Марианна Алферова - Небесная тропа
Теперь стало очевидно, что в небе над старым городом прочерчен огромный круг, как некий ореол святости. И центр этого круга где-то в районе Исаакия. Круг, парящий в небе, что-то напоминал Танчо. Но что?! Господи, так ведь это ее проект! ЕЕ монорельс, по которому несется скоростной трамвай на магнитной подушке!
Танчо стояла, молитвенно стиснув руки, и смотрела на синее кольцо, парящее в небе. Что это? Откуда? Почему? Ни на один вопрос она не знала ответа. Но никогда она не чувствовала себя счастливее. Из глаз ее сами собой катились слезы. Остановившийся рядом старик поправил на макушке белую соломенную шляпу, вздохнул:
– Ну надо же, что придумали! – и зашагал дальше.
Это был первый из всех встречных, кто увидел небесную дорогу. Вновь появился трамвай. Он мчался по монорельсу в обратную сторону, и это удивило Танчо: ведь кольцо только одно, и два встречных вагона непременно столкнутся. Но где-то над Васильевским островом трамвай растворился в бледной синеве, и тут же в обратном направлении по монорельсу полетел другой вагон – этакая старинная развалюха, похожая на ящик на колесах. Танчо побежала, расталкивая прохожих и пытаясь догнать трамвай. Теперь она видела, что монорельс состоит из двух кругов. Один нимбом повис над старым городом, второй петлей охватывал золотой шлем Исаакия. Обе окружности соединялись над синими куполами Троицкого собора.
– Хотела бы я знать, как садиться в этот транспорт, – пробормотала Танчо.
И показалось ей в ту минуту, что отделилась от трамвая серебристая человеческая фигурка. Огромные неподвижно раскинутые крылья удерживали ее от стремительного падения. Человек парил, медленно опускаясь вниз, и солнце сверкало серебром на его крыльях. Танчо не могла оторвать глаз от странного видения. Наконец летун скрылся за домами, и тогда Танчо усомнилась – видела ли она его в самом деле.
Светка тем временем тоже была вся в раздумьях: как ей сладить с этой дурехой? Поначалу она планировала затащить Танчо к себе домой и звякнуть Сержу. Теперь она склонялась к мысли вырвать сумку с чудесной коробкой и удрать. Видать, штука эта стоящая, раз Фарн, не задумываясь, замочил из-за нее столько народу! Грех упускать добычу.
Светка смерила Танчо оценивающим взглядом. Рост хоть и высок, да девка щуплая. И, уверенная в победе, Светка уцепилась за Танину сумку. Но даже рвануть ее на себя не успела: ладони обожгло, будто огнем. С визгом Светка отскочила.
– Что случилось? – повернулась к ней Танчо.
Светка в ужасе смотрела на свои руки: на каждой вспухло по огромному волдырю, будто Светка держала на ладонях по наполненному водой презервативу.
– Ведьма! – завыла Светка. – Что же ты наделала, стерва!
Танчо в недоумении протянула руку и хотела дотронуться до Светкиной ладони, все еще не понимая, что такое держит та на руке.
– Лапы убери! – Светка в ужасе отшатнулась. – Я тебе… тебе…
Она повернулась и, выставив вперед изувеченные ладони, побежала по набережной – неведомо куда, лишь бы подальше от этой сумасшедшей девчонки, от ее проклятой сумочки и дурацкой коробки. Пусть Фарн сам с нею разбирается, пусть раздавит ее, как муху, за то, что она со Светкиными руками учудила.
Господи, как же больно! Будто на каждой ладони по раскаленному утюгу! Люди добрые, помогите, поглядите только, что проклятые богатеи творят с бедным людом! Живьем сжигают!
Глава 2
ЭРик медленно поднимался по лестнице. Дверь наверху, в квартиру, была открыта, полоса красноватого дрожащего света падала на стену.
