Евгения Федорова - Жертвы времени (СИ)
Теперь все лавочки были закрыты, люди отдыхали после длинного дня, и чем ближе я подходил к центру города, тем громче звучала музыка — пели прямо на улицах — и тем больше становилось людей. Никто не обращал на меня внимания.
На кухне в этот час было довольно много народу, над столом стоял настоящий гул голосов, какой-то мальчишка, весело притопывая в углу, играл на маленькой звонкой скрипке, но мне кажется никто его не слушал. Тем не менее, в положенную у его ног шапку почти каждый выходящий из зала бросал медную монетку.
Дверь трапезной была приветливо открыта, и стоило мне войти, как ко мне подошла уже знакомая дородная кухарка.
— Желаете ужин? — спросила она громко. На ее переднике не было ни одного пятна, пухлые руки были сложены на животе.
— Да, и есть ли у вас что-то крепкое выпить?
— Конечно, — согласилась она, — сейчас, дори, вы присаживайтесь с краю, вон целый стол свободный и к нам поближе, — она улыбнулась, то ли заигрывая, то ли подтрунивая надо мной.
Но женщина была, в сущности, права: знакомств для меня было на сегодня и так предостаточно, я лучше посижу тут, в уголочке, послушаю, о чем говорят местные.
Они говорили о снежном дубе, о том, что в этом году засуха убивает злаки. Кто-то громко расхваливал коричные пирожные, человек со странными, потемневшими по локоть руками, кожа на которых слегка шелушилась, ворчал, что краски для шкур в этом году опять не привезли.
Стучали ложки, раздавались перекаты смеха, пронзительно пиликала скрипка.
Кухарка поставила передо мной тарелку с сочными кусками мяса, большим ломтем хлеба, и глиняный кувшин с кружкой.
— Приятного, — сказала она и заторопилось, потому что кто-то громко позвал ее:
— Латти, Латти, иди сюда, иначе сгорит жаркое!
Я плеснул в стакан из кувшина. «Покрепче» оказалось всего лишь белым, пахнущим изюмом и травами, вином. Я пригубил: приятный мягкий букет и тепло спиртов обволокло рот. Хороший напиток, но я, конечно, имел в виду что-то такое, что было налито во фляге Мастера. Быть может, без него здесь тоже не обошлось, кто знает?
Мясо оказалось мягким и сочным, я запивал его вином и к моменту, когда закончил с едой, уже серьезно запьянел. Отодвинув тарелку, я продолжал неторопливо потягивать вино, увлекшись наблюдением за людьми. То и дело кто-то уходил и приходил. В центре стола двое ссорились из-за какой-то вещи которую один якобы украл у другого. Уже через несколько минут крикунов увели прочь, я слышал, как кто-то уверяет недругов в том, что вещь просто потерялась.
Хмель завладевал разумом, расслаблял тело и делал мир проще, чем он мне казался совсем недавно.
— Славно! — невесело проворчал я, заглянув в кувшин. — Половина литра, и я хорош! Так дело пойдет, и вправду добьюсь своего раньше, чем рассчитывал…
Глупо ухмыльнувшись, я сделал еще один большой глоток прямо из кувшина и встал, оглядев людей. Никто не смотрел на меня, ноги держали плохо, и я оперся на край стола, чтобы не упасть.
— Эй! — крикнул я, подавшись вперед, и чуть не опрокинул кувшин с остатками спиртного. Вооот, так лучше! Теперь все смотрели на меня, кто-то с любопытством, кто-то с раздражением, прочие равнодушно. Скрипка притихла. Убедившись, что владею вниманием залы, я заговорил:
— Здравствуйте, жители Форта! Я приехал к вам недавно, и еще никого не знаю здесь. Но, выражаю вам свое почтение…, - я галантно поклонился всем сидевшим за столами, чуть не стукнувшись лбом о гладкую поверхность стола. Держаться на ногах становилось задачей не тривиальной. — Вижу, вы скучно здесь живете, хотелось бы немного разбавить вашу обыденную обстановку. Пожалуй, я вам спою! Мальчик, иди сюда, что скажу?
Мальчишка, прекративший пиликать, воззрился на меня с нескрываемым удивлением и подскочил, чтобы получить нужные инструкции. Надо сказать, мы с ним быстро друг друга поняли.
По залу пронесся негромкий шепот, кто-то из мужчин резко встал, угрожающе стукнув кулаком по столу, но его тут же посадили за стол. Через мгновение по залу полетели одинокие звонкие хлопки — это Рене ободряюще хлопала в ладоши.
Чрез мгновение еще несколько человек присоединились к женщине, и кто-то даже крикнул:
— Давай, спой нам, что поют в больших городах! Что-нибудь повеселее!
Я взмахнул рукой, останавливая аплодисменты, и запел. У меня был чистый и довольно сильный голос, мальчишка умудрялся попадать в такт, и лишь некоторые из людей за столом возобновили свои разговоры. Помню, пел что-то из кабачного репертуара о свободных женщинах и выпивке. О безрассудстве и героизме.
Я плохо помню, что вытворял там. Кажется, спел несколько песен, но они были легкомысленны и не несли никакой особого смысла, зато развеселили внимательно слушавших людей. Кто-то предложил выйти проветрится, и я с радостью согласился, позвав всех на улицу. Нетвердой походкой вышел во двор. Лестница оказалась серьезным препятствием, потому что мир вокруг не желал стоять на месте, а предметы вели какой-то безумный танец. Геройски справившись со ступенями, я вступил на неровные камни двора.
Кто-то из людей приятельски хлопал меня по плечу, и я, как мог, объяснил ему, что мне нужно. Подумав с минуту, он кивнул, и вскоре мне принесли шест, немного ткани и масло для ламп. Клянусь, такого шоу они не ждали, потому что я пропитал маслом ткань, намотанную на концы, и дав им разгореться, крутанул шест, вычерчивая в воздухе замысловатый рисунок. На сердце было так тепло, я вспоминал Тьерри, и моя душа пела, а пламя танцевало, плыло у меня под руками двумя огненными лентами. Я слышал восторженные крики наблюдателей, и мне казалось, я стал ближе к этим людям. Их мнение было чертовски важным для меня, ведь мне предстояло жить рядом с ними.
«Завладей их умами, и они откроют тебе свои объятья», — так говорил Энтони. Ох, Энтони!
Я с силой ударил концом шеста по камням, затягивая в свой демонический танец окружающих, рассыпая водопадом яркие оранжевые искры. Ахнув, толпа подалась назад, давая мне больше свободного пространства.
Что может нести в себе больше, чем чистое движение в глухой ночной час, когда мир становится другим? Нечетким, нереальным. Что может быть прекраснее течения огня, когда он оставляет в воздухе свой едва различимый след? В эти мгновения само время становится другим, оно не властвует, стирая свои границы, как стирает границы возможностей ночная мгла.
Я танцевал с огнем, но это было не движение тела, с трудом поспевающего за разумом. Это был полет разгоряченных мыслей.
Внезапно движение мое было прервано, шест более не проворачивается в руках, словно он за что-то зацепился. Я медленно повернулся и встретился взглядом с Оружейником, который быстрым движением вырвал из моих рук палку. Он тщательно затоптал тлеющие концы и холодно, но учтиво сказал:
