Элизабет Мэй - Охотницы
Я атакую. Наши тела сталкиваются, и мы оказываемся на полу. Мы врезаемся в ножки стола, и чашки звенят друг о друга. Я отталкиваю подъюбник, чтобы добраться до скин ду на бедре, и бью ему в горло.
Киаран выбивает нож из моей руки и посылает его прочь по ковру. Проклятье!
— Старайся лучше, — говорит он мне.
Лучше стараться? Я бью его кулаком в лицо. Я скатываюсь с него и ползу за клинком. Прикосновение ковра жжет мне локти. Но прежде чем я добираюсь до ножа, Киаран тянет меня обратно.
Я сильно пинаю его в плечо и прыгаю за ножом. Мои пальцы сжимаются на рукояти, и я опять бросаюсь на Киарана. Мы врезаемся в стену, и книжный шкаф возле нас дрожит. Мой клинок надежно прижат к его горлу.
— Ты хотел доказательства… — Мой голос хрипит. — Вот оно.
Мы дышим в одном ритме, наши тела так близко. Я ощущаю пульс на шее Киарана, и скорость его одинакова с моей собственной. Он встречается со мной взглядом, и, клянусь, я вижу гордость в его глазах. Киаран гордится мною!
Мое зрение затуманивается, точки танцуют перед глазами. Я спотыкаюсь. Хватка на лезвии слабеет, и нож падает на пол. Моя кожа горит так, что становится больно, а ноги едва удерживают мой вес. Я кашляю, кашляю, кашляю так сильно, что тело бьет дрожь.
Киаран помогает мне устоять, его рука надежно прижимается к моей спине.
— Кэм, твоя кожа горит. — Он отнимает руку от моей спины и видит на пальцах кровь. — И течет кровь.
Я облизываю запекшиеся, растрескавшиеся губы и с трудом выговариваю:
— Мы только что дрались. Конечно, у меня идет кровь.
Слова размытые, а мысли путаются, словно я осушила четыре бутылки виски.
— Но это сделал не я, — настаивает он. И пытается меня развернуть, расстегнуть мое дневное платье и посмотреть мне на спину.
Я толкаю его в грудь.
— Что ты делаешь?
— Прекрати заниматься глупостями и повернись.
— Нет. — Я бью его по рукам. — Прекрати сейчас же, МакКей!
— Ты создаешь сложности.
— А ты хватаешь меня, как мерзкий пьяница! — Я снова бью его по рукам. — Что ты собрался делать? Использовать на мне свои фейские средства?
Киаран смотрит на меня.
— Кэм, дай мне посмотреть.
— Я в полном порядке. Это всего лишь одна из ран с прошлой ночи.
— Она достаточно серьезная, чтобы кровь просочилась сквозь то, что на тебе надето. А теперь повернись.
Я с отчаянием вздыхаю и подхожу к кушетке. Сажусь спиной к нему.
— Хорошо. Вот, теперь ты доволен?
Киаран устраивается на кушетке рядом со мной, и я чувствую тепло его тела.
— Мне нужно расстегнуть твое платье.
— Прошу прощения? — Мои щеки горят, но сложно понять, от стыда или от лихорадки. Слава богу, он не может видеть выражения моего лица. — Ты, должно быть, шутишь?!
— В число моих умений не входит способность видеть сквозь одеяния леди.
Я мысленно возношу молитву, надеясь, что все это быстро закончится.
— Хорошо, — уступаю я. — Если настаиваешь.
Когда он расстегивает первую пуговицу, я начинаю дрожать. Это слишком интимно. Стоило только подумать, что у меня все под контролем, что мой фасад непробиваем, как он делает нечто новое, разнося все в прах. Напоминая, что я все еще человек и что ни один мужчина не прикасался ко мне подобным образом.
«Но он не мужчина», — говорю я себе.
Еще одна пуговица, и еще одна, и еще… Я пытаюсь замедлить колотящееся сердце, но безуспешно. Меня всегда учили держать определенную, вполне физическую преграду, защищающую от мужчин. Даже на балах перчатки и одежда служили мне щитом.
Ад и дьявол! Мне нужно было надеть корсет и нижнюю сорочку, но раны покрылись струпьями и сильно чесались от прикосновения ткани. И я слишком устала, чтобы возиться с нижним бельем без помощи Доны.
Я задерживаю дыхание, когда Киаран разводит края ткани. Его гладкие теплые пальцы касаются моей кожи, и я закрываю глаза. Задерживаю дыхание и надеюсь, что он не заметит, как я дрожу от этих прикосновений. Господи, мне так хочется податься к нему, почувствовать его ладони на коже… Крошечное облегчение в море боли.
«Он не мужчина. Он не мужчина. Он не… Проклятье, а ощущается совсем как мужчина!»
— Это больно?
Его голос удивляет меня. Я качаю головой, не решаясь открыть рот.
— Тогда у тебя нет иммунитета к токсину.
— К чему?
— Сиди смирно.
Я пытаюсь не позволить себе раствориться в его прикосновениях. Так вот как ощущается очарованность фейри! Испытать один момент близости — неважно, насколько краткий, — и желать большего? Я не могу забыть, что он такое. Пусть даже он ощущается как человек, но он фейри.
Пора на что-то отвлечься.
— МакКей?
— Хм…
Его голос звучит равнодушно. Безлико, как всегда.
— Расскажи мне о Соколиных Охотницах. Почему их так назвали?
Его пальцы что-то делают с моей кожей, но я могу лишь смутно чувствовать их, область вокруг раны слишком онемела.
— У них была способность связываться с соколами, — говорит он. — У каждой женщины был один, ее личный компаньон, и она могла видеть глазами сокола во время охоты.
— Почему соколы?
Киаран гладит мою кожу, оставляя влажный след, явно крови.
— Ты можешь видеть в них и обычных птиц, но они способны путешествовать между нашими мирами, поскольку принадлежат обоим — как и Охотницы. Это единственные животные, способные видеть сквозь наш гламор, и они устойчивы к ментальному воздействию. Это делало их прекрасными шпионами для твоего вида. — Он откашливается. — И когда Охотницы начали использовать соколов, sìthichean попытались уничтожить их вместе с владелицами.
Под формальным тоном скрывается нотка печали. Я думаю о том, какие воспоминания преследуют Киарана, что может повлиять на него так сильно, чтобы он проявил хоть какие-то эмоции. Я бы отдала что угодно, если бы он мне все рассказал.
— И где был ты, когда это случилось?
Его рука останавливается на моей коже, и я больше не чувствую тепла. Ладонь замораживает, холод едва не обжигает. Сильный привкус земли и меда, такой приятный до этого, теперь обволакивает язык слишком сильно.
— Это, — говорит он, — не тот вопрос, который ты действительно хочешь задать.
Я замираю. Иногда лучше обращаться с Киараном как с диким животным, хищником, с которым я внезапно повстречалась в чаще. Одна ошибка, одно резкое движение, и он среагирует на меня как на добычу. Я не должна об этом забывать.
— Разве нет? — спрашиваю я.
— Не играй со мной в эти игры.
Я очень, очень осторожно говорю:
