлекла ее за собой.
Огонь окружил меня, и я по-настоящему почувствовал, как плавится моя кожа. Хуже того, я еще мог видеть, как пламя охватило тело мамы, покрытое волдырями от жара, и как она погибает в агонии.
Я снова рухнул во мрак.
Снова вспыхнул свет.
Я с удивлением обнаружил, что стою на кухне нашей фермы. С верхнего этажа послышался шум, и следующее, что я осознал: я стою на вершине лестницы. Трое мужчин скрутили моего брата Джека. Один из них избивал его, кровь размазалась по стене. Теперь я оказался в том времени, когда ведьмы ворвались на ферму: они хотели заполучить мамины сундуки, но комната, в которой они находились, была заперта, и ведьмы не могли попасть внутрь. Джек открыл дверь, и люди стали перетаскивать сундуки вниз.
Он плакал от ужаса и боли, а я не мог ему ничем помочь. Я был вынужден молча наблюдать за его страданиями.
Так продолжалось еще, казалось, целую вечность. Баггейн заставил меня заново переживать все самые ужасные моменты моей жизни за последние несколько лет. Я вновь взглянул на могилу моего отца и ощутил на себе всю боль утраты. Я ведь даже не успел на его похороны. Все слилось в один вихрь страданий. Я постоянно оказывался в тех ужасных мгновениях своей жизни и не мог ничего сделать, не мог все исправить.
Снова тьма. Мое тело онемело, мне становилось все холоднее и холоднее, а жизненные силы стремительно меня покидали. Я чувствовал, что нахожусь на грани жизни и смерти.
Но потом… Потом я ощутил нечто новое. Я услышал голос из тьмы:
«Борись, иначе не выживешь! Просто делать то, что говорит Старик Грегори, недостаточно! Ты умрешь, как и другие!»
Это был голос Алисы. Она сказала это, когда я остановил ее, не дал сжечь старую Мамашу Малкин. Сжигание заживо казалось мне слишком ужасным наказанием, и я просто не смог бы этого сделать.
«Ты можешь противостоять тьме, Том. Вставай и сражайся с баггейном. Ты сможешь! Ты сможешь сделать то, что должно быть сделано!»
Когда Алиса прокричала эти слова, я оказался в очередном видении – еще одном фрагменте моей жизни. После первых недель моего ученичества у Ведьмака я вернулся на ферму. И Мамаша Малкин объявилась там в качестве нежити, ее тело было мягким и податливым. Она просочилась в голову Рыла, мясника, и завладела его телом, управляя каждым его движением. И теперь он прижимал лезвие ножа к горлу Мэри, дочки Джека и Элли.
Я заново переживал те мучительные мгновения, думая, что ребенок уже мертв. Алиса сорвалась с места и ударила мясника в живот своей ногой в остроносой туфле. Я видел, как Мэри падает на землю. Но прежде чем она долетела до травы, Алиса поймала ее и унесла прочь в безопасное место. Теперь настала моя очередь: я бросил в мясника соль и железные опилки. Его голова окуталась облаком адской смеси, и он без чувств свалился к моим ногам.
Это происходило вновь и вновь.
Рыло лежал без сознания на земле, глаза его закатились, а фартук был окрашен кровью только что забитых свиней. Я взглянул на Мамашу Малкин, которая вытекла у него из уха и приняла свою прежнюю форму, только стала раза в три ниже, и от этого платье волочилось за ней по траве. Она пыталась ускользнуть.
Моя кровь вскипела от гнева. В прошлый раз я позволил ведьме уйти, а Алиса погналась за ней с горящей головешкой, но я остановил ее. Мне казалось, что Мамаша Малкин не заслужила такой тяжкой участи. Никто не заслужил. И я не мог позволить Алисе сделать подобное. Но на этот раз моя ярость оказалась сильнее меня самого. Как и прежде, я поймал Алису за руку, когда она пробегала мимо, но внезапно сам выхватил у нее из рук факел и последовал за Мамашей Малкин через скотный двор.
![Ирина Кнорринг - Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1](/uploads/posts/books/41661/41661.jpg)
