Вера Камша - Зимний излом. Том 2. Яд минувшего. Ч.2
– А другие нет? – осведомился Иноходец, тщательно разглядывая уши Дракко. С ушами было все в порядке, с гривой, к слову сказать, тоже.
– Ракан сам врет и других заставляет, – не преминул пнуть его величество Никола. – Если бы мы только остались в городе…
Если бы Карваль остался, если бы Придд был откровеннее, если бы заранее условиться с Левием и «висельниками», если б было лето, а восстания Эгмонта не случилось…
– Мы не были готовы. – Два всадника посреди площади могут не стесняться в выражениях, особенно если позади свои. – До последнего дня суда я не сомневался, что вы ненавидите Ворона и Олларов, а вы перешли на сторону Талига.
– Не совсем так, – живо уточнил Карваль. – Эпинэ получит свободу, но не подлостью. Оллары вернутся с нашей помощью, и мы вступим в союз с Талигом, как Кэналлоа или Ноймаринен. Мэтр Инголс рассказал мне про договор с Ноймаринен, он очень хорошо составлен.
– Замечательная мысль, – ухватился за предложение Робер. – Мэтр обещал зайти за деньгами, я попрошу добыть нам копии договоров с Ноймаринен и Кэналлоа.
– Это будет прекрасно, – с чувством произнес маленький генерал. – Жаль, Придд поторопился! Вместе с ним и кардиналом мы смогли бы многое.
И сделали бы, даже скажи монсеньор «нет». Никола не из тех, кто колеблется, для него все, кто с Альдо, – враги, а Дикон ко всему еще и северянин…
– Что ж, – не стал спорить с вассалом Иноходец, – надеюсь, вы со «спрутами» не поссоритесь и сейчас. И солдатам не дадите.
– Я беру с собой тех, кто был в Доре, – не понял шутки Карваль. – Они Придду не враги, а герцог Окделл будет при мне. Монсеньор, клянусь доставить его без единой царапины, хотя… Прошу меня простить, но возвращать этого человека в столицу не стоит ради него же самого. Не думаю, что Ноймаринен немедленно казнит Повелителя Скал, а нам он будет мешать.
– То есть? – Притворщик из Робера был никакой, и Карваль это знал. Маленький генерал сдвинул брови:
– Монсеньор, давайте говорить начистоту. Мы готовим восстание, а надорец глуп и предан Ракану. Если б Окделла оставили цивильным комендантом, его глупость нам бы помогла, но его отстранили, а вы не хотите его смерти.
– Очень не хочу, – подтвердил Робер. – Вы правы, постарайтесь уладить дело так, чтобы Ричард отправился к регенту.
– У монсеньора будут поручения к Повелителю Волн?
– Письма нам не нужны, а на словах передайте, что я сожалею о прошлом непонимании. Нужно договориться об условных знаках, это нам еще пригодится. Полагаю, все, что нужно, уже написал Алва. Я видел его в Багерлее только раз, говорить мы не могли, но он дал понять, что врагом меня не считает, и посоветовал искать помощи на севере.
– Мы обо всем договоримся. – Карваль только что не облизнулся. – Регент должен знать, что мы его союзники, но помочь он не сможет. Таракан с Дриксен верно рассчитал.
– Мы поговорим об этом, когда вы вернетесь, – улыбнулся Робер. – Есть север и север… Алва напомнил мне об олене.
– Савиньяк? – навострил уши маленький генерал. – А вы выезжаете в Надор. Как удачно!
– Очень удачно, – согласился Эпинэ. – Но пока меня не будет, все ляжет на вас и кардинала. Вместе у вас около четырех тысяч, не забывайте, что у… Альдо Ракана втрое больше. Вы сохраните порядок в городе и жизнь его высокопреосвященству?
– Разумеется. – Никола казался удивленным. – Монсеньор может не беспокоиться. В полдень мы выезжаем, но сперва я должен доложить об одном неожиданном обстоятельстве.
