Сергей Карпущенко - Маска Владигора
— И кто же это не верил, что ты — настоящий повелитель Синегорья? — услышал Владигор приторный голос Краса. — Так биться мог лишь синегорский князь! О, Синегорье может быть спокойно — к ним возвращается истинный Владигор!
Владигор в ответ лишь сверкнул из прорезей маски глазами и отъехал в сторону от Краса.
Кудруна же, видевшая, как сражался Владигор, как командовал он потом разбойниками, впервые задумалась: «А может быть, витязю, князю и не нужно иметь красивое лицо? Этот урод, выдающий себя за Владигора, очень смел и горд, совсем как настоящий князь».
4. Изгнание
Долго ехали по осенним убранным полям, пересекали вброд реки с уже студеной водой. Наконец показались сторожевые башни и кровли княжеского дворца Ладора.
— Вот она, моя столица! — не удержался от восклицания Владигор. Крас промолвил со своей обычной издевкой:
— Твоя, конечно, твоя, Владигор. Вот будет славно, если нам удастся посетить ее. Нас пустят?
— Что за вздор ты несешь, старик! — возмутился Владигор. — Кто же посмеет не пустить в Ладор меня, князя Синегорья? Поскорей же подъедем к воротам!
Оправив княжескую мантию, сняв с головы шлем и держа его на согнутой левой руке, Владигор первым подъехал к воротам ладорской крепости. По обе стороны от него — Крас и Хормут, тоже принаряженные, за ними — возок Кудруны с впряженными в него двумя прекрасными белыми жеребцами. Двести пятьдесят воинов в блестящих доспехах попарно ехали за главными лицами процессии.
Из окон надвратной башни на них смотрели три стражника. Ворота были закрыты. Владигор снял с пояса рог и трижды протрубил сигнал, который в Ладоре все знали. Он ожидал, что стражники тотчас бросятся отворять ворота.
Однако стражники оставались неподвижными, они с холодным любопытством приглядывались к костюмам, доспехам и лицам всадников, но не двигались с места. Их бесстрастность наконец разозлила Владигора:
— Эй, олухи, пни дубовые, вы что там, заснули? Не видите, что ли, кто к вам вернулся?
Один из стражников, пожилой уже воин, зевнул и спокойно ответил:
— И кто же это к нам вернулся? Чтой-то не разберу. Гость какой-то заморский и, судя по всему, из Бореи, страны, Синегорью совсем-таки не дружелюбной.
Владигор, свирепея от ярости, закричал:
— Какой я тебе гость заморский?! Ты что, не слышал разве, что я тебе княжеский сигнал проиграл? Не видишь разве и знак мой: две стрелы перекрещенных и меч, что на щитах намалеваны?! Кудруну, супругу свою, за которой ездил в Борею, тебе, дуралею, показать, что ли?
Стражник отвечал Владигору все так же бесстрастно:
— То, что ты на роге сигнал Владигора играл, так это мне безразлично: любой из ладорцев, да и из приезжих, разучить его мог да сыграть. И на щиты воинов своих не указывай мне — знак этот тоже любой намалевать сможет. А Кудруну твою я отродясь не видел, так что признать не смогу, а если б и признал — что с того? Ну приехал к нам какой-то бореец с Кудруной. Ты лучше отвечай, по какому делу прибыл, к кому и надолго ли. К тому ж, господин, не называй ты, пожалуйста, себя Владигором — у князя нашего голос совсем другой.
Лучше взял бы да снял свою личину, показал бы, каков ты есть князь. У нас тут слух идет с недавнего времени, что пропал наш князь в Пустене, будь он пуст, город этот проклятый.
И стражник даже плюнул вниз, чуть ли не под ноги Владигорова коня.
Этого Владигор уж никак не мог снести. Сорвав с луки притороченный к ней самострел, вдел уж было ногу в его стремя, чтобы мигом тетиву натянуть да наказать нахала, но Крас удержал его, мягко сказав:
— Князь, что вести беседу с этим пусторечивым дуралеем? Попроси его позвать Любаву. Скажи, чтоб передали ей, будто есть у тебя неопровержимые доказательства, что принадлежишь ты к ее славному семейству, то есть являешься братцем ее милым.
Владигор, подумав, согласился. С Любавой, он знал, договориться можно было бы куда скорее, чем со стражником, вот только теперь князь сомневался, что сестру позовут, а если и позовут, придет ли она на башню. Однако все, что было нужно, Владигор стражнику сказал, и тот, поразмышляв немного и почесав в бороде, кому-то отдал приказание, а потом повернулся к Владигору и крикнул, чтобы тот не думал, будто княжна Любава так и прибежит на его борейский зов.
— Князь, — обратился к Владигору Хормут, подергав себя за длинный ус, — распоряжусь-ка я, чтоб спешились дружинники. Устали ведь дорогой…
— Пусть спешатся, — махнул Владигор рукой, — только коней не расседлывайте. Я знаю, сейчас придет Любава.
И в самом деле недолго пришлось всем ждать. В бойнице башни мелькнуло знакомое лицо, белый вышитый платок.
— Кто вы, борейцы? Зачем приехали? — певучим голосом, но строго и властно спросила княжна.
— Любавушка! — закричал счастливый уж оттого, что видит сестру, Владигор. — Брат твой в Ладор вернулся, с женой, с Кудруной! Там она, в возке сидит.
Кудруна, желая убедить Любаву в справедливости его слов, вышла из возка и низко ей поклонилась. Княжна синегорская, однако, даже не кивнула в ответ, ответила холодно:
— Кудруны, дочери Грунлафа, я прежде не видала, зато брата своего помню, так что, мил человек, сними личину, дай убедиться в том, что ты и впрямь князь Синегорья. Пока же по голосу твоему сужу, что самозванец ты…
— Сестра! — хрипло, с тоской в голосе воскликнул Владигор. — Не могу я снять сейчас личину, сердце твое поразить боюсь, изменилось сильно лицо мое, прости. Ты бы впустила меня во дворец, там и поговорили бы мы с тобой, там поведал бы я тебе обо всем, что со мной приключилось. Впусти, прошу тебя!
Но скорбная речь Владигора не вызвала в сердце Любавы сочувствия. Несколько дней назад вернулся из Пустеня один ладорский купец и пустил по Ладору слух, что-де Владигор то ли пропал, то ли убит и какой-то неизвестный выдает себя за Владигора. Поэтому и не поверила словам Владигора Любава и ответила ему так:
— Не понимаю все ж таки, почему не хочешь ты снять личину. Как же ты после-то с сестрой разговаривать будешь, коль сейчас боишься?
Владигор медлил с ответом, зато вместо него заговорил Крас:
— Великая княжна, целомудреннейшая дева Любава! Оттого не решается князь Владигор снять личину, что все лицо его покрыто ранами, еще не зажившими. А раны сии получил он в честном поединке на мечах, в Пустене. Не так ли, благородный князь синегорский?
— Да, это так, — неохотно кивнул Владигор, не любивший лгать, и добавил: — Любава, я могу показать тебе княжескую печать на перстне и меч, выкованный еще нашим отцом, Светозором.
— Все это еще не доказывает, что ты — Владигор, — по-прежнему твердо возразила Любава. — Перстень и меч можно было отнять у брата… убив его перед этим. А где, скажи, дружинник Бадяга с воинами, что отправлялись с князем Владигором в Пустень? Не вижу никого из них среди вас.
