Ирина Сербжинская - Агентство «Аргентина»
— Ну, значит, у меня база данных получше твоей. Я, когда мне что-то узнать надо, с потусторонними существами не консультируюсь!
Ньялсага решил пропустить колкость мимо ушей.
— Что это? — он кивнул на пачку. Часть бумаг оказалась ксерокопиями, другие же выглядели подлинными документами — листы грубой пожелтевшей бумаги, исписанные мелким почерком со старомодными росчерками, помещенные в прозрачные папки-файлы.
— Архив моего прадеда.
Ньялсага поднял брови. Дэберхем оживился и сделал несколько шажочков по ящику, приблизившись к окну вплотную.
— Хэрвелла? Разве он сохранился? Гинзога, кажется, говорила, что его дом сожгли химеры?
— Сожгли, — кивнул Кемен. — Так что основной архив погиб. Я так понял, Хэрвелл на протяжении всей жизни, вел что-то вроде дневника: делал записи об охоте, собирал сведения о существах, с которыми встречался: вампиры, оборотни, химеры, ламии…
— Здесь водились ламии? — поинтересовался Ньялсага. — Никогда не сталкивался с ними. Там, где я жил, их не было.
— Водились. Очень хитрые твари, нелегко с ними справиться! — Кемен перебирал густо исписанные листки. — Это все, что осталось от архива. При пожаре почти все сгорело, но кое-какие записи, самые важные, Хэрвелл всегда возил с собой. После его смерти сумка с бумагами оказались у друга Хэрвелла, а тот… ну, это долгая история, к делу не относится, — прервал он сам себя. — Часть документов — подлинная, часть — ксерокопии, оригиналы я не стал приносить: они такие ветхие, что рассыпаются в руках.
Подошла белокурая официантка, убрала посуду и поставила на стол чашку с кофе и молочник. Кемен дождался, пока девушка отойдет, и продолжил:
— И про Свору проклятых кое-что есть. Жаль, что немного…
Он открыл одну из папок и вынул лист бумаги.
— Если б архив сохранился, я бы всю подноготную про них знал! — в голосе Кемена слышалась досада. — Вот, почитай-ка про наших гостей, — он протянул ксерокопию Ньялсаге. — Свора проклятых называется так не случайно. На самой Гинзоге и на каждом из ее свиты лежит проклятье.
— Догадаться нетрудно, — пробормотал Ньялсага, впиваясь глазами в буквы.
— Гинзога… кстати, в своих записях Хэрвелл называет ее не иначе, как «старая змея»…древняя и очень опасная тварь. При жизни была ведьмой… после смерти — тоже.
— Мертвая ведьма, вот как… — протянул Ньялсага, не отрываясь от чтения. — Плохо дело…
— Ее убили жители городка, где она жила. Там стало умирать очень много детей, горожане заподозрили неладное, наняли мага, тот и выяснил, в чем дело.
Ньлясага поднял глаза.
— Ее прокляли женщины?
— Да, матери убитых ею детей. Они растерзали ее, но ведьма восстала и обрела силу. Слышал о подобном?
— Слышал, — задумчиво проговорил Ньялсага. — Проклятья считаются одной из наиболее опасных форм магии. Исторически сложилось так, что цель проклятья — месть, а действовать оно может или немедленно, или по прошествии многих лет. У Гинзоги, видимо, как раз такой случай — отсрочка.
Кемен, добавляя в чай сливки, скептически хмыкнул.
— Чем опасно проклятие мертвой ведьме? Ничем!
— Не скажи… смотря кто и как проклял. Проклятия обладают огромной силой и очень опасны, особенно, когда их насылают маги, жрецы, ведьмы, колдуны… или люди, которые не могут отомстить как-то иначе.
— Неужто? — насмешливо протянул Кемен.
Ньялсага откинулся на спинку стула.
— Можешь не верить, дело твое. Но знаешь, чьи проклятья считаются самыми опасными и сильными? Кто способен проклясть не только конкретного человека, но и весь его род?
Кемен потянулся за ложечкой.
— И кто? — кисло спросил он. — Колдун? Или какой-нибудь супермаг с волшебным посохом?
Ньялсага усмехнулся.
— Женщины.
Кемен поднял брови.
— Это шутка?
— Какая шутка? Это научный факт, если, конечно, словом «наука» можно назвать магию, — Ньялсага покосился на девушку-прорицательницу за стойкой. — Проклятье из уст женщины — страшная вещь! Рано или поздно Гинзога почувствует это на своей шкуре… если до той поры не ухитрится избавиться от проклятья матерей.
Кемен открыл еще одну папку.
— Поехали дальше. Свора Гинзоги — та еще компания! Все, как один — хитрые и опасные твари, хоть и выглядят клоунами.
Он выложил на стол несколько старых помятых пергаментных листов, для сохранности затянутых в полиэтиленовую пленку и пододвинул Ньялсаге.
— Фюзорис, дядюшка Фю, не к ночи будь помянут. Он действительно потомственный некромант. Держал постоялый двор для нечисти, и работал этот постоялый двор только по ночам. Догадываешься, где он был расположен?
— Возле кладбища?
— Там. Все, кто на кладбище обитал — вурдалаки, упыри, и прочая мразь — все они у дядюшки Фю трудились. Кто в трактире, кто еще где. Постояльцы там были особенные: ведьмы, вампиры, ламии, черные маги… иной раз, и люди забредали, по незнанию.
По лицу Кемена скользнула тень.
— Живыми они с постоялого двора не уходили. Но однажды дядюшка Фю и его подручные убили странствующего монаха, и перед смертью он их проклял.
— Это серьезно, — кивнул Ньялсага. — Считается, что проклятье, произнесенное в момент смерти или перед смертью, обладают наибольшей мощью.
— Почему?
— Умирающий вкладывает в слова все свою жизненную энергию.
— Ясно. Непременно прокляну кого-нибудь, как умирать стану. Если успею, конечно, — пробормотал Кемен и вынул из папки лист бумаги.
— Следующий — Трефалониус. Вампир, раньше был человеком. У Трефалониуса своя история, — Кемен отхлебнул остывший чай и поморщился. — Он был стряпчим в небольшом городке и ухитрился здорово разбогатеть. Ходили слухи, что он занимался подлогами, мошенничеством, присваивал имущество сирот… ему приписывали также убийство собственной жены и детей. В общем, времени даром наш стряпчий не терял. Кто-то из тех, кого он разорил и обобрал при жизни, его и проклял. Похоже, что сначала Трефалониус не придавал этому особого значения, но под старость забеспокоился. Он подкупил местных священников и устроил так, чтоб его похоронили в освященной земле возле церкви.
— Боялся, что после смерти придется ответить за все то, что он натворил при жизни, — пояснил Ньялсага, внимательно слушая рассказ.
— Наверное, вот только лечь в могилу он так и успел!
— Стал вампиром?
— Да. И, обратившись, сделал блестящую карьеру: попал в Свору к Гинзоге, пробился наверх, вошел в доверие к ведьме, и теперь помогает ей вербовать новобранцев. Гинзога говорила вчера, что Трефалониус отлично знает человеческую породу, умеет разговорить человека, расположить к себе, внушить доверие… наверное, использует вампирские чары.
