Николаос - Ангелы молчат
Джош стоял как в трансе и тупо смотрел на дверь. Потом медленно поднес к щеке руку, дотронулся. Увидел на пальцах кровь с ладони Зака. Слизнул ее все в том же космическом ступоре. И вышел следом.
— Джош, милый… — позвала его Кира почти без голоса.
— Пусть, — сказал я. — Ему нужно подумать. Он благоразумный, ты же знаешь. Это только игра.
— Это Джош благоразумный? Ты сам-то веришь в то, что говоришь? — Ее голос был усталым, потерянным. — Сегодня он без устали демонстрировал нам свое благоразумие. Я не против игр, но Заковы игрушки как-то часто ломаются.
— Просто у него такая манера флиртовать. То любит, то не любит, то бьет, то целует… — Я вдруг поймал себя на том, что зачем-то оправдываю Зака. Если хорошо подумать, причина этому была — он в отличие от нас действительно был готов вцепиться в глотку Без Имени, без оглядки и без надежды на победу. — Джош никуда не денется, Ки, рукоприкладство — не лучший способ укреплять отношения. Может, теперь он оценит все объективно, и все будет хорошо.
Я надеялся на это… но это ничего не значило. А если будет совсем не то «хорошо», которое нужно? Я не хотел сейчас думать о таком, после того, как все так удачно разрешилось, это было нечестно. Мы должны были радоваться жизни… только вот никто из нас пока не радовался.
— Перри, мне нужно кое-что тебе сказать, — произнес вдруг Лассе.
На мгновение я даже испугался. Это после всего-то!
* * *ДЖОШ
А ты меня никогда не забудешь,
И даже если кого-то полюбишь,
Искать глазами глаза мои будешь -
Любовь — яд.
Зак отмечал свою смерть. Что отмечал я? Не знаю… еще не знаю.
У меня было такое состояние, что когда в баре я заполз в сортир, в зеркале нас было десяток. Здесь же часом раньше Зак вымыл голову прямо под краном, а окровавленную футболку просто выкинул. Он высушил голову под сушкой для рук — но его волосы все равно почему-то оставались прямыми и гладкими.
Машина двигалась не приятнее, чем аппарат для пытки будущих космонавтов. Однако сейчас, когда я переступил порог этого дома во второй раз, все как-то изменилось — я не протрезвел, но голова стала удивительно ясной. Ясной и пустой, как каждая из миллиона выпитых сегодня бутылок пива.
Зак громко захлопнул дверь и закрыл еще на несколько замков. Как в крепости. За окном светлело небо, будто по нему разливали молоко, — жалюзи никто и не подумал повесить.
— Объясни, почему ты пошел за мной? Тебя что, вообще невозможно обидеть? — спросил он.
— Ты не хотел меня обидеть.
— Откуда тебе знать?
У меня периодически возникала настоятельная потребность за что-нибудь схватиться, чтобы устоять вертикально. И при этом я еще пытался сносно излагать мысли. Просто не парень, блин, а мечта.
— У тебя есть правила, как и у многих из нас. И ты злишься, когда их нарушают.
— Злюсь? Да я просто зверею. Но это не тот ответ — я спросил, почему ты здесь.
— А ты всегда можешь объяснить свои поступки?
— Поймал, — засмеялся он, — ты меня поймал. Ладно, идем, если не хочешь спать на диване.
Я не хотел. Хотя диван бесспорно клевый.
Лестница испугала меня, показавшись впятеро круче, чем есть на деле, и я собрал последние силы, чтобы не кувыркнуться. В большой комнате было чисто — ну, относительно чисто, никаких следов крови, никто и подумать не мог бы, что здесь произошло совсем недавно. Недавно… Я подумал о Кире и Перри, но почему-то никак не мог вспомнить их лиц. Даже лицо Вилли было скрыто будто за многими слоями грязного стекла.
Странное ощущение — будто падаешь с моста, но не знаешь, пристегнут ты или нет. Знание придет вместе с ударом о землю… но пока это просто кайф.
Зак отодвинул дверь в маленькую комнату.
— Ты спишь там? — спросил я.
— Я сплю там. Но места хватит для целой группы поддержки.
— Ты спал с группой поддержки?!
— О нет, — ответил он весело, — но планирую.
Маленькая комната была все такой же холодной, какой я ее помнил, с одним отличием. В ней не было даже кровати, а теперь она вся была кроватью. Откуда бы она ни появилась.
Я заполз куда-то в середину, привыкая к светлячковому освещению, играющему на битых зеркалах стен. Когда Зак закрыл дверь, стало похоже на изнанку музыкальной шкатулки. Он растянулся неподалеку — здесь и вправду можно было спать вчетвером неделю на новом месте и ни разу не встретиться.
— Пива хочешь?
— Не… но буду.
— Понято…
Я не смотрел, а слышал только звуки. Что-то открылось, закрылось, в мою ладонь ткнулась холодная банка. Зак зацепил мою руку своей — она была не теплее этой жести. Пиво его веселило, но не грело.
Пить мне расхотелось. Я чувствовал, что если лягу, то уже не встану, и потому последними силами удерживал хрупкое равновесие, пока это не стало невозможно. Тогда я откинулся назад и впервые увидел потолок. И уже не смог отвести глаз. Он был сделан в той же манере, что и стены, только я не мог понять — осколки двигаются сами по себе или это обман зрения, или алкогольные глюки. То извилистые, то острые, зеркальные части мозаики постоянно меняли свое местоположение, соединялись в разных комбинациях и отражали нас в собственной жутковатой манере. Если на это смотреть долго, запросто можно сойти с ума.
Звук сминаемой банки вывел меня из транса. За ним последовал мягкий стук.
— И все-таки, — раздался негромкий голос Зака справа от меня. — Ты так и не ответил.
— Почему я здесь? Или почему такие, как я, вообще оказываются… здесь?
— Ух, какие сложности, — протянул он, — а я думал, ты слишком пьян, чтобы философствовать.
Голос стал ближе.
— Ты трезвее, вот ты и придумай достойный ответ.
— Только трезвее?
Ближе.
— Еще старше и умнее.
— О`кей, уболтал. — Я слышал его прямо рядом со своей головой, но не видел. — На самом деле все проще некуда. Мы ведь такие все из себя клевые, раскованные…
— Сексапильные.
— Сексапильные. Да еще и кажемся в десять раз таинственнее, чем есть на деле. Как нас не замечать? Как нам отказать? Да что я тебе рассказываю, ты и так видишь товар… так сказать, лицом. И телом.
Я улыбнулся, и потолок тут же хищно растащил мою улыбку по углам и там припрятал.
— Все так?
— Все так, — согласился я. — Только это общий ответ.
— Что до конкретного, он у меня есть, но с моей точки зрения, не с твоей.
— Сойдет любой.
Наконец Зак нашелся, попал в поле зрения и осязания — а может, я сам неосознанно двигался навстречу. Он подкатился вплотную, на мою руку, на плечо. Я сделал попытку отстраниться — малоубедительную. Но чтобы пресечь трепыхания раз и навсегда, он прижал меня ладонью, пока укладывался рядом. Это было справедливо. Слегка поздновато строить из себя целку-фанатичку.
