Василий Горъ - За гранью долга.
- Ну, нельзя же так рисковать, Ваше величество?! - ворвавшийся в его сознание возмущенный вопль барона Игрена заставил короля покоситься на зажатый в правой руке меч, и, вспомнив очередной фрагмент только что закончившегося боя, поднять взгляд на злого, как собака Снежного Барса.
- А как можно? - видя перед собой перекошенное лицо пятого пронзенного им защитника крепости, прошипел монарх.
- Мы же теперь перед ними как на ладони! Как только стало ясно, что ворваться в донжон на их плечах не получилось, надо было сразу забегать под прикрытие стен, сир! А вы рубились до последнего!!!
- Зато теперь и внешняя стена, и двор наш... - тщательно подбирая слова для будущих сплетников, пробормотал монарх. - Значит, каждое движение моего меча было НЕОБХОДИМЫМ! Кстати, как ты собираешься проводить армию перед донжоном?
- 'Черепахой', ваше величество... - слегка успокоившись, тоном ниже произнес барон. - Закроются щитами с боков и сверху - и вперед... Без потерь, конечно, не обойдется, но это уже неважно - дорога на Элирею открыта, и ее дни уже сочтены. Мы победили, сир!
- Не гневи Судьбу, Игрен! - поморщился король. - Она капризна и непоследовательна, поэтому радоваться победе мы будем только тогда, когда я сброшу с постамента родовой трон Берверов и водружу на него свой. Вместо того чтобы мечтать, лучше приведи мне тех, кого вы сюда засылали: хочу знать, как можно захватить донжон. А после того, как они мне все расскажут, я прямо тут награжу тех, кто ворвался в крепость в числе первых и сражался со мной плечом к плечу... Ну, что стоишь? Можешь не волноваться: выходить во двор под стрелы тех, кто сидит в донжоне, я не собираюсь...
Глава 24.
Суор Заяц.
- Заяц, не спи! - голос отца донесся откуда-то издалека. И прозвучал как-то странно, словно со дна колодца. Суор даже представил себе этот колодец - узкую трубу, выложенную поросшими черным мхом голышами, на самом дне которой должно темнеть черное зеркало воды. Легкое поскрипывание ворота - и откуда-то сверху на зеркало медленно упадет тяжелая капля воды. Миг - и поверхность воды преобразится: волны, рванувшиеся в разные стороны, с легким шелестом столкнутся со стенами и...
- Зая-я-яц!!!
Черная бездна, в которой на мгновение появилось отражение его лица, подернулась странной рябью, потом откуда-то сбоку и сзади раздался жуткий хруст, и колодец исчез. А там, где только что разбегались круги от капель, падающих со дна поднятого кем-то ведра, возникла несущаяся в лицо земля...
...- Больно... - почувствовав острую боль в правой руке, выдохнул Суор. И заставил себя открыть глаза.
- Еще бы... - прошипел склонившийся над ним отец. И выругался. А потом, мрачно посмотрев на стоящего рядом с ним брата, вдруг отвесил сыну тяжеленную оплеуху.
- За что?
- И ты еще спрашиваешь? - ошарашено поинтересовался Кейр Комель. Потом ощупав голову сына, криво усмехнулся: - Голова цела. Соображать должен...
С трудом повернув голову влево, мальчишка почувствовал, что ему не хватает воздуха: рядом со стоптанным сапогом отца валялся аккуратный березовый чурбачок. За ним - еще два. А чуть ближе к дороге громоздилась целая гора дров, которая буквально недавно находилась на телеге! На той, управлять которой доверили ЕМУ!
- Я сейчас все загружу обратно... - выдохнул Заяц.
- Ты? Сейчас? - Комель нахмурился, склонился над лицом Суора, и, оттянув ему нижние веки, встревожено заглянул в глаза: - Чем? Куда?
- Руками... Обратно в телегу... - попытавшись вскочить на ноги, Заяц оперся правой рукой о землю и взвыл...
- У тебя рука сломана! - нервно расхохотался дядя Кугс. - А телегу сначала надо починить: она слетела с дороги и лишилась правого заднего колеса... Так что нам придется ее не только загружать, но и чинить. Не тебе, а нам. И дрова загружать придется тоже нам. Но не 'сейчас', а когда вытащим телегу обратно на дорогу и посадим колесо на ось. Тебе отец говорил, что спать нельзя? Говорил?!
- Да, говорил, дядя Кугс... - откинувшись на спину и прижав к груди горящую огнем конечность, сокрушенно вздохнул Суор...
...- Вот тебе и 'сейчас'... - обессилено рухнув на землю рядом с телегой, и похлопав ладонью рядом с собой, пробормотал отец. - Садись, брат, передохнем... Нет, ну надо же было ему не просто съехать с дороги, а влететь именно в эту яму? Что, ничего менее глубокого тут не нашлось?
Заяц виновато посмотрел на свои ноги, поежился и зачем-то пошевелил пальцами. Стопы тут же закололо острыми иголочками...
- Видимо, нет... - угрюмо буркнул Кугс. - Кстати, если бы не твой 'уже совсем взрослый' сын, мы бы уже давно были в Запруде. И, получив свои деньги, спокойно спали бы на сеновале...
Представив себе сеновал над крепостной конюшней, тарелку с наваристой солдатской кашей и добродушное 'кушай, постреленок' поварихи Магды, Суор с трудом удержал наворачивающиеся на глаза слезы. Потом наклонился, подобрал с земли очередной чурбачок и медленно побрел к дороге.
- Тяжелая, сожри ее тля... Еле вытянули... Сейчас передохну, поставим колесо на место и начнем грузить дрова... - утерев со лба пот, сказал отец. - Кстати, Заяц, как там твоя рука? Болит?
- Почти нет... - стараясь не смотреть на свои порядком опухшие и то и дело простреливающие болью пальцы, соврал мальчишка.
- Приедем в крепость - покажешь руку лекарю. Эти чурбачки, к которым я ее примотал, конечно, не дают костям двигаться, но если они срастутся неправильно... - Комель вдруг прервался на полуслове, и, вскочив на ноги, принялся за работу.
Суор грустно усмехнулся - то, что будет, если рука срастется не так, он знал не хуже отца. Говорили, что их деревенский калека Бертон по прозвищу Кривой, тощий, еле переставляющий ноги мужчина с изможденным и вечно голодным взглядом, некогда был писаным красавцем. И собирался жениться на дочери самого деревенского старосты! А еще ему прочили место егеря в имении графов Шорров с окладом чуть ли не в две серебрушки в месяц... Увы, все надежды самого завидного жениха деревни рухнули в одночасье - однажды ранней весной он вернулся с охоты на носилках. С перебитыми ногами и разорванной грудью. Надсадно кашляющий и мечущийся в лихорадке.
Деревенская травница Марфена сделала все, что могла - Бертон выжил. И через год с небольшим снова научился ходить. Однако превратился в жалкого и никому ненужного калеку, живущего на то, что успевал заработать за лето пастухом...
- А он что, станет меня смотреть? - запретив себе думать о своем будущем, воскликнул Заяц.
- Будет... - кивнул отец и вцепился в валяющееся рядом с телегой колесо. Увы, особенной уверенности в его голосе Суор не услышал...