– Послушайте, Матвей, лучше через черный ход, – проговорил взволнованный мужской голос.
– Да уж, конечно, через черный, – отвечал второй голос, тоже мужской, низкий, рокочущий.
«У покойного Кошелька был точь-в-точь такой бас», – подумал ЭРик.
– Без нужды не рискуйте.
– Да нету же никакого риска, Станислав Николаевич, – рокотал в ответ Матвей. – На мою преданность можете положиться. Неужто сомневаетесь?
ЭРик наконец добрался до четвертого этажа и остановился. Вход с черной лестницы, как и полагалось, вел на кухню. Дверь была приоткрыта, и в проеме ЭРик разглядел коренастого бородатого дворника, держащего в руках узел с вещами. Дворник разговаривал с высоким светловолосым человеком лет тридцати пяти. Тонкие черты лица, рыжеватая полоска усов, высокий, начинающий лысеть лоб – нет сомнения, фотографию этого человека ЭРик видел в старом альбоме.
– Станислав Николаевич! – окликнул юноша деда.
Тот вздрогнул и повернулся, окинул подозрительным взглядом.
– Мне надо с вами поговорить. Наедине. – ЭРик попытался изобразить доброжелательную улыбку.
Он тут же будто увидел себя со стороны – неуклюжий, неловкий, невоспитанный плебей, лезущий, как тысячи, как миллионы точно таких же серых тварей, из подвала в апартаменты на гребне мутной бунтарской волны.
– Соблаговолите представиться, сударь.
Свет керосиновой лампы падал сбоку, и красноватый отблеск рдел на щеке штабс-капитана, высвечивая тонкие, чуть подрагивающие ноздри. Пожалуй, таких лиц нигде теперь не увидишь, даже в кино. Тонкая, как лезвие ножа, линия носа, высокий лоб, волевой и в то же время изящный подбородок. Но прежде всего глаза, их выражение – ум, лукавство, ирония и гордость одновременно. Правда, в последнее время добавилась еще и тревога. ЭРик не отрываясь смотрел на штабс-капитана.
– Я вас слушаю, – нетерпеливо сказал Крутицкий.
– ЭРик Крутицкий. – Юноша изобразил нечто вроде поклона.
– Однофамилец? – Штабс-капитан окинул гостя недоверчивым взглядом.
– Родственник.
– ЭРик? А по батюшке?
– ЭРик Сергеевич.
Штабс-капитан отрицательно покачал головой:
– Что-то я не припомню среди своих родственников…
– Это неважно. Я хочу поговорить с вами про Перунов глаз.
Лицо Крутицкого исказилось так, будто невидимая рука попыталась содрать с него живьем кожу. Даже в неверном свете керосиновой лампы ЭРик видел, как заблестели на лбу деда капельки пота. В глаза же ему ЭРик просто не посмел заглянуть.
– Я сейчас все объясню!
От звука его голоса штабс-капитан опомнился.
– Пройдемте со мной, – сказал он поспешно и указал на дверь, ведущую внутрь квартиры, которую до этого сам же и прикрыл.
– Станислав Николаевич, так я повез вещи? – напомнил о себе Матвей, стоявший на протяжении всего этого странного разговора возле выхода на черную лестницу.
– Везите, голубчик, конечно, везите.
Штабс-капитан поправил накинутый на плечи пиджак и направился в глубь квартиры. При каждом шаге он сильно хромал – левая нога его почти не гнулась. ЭРик даже в полутьме заметил беспорядок, царящий в квартире, как будто не только люди, но и вещи пришли в смятение от предстоящих перемен. Штабс-капитан провел гостя в квадратную комнату, заставленную вдоль стен высокими шкафами, набитыми книгами. Дубовые панели под потолком образовывали резной шатер. Сверху на цепочках спускалась люстра с бронзовыми драконами. Впрочем, сейчас она не горела. Штабс-капитан поставил на стал подсвечник с изрядно оплывшей свечой.
