Ольга Погожева - Я стану твоим врагом
— У отца бессонница, — робко возразил Орест, съёживаясь от неожиданного гнева старшего брата. — Присутствие Нестора просто скрашивало отцу бессонные ночные часы… мы с тобой могли бы тоже…
— Скрашивало, как же, — Андоим рухнул в соседнее кресло, подцепив со столика бокал вина. — Мне донесли, что Ликонт приподнёс отцу сонное зелье… уж не решил ли блистательный генерал скосить несколько лет его жизни?
— Отравив отца? — глаза Ореста расширились. — Андоим, ты серьёзно? Нет, я не думаю…
— В этом и проблема, — зло сощурился крон-принц, делая большой глоток. — Ты не думаешь. А Ликонт давно всё просчитал! Устранит отца, потом меня, посадит тебя на трон и будет вертеть тобой, как ему вздумается.
— Андоим, — поражённо выдохнул младший брат, выпрямляясь в кресле. — Что ты такое говоришь! Если бы… нет, я отказываюсь верить!..
— Ты глуп и наивен, — отрезал крон-принц, залпом допивая свой бокал. — Но не переживай: тебе нечего опасаться Ликонта. Я позабочусь о том, чтобы он никому не причинил вреда.
— Уж не собираешься ли ты…
— Собираюсь! Дед и отец оказались недальновидны, да что там — откровенно глупы, оставив в живых единственного потомка Ликонтов! Вырезать бы их род до единого… — Андоим плеснул ещё вина, сделал глоток. — Но я не могу убрать его именно сейчас… Войско поддерживает его, при дворе у него слишком большое влияние, выслуженный годами авторитет, уйма скрытых рычагов, горы компромата на меня… Но будь уверен, светлый герцог долго не протянет! Не при мне!
Орест тряхнул головой, поднимаясь с кресла. Когда брат начинал пить, агрессия и желчь пропитывали, казалось, каждое его слово. Не было никаких сил слушать грязные обвинения и угрозы.
— Я пойду, — сказал он. — Прогуляюсь по саду, вечер сегодня теплый…
— Иди-иди, — криво усмехнулся Андоим, допивая свой бокал, — может, встретишь там главную аверонскую шлюху! Таира тоже полюбила вечерние прогулки… уж не гуляете ли вы с нею вместе, мой драгоценный братишка? Впрочем, не могу сказать, что возражаю — может, хоть от тебя эта бесполезная кукла сможет зачать наследника…
Орест размахнулся и врезал ему — наискось по подбородку. Звякнул бокал, разбиваясь о мраморный пол, дорогое вино потекло по лицу крон-принца, смешиваясь с кровью из разбитой губы. Андоим поднял голову, глядя на младшего брата со смесью удивления и стремительно растущего бешенства.
— Заткнись, — дрожащим голосом велел Орест, глядя на медленно поднимавшегося крон-принца. — Не смей так говорить о своей супруге! Ты не стоишь и мизинца на её руке! Как твой грязный язык только поворачивается! Как ты смеешь?! Таира…
Удар опрокинул принца навзничь. Андоим был крупнее брата, и во много раз злее, не собираясь ни щадить его, ни хотя бы смягчить удара. Орест катался по полу, корчаясь и прижимая ладони к быстро вспухавшему подбородку.
— Ещё раз, — прошипел крон-принц, присаживаясь рядом с ним, — ещё раз ты позволишь себе… поднять на меня руку! Или ты забыл, — Андоим встряхнул брата, приподнимая его с пола, — своё место? Мне напомнить? Напомнить, как я наказывал тебя в детстве? Ещё только один раз, мой дорогой брат, и ты станешь следующим… после Ликонта!
Андоим с силой опрокинул его на пол, ударяя затылком о твёрдый пол, и, перешагнув через стонущего принца, вышел из покоев.
Герцогиня Наала прибыла к церемониальному назначению брата главнокомандующим валлийской армии вовремя. Первое появление молодой герцогини при дворе вызвало бурный ажиотаж среди придворных: по слухам, девушку держали в монастыре Единого долгие годы, не выпуская и в годы затянувшейся войны.
Марион ожидала появления младшей сестры Ликонта едва ли не с большим нетерпением, чем остальные придворные, и, стоя в задних рядах расфуфыренных дам, ощущала в полной мере всю отвратительную иронию жестокой судьбы. Когда-то, ещё в Ренне, она ходила по императорскому дворцу в полном вооружении, в запыленных, пропахших потом латах, глядя на яркие наряды придворного воронья презрительно, даже высокомерно, зная, что ей дозволено то, чего никогда не посмеют преступить заключенные в рамки этикета высокорожденные. Она с брезгливостью наблюдала за их поведением, с отвращением подмечала в них поголовную жажду развлечений, сплетен и интриг — но мало-помалу сама становилась частью дворцовой жизни. И вот теперь и вовсе скатилась на самое дно, оказавшись в толпе придворных зевак, более того — в самых задних рядах, среди мелких сплетников и сплетниц, жадно высматривая поверх колышущихся голов прибывшую во дворец молодую герцогиню.
— Слышали, герцог Ликонт прикупил имение за пределами Галагата? Видимо, в стенах королевского дворца его светлости стало тесно, — обмахиваясь веером, заговорила со своей соседкой пожилая графиня, стоявшая перед Марион.
— Возможно, он желает держать светлейшую герцогиню Наалу подальше от двора, — жеманно отвечала та, вытягивая шею, чтобы хоть что-то видеть. Церемония должна была вот-вот начаться. — Значит, на то есть причины…
— Должно быть, леди Наала страшна, как война, раз её держали так долго вдали от света…
— Маркиза Доминика на днях высказывала предположение, что её светлость — горбунья, — громким шёпотом поделилась дама, наклоняясь к графине. — Как думаете, горб у неё очень большой? Мы сможем отсюда разглядеть?
Марион поморщилась, переводя взгляд на стоявшего рядом с троном крон-принца Андоима. Наследник престола сохранял каменное выражение на холёном лице, но отсутствие на сегодняшней церемонии принца Ореста говорило ей о многом. Вездесущие слуги разнесли слухи среди черни, которые верная Юрта поспешила донести ей, и Синей баронессе не нужны были доказательства, чтобы поверить камеристке.
— Идут, — пронёсся возбуждённый гул, и Марион вслед за остальными повернула голову в сторону дверей.
По синей дорожке, ведущей от дверей к королевскому трону, шествовал генерал Ликонт под руку с сестрой. Нестор показался ей чуть более возбуждённым, чем обычно: она успела изучить своего врага лучше, чем его знали немногочисленные друзья и даже цепкие придворные сплетники. Ликонт был чем-то обеспокоен, и это проявлялось в ускоренных жестах, быстрых улыбках, раздариваемых блистательным генералом направо и налево, взглядах, которые Нестор кидал через весь зал, выискивая в толпе знакомое лицо.
Наала оказалась высокой, довольно нескладной девушкой со светло-русыми, почти серыми волосами, и глубокими синими, как у брата, глазами. На глазах сходство с Ликонтом оканчивалось — молодая герцогиня не унаследовала ни врождённый шарм старшего брата, ни его природную красоту, ни деловую хватку, скользившую в каждом хищном движении Нестора. Наалу можно было бы даже назвать простоватой — её лицо и фигура не отличались особой привлекательностью, в жестах не наблюдалось той утончённой изысканности, той манерности, которая присуща большинству юных и кокетливых, более того — герцогиня даже не казалась достаточно образованной для королевского двора.
