Юрий Никитин - Истребивший магию
— Разве это одно и то же? Я давно не ворую, если ты это имел в виду.
— Не это, — возразил Олег. Он бросил быстрый взгляд на удивленную донельзя Барвинок. — Закрой рот, ворона влетит… Нет, это не тебе. Воруешь ты или гадаешь — это все равно. Может быть, воровать — честнее, чем вот так… Там хоть без обмана, человек сразу же начинает работать больше, чтобы вернуть потерянное, а тут… развешивают уши и ждут незаслуженного счастья с неба.
Гадальщик тоже бросил взгляд на Барвинок, стоит ли говорить при женщине, но волхв, похоже, ей доверяет, и сказал с натянутой улыбкой:
— Ты же умный человек, ну как такой простой вещи не понимаешь…
— Какой?
— Люди, — сказал гадальщик, — по природе своей — твари ленивые и тупые, хотя все считают себя хитрыми. И чем тварь тупее, тем больше на себя берет! Царями готова командовать, чтобы научить их, как жить… Но сами верят в то, что можно предсказать будущее. В предначертанность, в пророчества, в избранность, и, конечно, все мечтают быть избранными.
Говорил он правильно, даже по-книжному, совсем не так, как обычно разговаривают бродячие гадальщики, люди хитрые, но недалекие. Она быстро переводила взгляд с Олега на него и обратно, стараясь уловить, что же между ними было и что произошло, почему волхв настолько враждебен, а гадальщик лишь выглядит спокойным, но она чувствует его сильнейший страх.
— Верят, — согласился Олег, — пока что. Но когда-то перестанут. Мы должны приближать это время, а не потакать слабым и неумным.
Гадальщик покачал головой.
— Не перестанут.
— Не сегодня, — согласился Олег, — но когда-то?
— Никогда не перестанут, — возразил гадальщик. Она видела, что он боится спорить с Олегом, однако и соглашаться не позволяет гордость. — Люди не меняются, Богоборец.
— Сами нет, — сказал Олег, — но их можно менять.
— Пока что это никому не удавалось, — сказал гадальщик. — И не удастся.
— Их нужно просвещать, — сказал Олег, — а не наживаться на их невежестве.
— Они сами жаждут быть в невежестве, — возразил гадальщик. — Грамотных не любят, сам знаешь. Зато красивую дурость всегда предпочтут правде. Любую правду затопчут, когда к красивой брехне бросятся.
— Когда-то перестанут бросаться.
— Никогда, — заверил гадальщик.
— Так и останутся идиотами?
Гадальщик посмотрел почти с сожалением:
— Где ты видел, чтобы люди поступали по уму? Ими всеми двигают страсти, страстишки, заблуждения, суеверия, желания, хотения. Что твоя магия дает? Счастье?.. А моя обещает о-о-о-о-громное счастье. Такое огромное, что ни в одни ворота не влезет.
Олег бросил резко:
— Но моя в самом деле дает!
— Ну и что? А моя намного больше… обещает. И человек пойдет за моей, потому что вера в чудо лежит в нашей природе. Каждый хочет без труда вытащить рыбку из пруда. В этом твое поражение, Олег. Ты всегда ставил на разум человека, но человек — тварь неразумная. И разумных поступков от него ждать — что козла доить.
Олег развел руками:
— Другого человечества у нас нет. Я предпочитаю тащить и подпинывать хоть такое, чем махнуть рукой и жить, пользуясь его дуростью.
Гадальщик, как видела Барвинок, настолько чувствовал себя правым, что перестал страшиться волхва, хотя Барвинок не понимала, почему его вообще следует бояться.
Олег покачал головой:
— Прощай. Рано ты сдался.
Барвинок все-таки уловила вздох облегчения со стороны гадальщика, когда они пошли прочь.
Глава 6
На соседнем перекрестке народ толпился возле наперсточника. Барвинок с детства знала эту игру: под один из трех наперстков кладется горошина, нужно быстро так подвигать наперстки, меняя местами, чтобы запутать наблюдающих.
В нее играют во дворах, в доме, на улицах, а самые ловкие сделали это работой: кто угадает — получает монету, кто не угадывает — отдает две.
Казалось бы, невыгодно, но все так уверены, что угадают, что снова и снова вступают в игру, тем более что у профессионалов-наперсточников правило: менять местами наперстки не больше трех раз. Ну как не запомнить, где горошина!
Олег посмотрел брезгливо как на самого наперсточника, так и на галдящих возбужденно людей, потные и с горящими глазами, сжимают в ладонях монеты, делают ставки, орут, толкаются…
Барвинок посмотрела на них, на волхва, спросила воинственно:
— И здесь тебе не так?
Он пробормотал задумчиво:
— Войну, что ли, затеять?.. Враз эта дурь вылетит… Или саранчу напустить…
— Ты что? — вскрикнула Барвинок. — О чем ты?
— Да клин клином, — ответил Олег. — Жаль, иное лекарство горше самой болезни.
— Ты их ненавидишь, — определила Барвинок. — Я же вижу. Откуда в тебе столько злости? Лучше бы орал и ругался. Несешь в себе океан злобы… Смотри не споткнись! А то выльется, отравит полмира… Это же просто люди, нормальные, не преступники…
— Они могут стать лучше, — отрезал Олег.
— Могут, — согласилась она. — И что?
— Значит, — сказал он еще резче, — должны!
Она вздохнула и возвела очи к небу.
— Скажи, — спросила она неожиданно, — ты готов их убить всех?
Он посмотрел на нее в некотором удивлении:
— А этих за что?
— За то же самое, — сказала она. Увидев, что волхв не понял, сказала терпеливо: — Они верят в удачу! Они жаждут чуда… ну не чуда, а того, что именно вот он угадает, под каким наперстком горошина, и сразу станет богатым. Они хотят получить, как и все люди жаждут, много и сразу… не истязая себя тяжким и долгим трудом.
Они уже прошли мимо, но Олег остановился, оглянулся. На лице проступило суровое выражение, а она, испугавшись, что странный человек в самом деле послушается ее подсказки, с силой потянула его за рукав.
— Пойдем-пойдем, здесь ничего интересного!
Он пошел нехотя, но еще дважды оглянулся, и она видела, что его мысли заняты наперсточником и толпой вокруг него.
Несмотря на вечер, торговые лавки все открыты, Олег прошел мимо целого ряда, лицо становилось строже и серьезнее, Барвинок с жалостью видела, как в зеленых, как молодая трава, глазах растет тоска. На него заглядываются все женщины, от подростков до зрелых матрон, другой бы шел петухом, горделиво и хвастливо поглядывал бы по сторонам и выбирал самых лакомых для утех, а этот даже непонятно о чем думает.
— Богатый базар, — заметила она громко. — Как думаешь, в других городах есть что-то подобное?
— К сожалению, — буркнул он.
Она переспросила:
— Что к сожалению? Есть или нет?
— Есть, — сказал он тоскливо и пояснил тяжеловесно: — Если бы только в этом городе! Тогда можно бы залить огнем с неба… или опустить на дно озера, чтоб никто не выбрался…
