Дем Михайлов - Судьба клана
Я начинаю ненавидеть цифру пять…
На секунду задержавшись, я спустился к озеру, зачерпнул полную пригоршню воды и осторожно отхлебнул. Перед глазами полыхнуло пронзительным розовым светом, перешедшим в мягкое пульсирующее свечение, в ушах раздался до невероятности томный женский голос: «А-а-ах… любовь… любовь…»
— У! — выдал я, поспешно отпрыгивая от коварного озерца обратно на дорогу. — Ой!
Вы получили девяностошестичасовой положительный эффект «Аура любви!»
Ваша сексуальная притягательность резко усилилась, и практически ни одна девушка не сможет перед ней устоять!
Дополнительная информация: данный эффект не воздействует на других игроков.
— Что там?
— Да как всегда, — передернул я плечами, вновь пристраиваясь за плечом Киры. — Любовь…
Бедные рыбки и ракушки… они же в этой водичке постоянно живут.
Второй раз мы ненадолго задержались, когда ведущая нас вперед дорожка вильнула к уютной полянке с небольшим ладным домиком. Ничего особого. Двухскатная островерхая черепичная крыша, несколько окон с резными наличниками, приветливо распахнутая дверь словно приглашает зайти внутрь. И вертикальный столп искрящегося света, падающий с небес на поляну, настолько яркий, что заметен даже солнечным днем.
Послышался топот шагов, из дома один за другим выскочили три ребенка и моментально устроили чехарду, взбивая пыль босыми ногами. Вот только играли они в полной тишине, никакого веселого гвалта, что и не удивительно — нам было достаточно заглянуть в их лица, чтобы понять причину такой несвойственной детям тишины. Потому как лиц не было вовсе. Абсолютно ровный белесый овал на месте лица, без малейших признаков носа, глаз или рта.
Дожидаться родителей мы не стали, а когда отошли шагов на двадцать в сторону, я обнаружил, что в руке крепко сжат боевой свиток с «алмазными шипами». И я не помнил, как вытаскивал его. А когда мельком оглянулся, увидел показавшуюся на крыльце огромную широкоплечую фигуру, занявшую собой весь дверной проем.
— Я не знаю, кто создавал эту локацию, но он был явно ненормален, — пробормотал я, убирая свиток обратно в один из карманов куртки. — Больной на всю голову, поди. Нарисовал ужасов.
— О чем ты, Рос? Здесь еще цветочки. Ты что, не бывал на Преддверье Тьмы или у Гхваннаморского Провала? А чего стоит подземелье Дандрог? Вот где ужасы!
— Не был. Это же рейдовые локации, туда одиночка не сунется. А чтобы попасть в Дандрог, нужен специальный ключ, который фиг где достанешь.
— Они на аукционе всегда есть. Я там брала.
— Есть, — кивнул я и сменил тему, не желая напоминать богатой девочке, что на аукционе ключ стоит несколько сотен баксов. — Туман совсем близко: Это и есть начало локации безумия?
— Должно быть.
— Кстати, я вот что вспомнил, Кира, — встрепенулся я и состряпал удивленную физиономию. — Помнишь, ты сказала, что локация наполнена безумием сошедшей с ума женщины, подло преданной своим возлюбленным? Это как? А в Яслях ты говорила, что Мирта пала в бою, а Грим не сумел ее защитить. Он что, бежал с поля боя, бросив свою возлюбленную?
— Сказала. Говорила, — механическим голосом ответила Кира. — Рос, не начинай опять. Обещал же не расспрашивать.
— Еще одна запретная тема, — горько посетовал я. — Ладно, замнем. Давай я тебе лучше анекдот расскажу! Идет, значит, новичок по Яслям и вдруг слышит зловещий презловещий голос из темного переулка: «Эй, парниша, подойди-ка сюда…»
— Да нет в Яслях темных переулков!
— Ты слушай! Это же анекдот! Ну новичок подумал-подумал и потихоньку так, полегоньку…
Мы шли по цветочному… полю? Сомневаюсь, что к растянувшейся на огромную площадь цветочной вакханалии вообще можно подыскать подходящее название. Цветы всех возможных расцветок и форм покрывали окружающее пространство, насколько хватало взгляда. Практически ровная местность с редкими и невысокими земляными буграми, густо заросшими все теми же цветами, от которых уже рябило в глазах. Не локация, а мечта садовода. Единственной отрадой моего блуждающего взгляда была медленно надвигающаяся серо-белая стена тумана.
