Теренс Уайт - Хозяин
— Сэр.
— Вы говорили о Наполеоне.
— Да, сэр.
— Позвольте напомнить вам еще один афоризм, походя брошенный этим великим человеком. «Мне хорошо известно, — сказал он, — что в наши дни для того, чтобы править людьми, требуется железная палка. Необходимо, чтобы правитель разглагольствовал о свободе, равенстве, справедливости и при этом не даровал ни единой свободы. Я ручаюсь за то, что людей можно с легкостью угнетать… и они… совершенно не будут испытывать недовольства.»
— Да, сэр.
— Совершенно не будут испытывать недовольства, мистер Фринтон.
— Да.
— Все это — для их же блага.
— Да.
— Повторите.
— Все это — для их же блага.
— Вы убеждены в том, что лучше меня никто не сумеет обеспечить благополучие человечества.
— Я убежден.
— В таком случае, давайте разрешим ситуацию за минимальное число ходов. «Пусть вора ловит вор.»
— Да, сэр.
— Вы по собственной воле вызываетесь стать тюремщиком при этом опасном молодом человеке, чья свобода угрожает нашим приготовлениям. Вы отведете его вместе с сестрой в больничную палату и останетесь там при них в качестве сторожа — вплоть до дальнейших распоряжений. Палату никому не покидать.
— Вызываюсь.
— Спасибо, мистер Фринтон. Можете идти.
Безмолвная процессия злоумышленников уже выходила в отворенную дверь, когда он окликнул их.
— По пути загляните к негру и скажите, чтобы он приносил вам еду. Да верните ему химикаты.
И глядя, как майор авиации подбирает с полу пузырек с цианистым калием, Хозяин повторил тоном, который можно было бы счесть ироническим:
— Не потратишься, не спохватишься.
Они вышли, закрыв за собою дверь.
Хозяин повернулся к мистеру Бленкинсопу.
В опустевшей теперь комнате, где слышалось лишь тиканье часов, под голой лампочкой молча стояли двое мужчин.
Странно, но перед тем, как они покинули комнату, мистер Бленкинсоп снял халат и аккуратно повесил его на один из колышков, рядом с дождевиком мистера Фринтона. Ему не хотелось, чтобы такая красивая вышивка тоже погибла.
Глава тридцатая
Операция «Новый Хозяин»
Когда закончилась сборка последнего из вибраторов, их установили, направив во внешний мир, и включили все разом, — и одним из первых результатов этого оказалась гибель чудесных птиц Роколла. Олуши плавали в море, раскинув крылья и спрятав головы под воду, — дюжины белых крестов с зачерненными концами крыльев, мягко взлетающих и спадающих вместе с волной. Всплыла на поверхность, брюхом кверху, и рыба, покрыв там и сям воду серебристым волнующимся ковром.
Авиалайнер, летевший в Гандер по большому кругу и примерно в тридцати милях от острова застигнутый ударом вибраторов, описав великолепную дугу, рухнул в море с высоты в двадцать тысяч футов и, выбросив в небо фонтан, ушел на дно, окруженный мертвыми китами, будто айсберг, исчезнувший вдали. Хвостовая часть, благодаря запертому в ней воздуху, снова потом всплыла и еще долгое время качалась на волнах в обществе прочих чудищ.
Вышли из строя суда рыболовных флотилий, ходивших между Ирландией, Фарерами, Гебридами и Малин-Хед. Суда дрейфовали, команды их страшно мучились. В том же районе океана в разной степени — в зависимости от близости их к Роколлу — пострадали еще восемь кораблей. С греческого судна попрыгали за борт все пассажиры, но как это ни удивительно, всех их, бьющихся в истерике, втащили обратно на борт и никто не расстался с жизнью.
По трансатлантическому кабелю перестали проходить сообщения, местные радиостанции забивало помехами, а в довольно далеко отстоящем от острова Манчестере полностью провалились международные состязания почтовых голубей, причем потерялись все до единой птицы.
Люди, оказавшиеся в круге, проходившем (говоря довольно условно) через Рейкьявик, Эдинбург и Дублин, жаловались на сильные головные боли, перебои в сердце, ларингиты и воспаления уха, горла и носа. Тех, что жили в портах западного побережья Шотландии и Ирландии, а с ними и жителей Исландии, терзала звенящая нота, которая, как им казалось, изгибалась дугою по небу и приходила со всех направлений сразу. Одни описывали ее как подобие колокольного звона, другие — как вой воздушной сирены. Они никак не могли согласиться в том, является ли она переливистой или пронзительной, высокой или низкой, или скорее похожа на звук, рождающийся, когда проводишь пальцем по ободу тонкого стакана. На самом деле, то была смесь многих тонов, набиравшая, пронизывая пространство, мощь и на низких, и на высоких частотах, и то, что человек слышал, зависело от того, как он слушает. Многие из этих частот были вообще недоступны для уха.
Вскоре начали сдавать и средства массовой информации. Репортеры, оказавшиеся достаточно близко, чтобы услышать упомянутый звон, не могли передать его описание по телефону, поскольку телефоны вышли из строя, а общий распад механизмов и тошнотное состояние тех, кто их обслуживал, привели к тому, что перестали выходить и газеты.
Металл, казалось, страдал сильнее, чем плоть.
Твердые материалы портились быстрее упругих, так что живому существу приходилось не так тяжко, как куску дерева, а кусок дерева справлялся с бедой лучше куска железа.
Совсем как во время смога, возрос уровень смертности среди людей очень старых, очень юных и тех, кто уже был болен.
Отмечались и разного рода мелкие странности. Молоко, как водится, скисло, а весьма распространенный сорт мебельного лака внезапно окрасил всю мебель в зеленые тона. Те, у кого в зубах стояли металлические пломбы, мучились зубной болью, поступило также несколько сообщений о людях, во рту которых зазвучали вдруг передачи дальних радиостанций. Басы в передаваемых по радио операх запели альтами. Принялись роиться пчелы. Оживились змеи и летучие мыши. Раньше времени зацвели поздние хризантемы.
Воздействие вибраторов на людей, страдающих разного рода болезнями, не обязательно было дурным. Обладатели невритов, туберкулеза и расстройств печени почувствовали себя гораздо лучше. Заключенные в тюрьмах и безумцы в сумасшедших домах обнаружили склонность к налетающему всплесками насилию, — но те из сумасшедших, что разгуливали на свободе, как, скажем ораторы Гайд-парка, обрели сдержанность и прекратили свои выступления перед публикой.
Бостон расположен от Роколла на 800 миль дальше, чем Москва. Круговой зоне объявленного Хозяином ультиматума, каковую он собирался расширять каждый день на две сотни миль, предстояло, прежде чем она достигнет Чикаго, отхватить изрядный кусок России. Тем временем, еще до того, как эта зона коснется двух величайших держав мира, большая часть Европы — от Нарвика до Неаполя и Гибралтара — окажется, в виде назидания и угрозы, парализованной, и от Глазго до Корка погибнет немало людей.