– Это срочно?
– Не очень. – Маленький генерал как-то странно улыбнулся. – Но вы должны знать.
– Расскажете по дороге, – улыбнулся Робер. – Я вас провожу. Хочется проехаться. Душно, да и Дракко застоялся.
– Но, монсеньор, – нахмурился Карваль, – за городом поднимается ветер, а после лихорадки…
– Я не маркиз Габайру, – отмахнулся Эпинэ. – Из меня песок не сыпется. И потом, после всей этой мерзости хочется отдышаться.
2Жабы предсказывают дождь, а Луиза Арамона с детства чуяла домашние ненастья. Сестры и прислуга еще ничего не замечали, а маленькая «Улиза» притихала, стараясь не попасться маменьке на глаза. Если же ожидание становилось невыносимым, девочка хлопала дверью или била посуду, вызывая громы и молнии на свою головенку. В замужестве госпожа Арамона поджатым губам и ледяному голосу предпочитала честные скандалы, но не колотить же вдову великого Эгмонта скалкой, как бы того ни хотелось. Герцогинь принято травить, в крайнем случае пырять стилетом, но не таскать за патлы, а жаль. Синяки и царапины порой могут вразумить, смерть – никогда. Госпожа Арамона обреченно набросила на плечи самую безобразную из прихваченных в Надор шалей, обозвала себя дурой, взяла свечу и протиснулась в потайной ход.
Женщина сама не понимала, за какими кошками лезет куда не просят, но отступиться, не поговорив с Мирабеллой, не могла. Застать святую вдову в одиночестве можно было только во время молитвы, и Луиза рискнула, благо древние Окделлы, ставя спасение душ превыше спасения тел, предоставили капитанше дорогу к храму. Правда, крутую, пыльную и темную.
Луиза спускалась медленно, светя себе под ноги и стараясь наступать туда, где Эйвон уже потревожил вековой прах. Граф проходил этой дорогой чуть ли ни каждую ночь, и все равно его следы были припорошены бурой пылью и мертвыми серыми бабочками. Моль вдохновенно дохла по всему замку, но в жилых комнатах хотя бы подметали, а здесь было некому, разве что постарался бы сам Ларак. Дабы оберечь прекрасные ножки возлюбленной. Капитанша представила грустного графа с метлой, фыркнула и едва не выронила свечу. С возлюбленного сталось бы завалить лестницу анемонами, буде он до них дорвался, но не подмести. И потом, откуда бедняге знать, что прекрасная дама собралась вправлять мозги грозной кузине? Вообще-то самым разумным было приурочить разговор к отъезду, но Луизу словно что-то в спину толкало. И дотолкалось.
Последние усыпанные дохлой молью ступени остались позади. Дорогу перегородила низенькая, украшенная изображением свечи дверца. На свечу следовало нажать, что госпожа Арамона и проделала. Раздался тихий щелчок, Луиза недолго думая толкнула дверь, и та без скрипа – Эйвон озаботился – отворилась. Капитанша стряхнула фамильную пыль Окделлов и шагнула в полутемную церковь.
Возвышавшаяся над передней скамьей серая фигура не пошевелилась, надо полагать, была поглощена размышлениями. Разумеется, благочестивыми. И что с ней, такой, прикажете делать? Мирабелла набила себя ненавистью, как рыбой, только ненависть впрок не запасают. Протухнет и провоняет весь дом, что и случилось.
Госпожа Арамона прислонилась к стене, разглядывая герцогиню и поражаясь собственной глупости. Это ж надо додуматься, пролезть в фамильный храм и отвлечь вдову великого Эгмонта от молитв ради такой мелочи, как дочь! Можно было отступить, шагнуть в спасительную пыль и вернуться к себе, позабыв о данном под собачий вой обете. Мирабелла ничего не заметит и никого не простит…
