Ульяна Соболева - Легенды о проклятых. Безликий
- Я вообще удивлен, как они его до сих пор не сожрали.
Одна из танцовщиц подползла к моим ногам, глядя снизу-вверх на меня и облизывая пухлые губы, но я отмахнулся от нее, и она подползла к одному из моих полководцев. Я усмехнулся, равнодушно наблюдая, как тот притянул ее к себе за волосы, позволяя развязать тесемки своих штанов. И снова отыскал глазами ниаду. Преодолевая расстояние между нами ярко-алыми вкраплениями волчьей сущности. Слышу, как бьется ее сердце и мое пропускает удары. Стиснул кубок пальцами…Она права - долго так продолжаться не может.
- Когда выступаем на Талладас, Рейн? – Саяр отпил дамас из кубка и проследил за моим взглядом, а потом снова посмотрел на меня.
- Через два дня.
- Слышал, что люди говорят о Талладасе?
- Слышал. Тем больше шансов, что Туарн согласится отдать свою дочь за меня.
- Согласится. У него выбора не останется.
Она не видит меня. Каменное изваяние без сердца и без души с совершенным телом от которого я зависим настолько, что даже сейчас смотрю на нее и понимаю, что хочу…всегда дико и невыносимо хочу её. Чем больше отталкивает, тем сильнее хочу. Подыхаю по этой суке с камнем ненависти в груди. Когда-нибудь я ошалею и вырежу его к саананской матери.
- Ты не восстанавливаешься, Рейн? – голос Саяра оторвал от мрачных мыслей.
- Что?
- Твоя рубашка в крови…
Опустил взгляд на темные пятна сукровицы. Ночной подарок ниады за наслаждение. Ожоги были слишком глубоки, и регенерация не наступала, даже несмотря на приближение луны. Ядовитая девочка-смерть прожгла меня до костей.
- Плевать. Заживет…, - снова на нее и огонь течет по венам. Испепеляет, кипит изнутри. – приведи ее сюда, Саяр.
- Ты пьян, Рейн.
- Не настолько, чтобы позволить мне об этом напомнить.
Одна из танцовщиц таки забралась ко мне на колени и теперь обвивала меня плющом, облизывая мочку моего уха и шею. А я смотрел, как Одейя подняла взгляд на Саяра. Я даже слышал, что она отвечает. Волк во мне всегда видел и слышал больше, чем мог человек. Я научился отключаться от посторонних звуков…Но ее я чувствовал всегда. Иногда мне казалось, что я слышу ее мысли. Отказывается, мать её. Просто отказывается спуститься. Упрямая сучка, которая не хочет понимать, что вынуждает ее наказывать и унижать.
- Приведите в залу лассарок. Пусть станцуют и споют для нас. Говорят, у них прекрасные голоса. – громко, так чтобы упрямая шеана услышала.
Теперь она уже смотрит на меня, а я, чуть склонив голову в бок, на нее. Дааа, деса Вийяр. Каждый твой отказ… ты помнишь?
- Точнооо, приведите лассарских шлюх, - крикнул кто-то и по зале пронесся хохот, - пусть развлекут нас.
Вскинула голову и пошла за Саяром вниз по ступеням, а я прижал к себе танцовщицу и вдавил задом в свою окаменевшую плоть.
- Мммммм, мой дас такой возбужденный. Я бы могла поработать над вами…облегчить ваше состояние.
Поднял на нее тяжелый взгляд и шепнул на ухо:
- Я люблю молчаливых …еще одно слово и останешься без рабочего инструмента. Шлюха без языка, как кобель без яиц…Заткнись и верти задом.
Обхватил её грудь пятерней и провел большим пальцем по соску, глядя, как ОНА приближается к столу. Гордая, прямая с вздернутым острым подбородком. Смотрит на двери и на стражу, которая приволокла в залу несколько девушек, толкая их на середину помещения. Перепуганные, дрожащие они жались к друг другу, оглядываясь по сторонам и понимая, чем им может грозить за любое неповиновение. Успели расслабиться, прислуживая при дворе. Ни одно лассарское отродье не должно забывать, что оно такое и по чьей воле живет, а также из чьей прихоти сдохнет по щелчку пальцев.
- Говорят лассарки красиво поют. У них необычные, нежные голоса. Хочу, чтоб вы для нас спели. Или всех вас сожгут сегодня ночью во имя Одейи дес Вийяр. Ну или в её честь.
Сжал тело танцовщицы сильнее, так что она охнула, взглянул на Одейю, которая смотрела мне в глаза, тяжело дыша, и я её ненависть ощутил каждой порой. Вдохнул, как кипяток из жерла вулкана. Внутри посыпался пепел обрывками очередного болезненного разочарования.
- Впрочем, нам может спеть ваша велиария.
Стиснула челюсти, прикрывая бирюзовые глаза дрожащими веками. Усмехнулся, наслаждаясь ее реакцией и повернулся к девушкам.
- Вы не умеете петь? Какая жалость! А что вы умеете? М? Думаю, то же, что и любые другие шлюхи. Мои солдаты изголодались по женским телам. А я давно обещал им лассарок на ужин.
Кивнул Саяру и девушек схватили воины, сдирая одежду, толкая на пол, лихорадочно расстегивая штаны и камзолы. Толпа заулюлюкала, слышался смех и пьяные выкрики. Я хлебнул еще дамаса и сунул пальцы в рот танцовщице, продолжая смотреть на Одейю. Бледная, с расширенными от ужаса глазами, она дрожала, как в лихорадке.
- Тяжелый выбор чья-то жизнь или собственная гордость верно, маалан? Дочь Ода Первого слишком благородных кровей чтобы спеть для валлаского велиара? Унижение или их смерть. Люблю наблюдать за самой кровавой и ожесточенной войной – с самим собой. Ведь победитель он же и проигравший. Ставлю на благородство. Или разочаруешь?
Один из воинов смел со стола тарелки и уложил на него брыкающуюся лассарку, раздвигая ей ноги, пока другие солдаты придавили ее к столешнице за плечи. Я снова посмотрел на ниаду и в этот момент у меня по коже пошли мурашки. Она запела…Вначале тихо…так что услышал ее только мой волк…Встрепенулся…в голове эхом тот же голос из прошлого. Нежный, дрожащий…на ухо юному валласару о вечной любви и верности.
А потом все громче и громче, перекрывая смех и голоса, заглушая музыкантов и всеобщий шум. Я не сразу понял, как наступила полная тишина. Наверное, потому что я слышал изначально только её. Сбросил танцовщицу с колен, потянувшись за очередным кубком и чувствуя, как внутри завыл тот прежний Рейн….Волком завыл. Вспомнил, как прощался с ней там, у реки, как целовал ее руки и вытирал слезы. Как верил, что вернется за ней.
Слышишь…
Смерть по снегу…
Как зверь
Воет вьюгой и стонет ветром
Не вернется любимый теперь
Для меня он всегда бессмертный
Далеко он …на небесах
Сердце плачет…мое…рвется
Вкусом горечи на губах
Он ко мне никогда не вернется
Далеко МОЙ…так далеко
Лишь во сне мое тело ласкает
Я к нему потянусь рукой
Он с рассветом опять растает
Слышишь
Смерть по снегу
Как зверь
Воет вьюгой и стонет ветром
Не вернется любимый теперь
Для меня он всегда бессмертный
Там за речкой во вражьих краях
Кто так, как и я, застонет
На войне нет чужой беды
В реках крови земля потонет
Не вернутся опять с войны
Чьи-то братья и чьи-то отцы
И на вражеской стороне
Есть любимые мертвецы
Воет с горя чья-то жена
Не снимая с руки кольца
И на вражеской стороне
Так же плачут…по мертвецам…
Слышишь?
И на вражеской стороне так же плачут…
По своим… мертвецам.
Смерть плутает по снегу,
Как зверь,
Воет вьюгой и стонет ветром
Не вернется любимый теперь
Для тебя он всегда бессмертный
Для меня он всегда…
МОЙ бессмертный…
Умная…моя девочка-смерть. Такая умная. Знала, что спеть озверевшим от дамаса и жажды насилия воинам…о войне и о смерти. Отрезвила здоровенных мужиков, перевидавших на своем веку столько трупов, сколько и не снилось ей никогда в самых жутких кошмарах. А сейчас смотрят на нее, раскрыв рты в восхищении и оцепенении в глазах слезы дрожат. Я сам чувствую, как тает лед, как больно и невыносимо он тает. Мне казалось, что она поет ее для меня…мертвого. Для того, кто еще был человеком и верил в завтрашний день и солнце, для того, кто назвал ее маалан. Я думал, что она меня забыла.
- Браво, Одейя дес Вийяр. Я был уверен, что вы сделаете правильный выбор и порадуете нас вашим чудесным голосом. Уведите рабынь. Пусть прислуживают у стола дальше. Благодарите вашу бывшую велиарию – она подарила вам жизнь.
Лассарки рухнули на колени, целуя ей руки, обжигаясь о ее пальцы. А я стиснул челюсти, ощущая, как пекут собственные губы в бешеном желании целовать ее вот так до ожогов. Стирать лед с ее лица, с сердца. Что ж ты такая каменная, маалан, неужели потому что не забыла меня? Неужели соперник у меня настоящего я же из нашего прошлого? Забавная ирония проклятой фортуны. В очередной раз. Под дых.
Она уже давно замолчала, а тишина все еще звенела ее голосом. Саяр нарушил молчание новым тостом о будущем походе на Талладас. Снова заиграла музыка, вернулся гомон толпы, смех, грязные ругательства, а я смотрел в ее бирюзовые глаза и чувствовал, что больше не могу ненавидеть. Не могу, саанан ее раздери на части. Должен. Обязан. И не могу.
- Садись за стол, маалан. Поешь с нами, - кивнул на место рядом с собой.