Разговор постепенно выдыхался, превращаясь в редкие диалоги, затем в короткие фразы, отдельные слова и наконец полностью прекратился. Кира окончательно замкнулась в себе, смотря только вперед и изредка теребя висящий на шее перламутровый камень, не доставая, впрочем, его из-за ворота кольчуги. Как я ни старался и ни ерничал, расшевелить девушку мне не удалось, и спустя некоторое время я пожал плечами, признавая свое полное поражение. На мой скромный взгляд, в их клане слишком серьезно относятся к подобным вещам. Если нет хотя бы толики веселья, то зачем вообще заходить в игру?
В любом случае последние километры и метры мы проделали в полном молчании и среди мерцающих облаков цветочной пыльцы. Как бы то ни было, вскоре наш молчаливый марафон закончился у четко различимой границы, радостно прыгнувшей нам навстречу и неохотно отхлынувшей назад, заставляя меня нервно сглотнуть. Потому что граница на самом деле не стояла на месте. Рубиконом между любовью и безумием являлась мерно и мерзко пульсирующая стена белесого тумана, уходящая высоко в небо и одним своим видом словно говорящая — меня не перепрыгнуть, меня не обойти. В довершение всего до моих ушей доносились отчетливые звуки бьющегося сердца. Нет, не моего — звук доносился от стены тумана. И этот ритм… не ровный и отчетливый звук погруженного в спокойствие сердца, а резкий, рваный и захлебывающийся стук, словно владелец этого сердца куда-то бежал, либо с кем-то сражался, либо же умирал… доживал последние мгновения своей жизни.
Где-то на каждом десятом пульсирующем ударе стена тумана резко подавалась вперед, вклиниваясь на территорию цветочного поля, и вновь откатывалась назад, оставляя после себя широкую серую полосу на месте недавнего пышного дикоцветья. Ссохшиеся цветочные стебли, склоненные к земле увядшие бутоны, скрюченные в растительной агонии листья и медленно оседающая на землю пыль, больше похожая на мелкий пепел. Проходил крошечный миг, налетал порывистый ветерок, казалось, безвозвратно погибшие растения начинали зеленеть и наливаться цветом, стебли выпрямлялись, бутоны вновь разворачивались к солнцу и раскрывались…
— Вот это да-а-а… — завороженно протянула Кира, глядя, как «оживают» растения после очередного отката туманной волны.
— Ты мне ничего не хочешь рассказать? — без особой надежды поинтересовался я, вглядываясь в клубящееся марево. — Что это за гадость такая?
— Понятия не имею, Рос, — ответила Кира, и, взглянув ей в глаза, я поверил — говорила девушка искренне. — Во всех книгах, где нашлось упоминание об этой квестовой зоне, просто перечислялось: ярость, скорбь, любовь и безумие. И короткие стишки. Тебе их повторить?
— Нет, спасибо, — отказался я. — На всю жизнь их запомнил. Знаешь, Кира…
— Что?
— Так и хочется развернуться и, послав Гошу как можно дальше, вжать «выход», — признался я. — И к черту оставшиеся деньги. Устал и вымотался как собака, а тут еще такие вот страшненькие явления природы.
— Значит, дальше не пойдешь? — поинтересовалась Кира, и я невольно опешил — а где потрясания кулаками, напоминания о данном обещании и призывы не сдаваться?
— Да нет… пойду, куда ж я денусь, — вздохнул я. — Постой здесь, а я устрою вылазку, гляну, как там в безумии живется.
Ступив вперед, я оказался в двух шагах от наполненной туманными завихрениями стены и остановился. Выждал несколько гулких ударов невидимого сердца и с трудом удержал глаза открытыми, когда вздрогнувшая стена мягко колыхнулась в мою сторону. Щупальца тумана жадно схватили меня в свои объятия, в уши ввинтилось едва слышное неразборчивое бормотание, в котором проскальзывали скулящие нотки. Непрозрачное марево клубилось перед глазами не дольше мига, затем рывком исчезло, словно бы растворившись, я отчетливо увидел следующую зону.
Внешне локация безумия напоминала собой потухший ад. Или лесистую местность после недавнего пожара. Но при этом пожаре горели не только растения, но и земля вместе с небесами. Прозрачное голубое небо бесследно исчезло, сменившись бесконечными серыми тучами с черными подпалинами на мохнатых боках. Черная земля редкими язвами проглядывает сквозь покрывающую все толстую подушку пепла, из которого торчат изломанные спички обгоревших деревьев и нечто вроде гигантских костей, густо покрытых черной сажей. Воздух наполнен мельтешащими крупинками пепла, кружащимися в бесконечном танце. И разлаженным церковным органом в ушах звучит дикая какофония звуков. Я отчетливо различал скулящее бормотание, надрывные всхлипы, тоненькие вскрики, хриплые стоны и частые короткие вздохи агонии. А поверх всего затухающие и снова усиливающиеся заунывные звуки расстроенной скрипки или похожего инструмента.
