Алан Аюпов - Саньяси
— извините, если я сказал глупость. — Сконфузился я.
— Видимо, молодой человек хочет знать, есть ли у вас, титулованные господа, корочка, удостоверяющая ваши личности. — После небольшой паузы, заговорил Гэлбрайтов, изобразив на лице улыбку, могущую означать что угодно — и скептицизм, и брезгливость, и снисхождение.
— Паспорт имеется в виду? — Уточнил граф.
— Думаю, что нет. — Выразил сомнение Гэлбрайтов. — Его интересует документ, удостоверяющий ваши титулы. Скажем, царский указ, грамота…
— Аааа! — Разочарованно произнёс князь Вадбольский. — Это же элементарно!..
— М-да. — Сказал граф. — Вы покажете или мне?..
Он вопросительно взглянул на князя. Тот двумя пальцами полез за борт пиджака. Что-то щёлкнуло, и на княжеской ладони появились золотые часы с цепочкой.
— Смотрите, не стесняйтесь. — Сказал он, протягивая мне часы.
Я взял в руки дорогущую вещь. Золото тяжелило. Циферблат был старинным. По ободу цепочкой тянулась бриллиантовая окантовка.
— Вы переверните. — Посоветовал Посадов.
Я послушался. На обратной стороне оказался барельеф герба, выложенный из драгоценных камней, как мозаика. Щит был набран сапфирами из Шри-Ланки. Насколько я знал, больше нигде таких не было. На голубом фоне имелся золотой крест, по всей видимости, из жёлтых гелиодоров (разновидность бериллов). Под ним, обращённая вверх рогами, серебряная луна. В нижней части щита располагалась река, с плавающими крестообразно в ней, двумя серебряными рыбками. Сам же щит сверху был накрыт мантией и шапкой. Я вопросительно взглянул на князя.
— Мантия и шапка — знаки принадлежности к княжескому роду. Вы это хотели спросить?
— Да, спасибо. Но!..
— Князь, — перебил меня Гэлбрайтов. — Не часы же Вы предъявляете в гостиницах или светских раутах!..
— На раутах и без предъявления все знают. — Немного раздражённо ответил князь, возвращая часы на место. — А в гостиницах этим не интересуются. Они и так знают. Вещи ведь все с гербами, документы, и так далее.
— Простите. — Окончательно стушевался я. — Не сообразил.
— Бывает. — Снисходительно сказал Посадов.
Граф Бенингсен, молча, извлёк из нагрудного кармашка визитную карточку и протянул её мне. Я покраснел. Сидящие за столом заулыбались, ободряюще.
— Не стесняйтесь, молодой человек. — Подбодрил меня Дьяков. — Было бы странно, если б Вы не заинтересовались такими мелочами.
Я взял визитку. Здесь так же имелся герб. На щите с лазоревым полем серебряное арбалетное ложе в перевязь. Шапку и мантию заменил нашлемник в виде графской короны, а из неё торчали два арбалетных ложа. Абрис был украшен надписью, видимо, девизом: "ОVRANT, VIRTUТE, PARATA".
— Спасибо. — Поблагодарил я, возвращая визитку.
— Оставьте себе. — Усмехнулся граф, и добавил. — На память. Так на чём, бишь, мы остановились?
— Обидеться нельзя простить. — Тихо подсказал князь.
— Это как? — Заинтересовался Посадов.
— Где правильней будет поставить запятую. — Уточнил князь Вадбольский.
— Ну, это как для кого!.. — Откинулся в кресле Гэлбрайтов.
— Я бы так не сказал. — Покачал головой граф Бенингсен. — Психологи относят обиду к детским реакциям на недостаток внимания и любви. Обида всегда связана с болью, когда ребёнок, да и взрослый, задет за живое. Причём недостаток любви не обязательно должен быть тотальным, скорее, это отсутствие отклика родителей на запрос ребёнка.
— Вы хотите сказать, что чувство обиды закладывается с детства? — Переспросил князь.
— Это не я. Это психологи склонны так думать. — Ответил граф, выбивая трубку.
— Чем инфантильнее личность, тем более она предрасположена к обидчивости. — Заговорил Дьяков. — Архиепископ Сан-францисский Иоанн в своих трудах писал, что даже если нас никто не обижает, мы и тогда обижаемся. Нам иногда хочется почувствовать себя обиженными, и в этом проявляется дурная человеческая инфантильность.
— Вас этому в семинарии учили? — Съехидничал Гэлбрайтов.
— Нас многому чему учили. — Пояснил Дьяков, и добавил: — Обижаясь, мы как бы отворачиваемся от мира, от людей, считая мир плохим, несправедливым. При этом себя мы считаем хорошими, добрыми или беспомощными, слабыми.
— Масло масляное. — Сказал князь и потянулся за рюмкой.
— Как сказать!.. — Задумчиво изрёк граф, вертя в пальцах пустую трубку. — Обиду можно разделить на две категории, активную и пассивную.
— Грубо говоря, да. — Согласился Дьяков. — При пассивной, человек склонен так и сидеть в своём замкнутом мирке. Цель этого сидения — окончательно утвердиться во мнении, что мир слишком плох для него. При активной же — обижающийся хочет показать свою обиду другим. И тогда цель обиды меняет знак на противоположный то есть, заставить другого сделать по-своему, навязать ему свою волю, своё желание.
— Да, — согласился граф. — Если человек считает себя однозначно правым, — в гордости, себялюбии, мол, я ушёл от мира, так как мир несправедлив ко мне, а значит, недостоин меня, то он, обиженный, становится в позицию жертвы. А если фантазирует о себе, будто он беспомощный и слабый, мол, защищать вы меня должны были, а не обижать, обиженный становится агрессивным.
— Хм!.. — Хмыкнул Гэлбрайтов. — В таком случае обижаться можно не только на людей, но и на Бога.
— Такая обида может закончиться печально. — Грустно заметил Дьяков.
— Обида — чувство горькое и опасное. Ведь оно стремится к возрастанию, стремится как бы “растечься” по всей душе. — Закончил свою пылкую речь граф Бенингсен.
— Вы ещё не сказали, — улыбнулся князь, — Ежели же ближний не идёт на поводу у обиженного, тот может прибегнуть к более кардинальным мерам, скажем, к мести.
— Извините, это уже слишком. — Поднял руки граф.
— Это уже преступление против любви! — Воскликнул Посадов.
— Доброе утро, господин Посадов. — Съязвил Гэлбрайтов.
— Не понял? — Взвился тот.
— Вы так долго молчали, что я, грешным делом решил, будто Вы уснули. — Пояснил свою реплику Гэлбрайтов.
— Я просто думал.
— И что же Вы надумали?
— Думаю, что те кто не понимает подноготную обиды считают, как будто перешагивать через других — это и есть основное занятие, а заодно и источник удовольствия.
— Глубокая мысль!.. — На полном серьёзе согласился Гэлбрайтов.
— Думаю, что закрыть нашу дискуссию можно так!.. — Произнёс граф. — Чтобы простить, спроси себя, что ты хотел получить в этой ситуации и не получил? И смириться с тем фактом, что желание осталось неисполненным. Да, мир не упал к твоим ногам, и ты не являешься всеобщим любимцем. А если это так, то нужно больше ценить тех, кто рядом с нами.
